В волчьей шкуре

Ещё в детстве Аллен попал в плен и был продан в рабство, после чего его стали звать Текка. Он был красив, своими пепельными волосами Аллен очаровывал людей будучи ещё дитём. Когда он немного подрос, его хозяин, кузнец, возлег с ним в ложе. Будучи тринадцатилетним мальчиком Аллен Уолкер проклял свою красоту, взял из горна кусок раскалённого железа и приложил к лицу, запечатлев на нём уродливый шрам. Кузнец пришёл в бешенство от самовольности своего раба. Он попытался избить его, однако у него не получилось, по непонятным причинам кузнец не смог поднять руку на Текка. Ему хотелось обнять Аллена, поцеловать, пригладить пепельные волосы, однако он понимал, что мальчик к нему не подойдёт по доброй воле и близко к себе не подпустит. Всё то время, что кузнец держал его у себя, он был уверен, что между ними есть какая-то связь, - будто, несмотря на все слезы и протесты, на постоянно надутые губы, мальчик питает к нему какие-то чувства, словно для него хозяин значит что-то большее. Теперь же на лице Текка были запечатлены все его преступления, и, будучи трусом, кузнец не смог вынести такого зрелища у себя в доме. Поэтому он просто отвел мальчишку на рынок. Хотя в голове у Аллена мутилось от боли, он запомнил то место, где его поставили: рядом с козами и свиньями, среди навоза и вони, чтобы посторонние люди ощупывали, рассматривали его и назначали цену. - Возьмем этого, - сказала жена крестьянина, которую в сумерках можно было принять за вставшую на задние копытца свинью. - Вот этот, как мне кажется, подойдет. Крестьянин, который, несмотря на преклонные годы, так и не нажил ума и не утратил похотливости, пришел в восторг. Если развернуть товар правым боком, то он сможет насладиться редкой красотой. Но в следующий миг он поглядел на тот самый глаз и понял, что это попросту невозможно. Ему стало не по себе от собственных развратных мыслей, и он проникся состраданием к Аллену. - Да, - кивнул крестьянин. - Думаю, из него выйдет отличная прислуга. Чета спросила как зовут мальчишку, и тогда он сказал имя, данное ему при рождении, - Аллен Уолкер. Жена крестьянина выбрала этого ребёнка исключительно из-за чудовищного ожога, опасаясь, что муж окончательно перестанет обращать на нее внимание, если в доме появится хорошенькая служанка или невинный слуга. Однако она понимала, что не ожог отпугивает мужчин, потому что мужчина, охваченный вожделением, - животное, которого не смутит никакое уродство. Дело было в налитом кровью глазе, который как будто пронизывал тебя насквозь, выставляя напоказ все твои грехи, - вот он-то и заставит мужа держаться подальше. Ни один мужчина, решила крестьянка, не в силах заглянуть в этот глаз без того, чтобы сейчас же понять: за прегрешения обязательно последует наказание. Крестьянка оказалась знахаркой, она всячески ухаживала за своей прислугой: делала компрессы из живокоста* и дикой ромашки, постоянно меняла повязки. Женщина не имела собственных детей, поэтому к купленному мальчику относилась с материнским трепетом, расчёсывала ему мягкие пряди волос, сшила приличную одежду и даже выделила кровать. Аллен был счастлив, ему нравилось в этом маленьком крестьянском домишке. И он поклялся, что больше никогда не будет спать с кем-бы то ни было, и не спал, пока ему не исполнилось семнадцать лет. В день, когда уже похорошевший парень, коим и являлся Аллен, решил нарушить данное себе слово, к ним зашел сосед и предупредил, что, как ни странно, в окрестностях появился волк. И зарезал у него ночью три овцы. В местности, где маленькие хозяйства стояли вплотную друг к другу, волки встречались нечасто - их отпугивало скопление людей. Поэтому окрестные жители и не знали толком, как бороться с этими хищниками. Аллен, крестьянин и его жена загнали всю свою живность в сарай рядом со свинарником и принялись дожидаться наступления ночи, держа наготове собак и копье. Если ты не опытный охотник, попробовать справиться с волком можно двумя способами. Зажечь все факелы и петь песни в надежде, что шум и свет отпугнут зверя. Или же устроить засаду, метнуть в волка копье и убить. Ни тот ни другой способ не дает результата, однако человек успокаивает себя мыслью, что все-таки не бездействует. Если громко петь, волк просто убежит и вернется на следующую ночь. Если сидеть в засаде, волк все равно тебя пересидит: в конце концов ты утомишься и заснешь. Чтобы поймать волка, надо ставить капканы, а этого крестьяне не умеют. Хозяин предпочел бы лечь спать, ему хотелось побыстрее покончить с этим делом, поэтому приказал женщине и слабому Аллену сидеть тихо. Однако он сам не мог сидеть тихо, так сильно на него подействовала тяжесть копья в руке. Мужчины, которым не доводилось сражаться, обожают оружие. Им нравится сжимать его в руках, оценивать, насколько хорошо оно сбалансировано, размышлять о том, какие беды оно способно причинить, если они вдруг пустят его в ход. В каждом трусе таится убийца, который только и ждет удачного стечения обстоятельств, чтобы вырваться на свободу, не опасаясь возмездия. Крестьянин принадлежал именно к такому типу мужчин; он сидел, наслаждаясь теплой ночью и раздуваясь от важности из-за копья в руке, и болтал языком, не в силах исполнить собственный приказ. - Когда я был мальчишкой, говорили, что никто не умеет метать копье лучше меня. Жена его закатила глаза, потому что слышала эту историю уже тысячу раз - крестьянин обязательно рассказывал ее, когда напивался. - Ты вроде велел, чтобы мы сидели молча и ждали волка, - проворчала она. - Я всего лишь хочу сказать, - продолжал крестьянин, - что если бы я родился в знатной семье, из меня получился бы прекрасный воин. Еще в детстве меня тянуло к оружию. Однажды сам Эрл** заметил меня и сказал, что был бы счастлив, если бы хотя бы половина его воинов стреляла из лука так, как я. Я был очень даже… Крестьянин замолчал, не договорив свою знаменитую историю. Между деревьями рядом с домом как будто зажглись два громадных глаза, принадлежащих не волку, а какому-то демону из ада. Хозяин тут же спрятался за, совсем не мужественной, спиной Аллена. Аллен же, повидав в своей жизни кое-что пострашнее волка, даже не вздрогнул. - Это не простой волк, - сказала хозяйка. - Бей в набат! - велел крестьянин. - Беги за подмогой! - Сам беги, - возразила его жена, - ты же мужчина. - Если я сдвинусь с места, он меня заметит, - прошипел крестьянин. - А если сдвинусь я, он заметит меня, - ответила жена. - Я обрабатываю землю. Кто будет кормить несчастного Аллена? - возмутился крестьянин. - Я позову на помощь, - сказал юноша. - Поздно. Волк уже среди вас, - прозвучал у них в ушах чей-то голос. Все трое оглянулись, но сначала никого не увидели. И вдруг рядом появился молодой человек лет двадцати, такой яркий и сияющий в свете звезд, что они удивились, как же не заметили его раньше. Он был поразительно красив, гибкий и длинноногий. Казалось, будто он притягивает к себе лунный свет, и от каждого движения мышц этот серебристый свет идет рябью, словно вода. Сначала им даже показалось вполне естественным, что пришелец почти голый. На молодом человеке не было ничего, кроме огромной окровавленной волчьей шкуры, наброшенной на плечи, и он небрежно придерживал рукой задние лапы волка, почти не закрывая срам. Волосы у него были иссиня-чёрного цвета, и, словно водопадом, спускались до уровня поясницы. - Клянусь стигматами Христовыми!*** - выпалил крестьянин. - Я из-за тебя чуть из собственной шкуры не выпрыгнул! - Ну я же вот выпрыгнул из своей, - заметил молодой человек, разводя в стороны волчьи лапы, которые прикрывали его ниже пояса, а затем снова прижимая их к себе. - Как ты смеешь появляться в таком виде перед моей женой? - возмутился крестьянин, который отличался редким благочестием, когда это требовалось ему самому. - Это не волк у тебя за спиной? - поинтересовался странный молодой человек. - Где? - ахнул крестьянин. - Господи, ну и глазищи! Крестьянин развернулся, чтобы бежать, но горящие зловещим огоньком глаза были впереди, в лесу, а странный, наводящий жуть юноша - за спиной. Ему некуда было бежать, и, так и не решив, что же делать с собственным телом, крестьянин просто шлепнулся на пол. - Нет, это не глаза, - сказал юноша, - это просто факелы, которые оставил какой-то добрый путник. Крестьянин, сощурившись, поглядел в темноту. Теперь он и сам ясно видел: это всего лишь горящие головни. - Так я и думал, - заявил он. - Огонь, - произнес серебристый молодой человек. - Вот лучший способ держать волка на расстоянии. - Он дошел до леса и вернулся с двумя горящими головнями. По дороге он успел завязать на поясе волчьи лапы, и шкура больше не спадала. - Я прикрыл того змея, который искушал Еву, - сообщил юноша. Затем поднял факелы повыше и оглядел крестьян. - Жмот хозяин, его жёнушка со свиным рыльцем. - Мужчина замолчал, как только встретился взглядом с Алленом. - А это, что за чарующая краса? Я совсем не удивлён, что ты, старик, испугался, увидев такое лицо. - Я не испугался, я просто нашёл подходящие укрытие и залёг в засаду! - Похоже, он лучше тебя знает, что волков отпугивает огонь, - продолжал молодой человек, придерживая Уолкера за подбородок и внимательно рассматривая ожог на его молочном лице. Аллен даже не поморщился от его слов, потому что насмешки людей ничего не значили для него. Юноша осторожно развернул прислугу к себе нетронутой половиной лица. - Такая красота - страшная сила, - продолжал он, - ибо от нее не оградит ни один щит, она сразит любого, даже самого могучего воина, как сразила тебя, старик. - Ты потешаешься надо мной, - сказал Аллен, будучи убеждённым в своей правоте, - но я даже рад, ведь это значит, что ты не захочешь дотронуться до меня. - Что ты, сударь! - возразил молодой человек. - Для меня ты прекраснее любой земной женщины! Ведь ты выхватил нить из рук норн**** и принялся сама наматывать на веретено. - Как ты красиво говоришь, господин! - сказал крестьянин. - Какая честь услышать похвалу из уст такого судьи! - поклонился молодой человек, придав своему голосу брезгливый тон. - Теперь ты и надо мной потешаешься! - возмутился крестьянин, который, как многие старики, предпочитал слышать только те слова, что касаются его непосредственно. - Да я однажды так метнул копье! И оно застряло в грязи будь здоров! - Не переживай, мамаша, - обратился незнакомец к хозяйке. - Над тобой я посмеюсь, как только закончу беседу с твоим муженьком, хотя, конечно, оставить в покое такой образчик будет нелегко. Считай, мамаша, тебе ничего не грозит, я никогда не наговорюсь с ним. - Откуда у тебя эта шкура? - спросил крестьянин, голова у которого шла кругом с момента появления странного незнакомца. Правда, до того он немного выпил, и именно этим оправдывал своё головокружение. - Я уничтожил ночного гостя, этого лесного бродягу, господина, покрытого шерстью, о крестьянин, повелитель навоза и раб зерна, о, мой ваятель дерьма! Однако волк сорвал с меня одежды, - сообщил незнакомец. - Ты не одолжишь мне свои, чтобы я мог прикрыть ту роскошь, которую священники величают срамом? - он сделал движение, как будто собирается скинуть с себя волчью шкуру, однако в последний миг остановился. - Если ты уничтожил волка, а я вижу, что так оно и есть, я одолжу тебе плащ, - пообещал старик. - У меня дома остался один, который служил мне верой и правдой много зим. - Мне больше нравится дорогой и новый, который сейчас на тебе, - заметил гость. - Он соткан самой умелой рукой, которая когда-либо держала челнок*****. - Его соткал я, - сказал Аллен, смущённый тем фактом, что ему приходилось выполнять женскую работу. - Я знаю, господин, - ответил незнакомец и низко поклонился. - Он не господин, а раб, - вставил крестьянин. - Слабак, раз держит шило в своих пальцах. - Он свободнее, чем ты когда-либо будешь, - возразил юноша. - И сильнее, чем любой воин конунга******. А теперь отдавай плащ, пока я не содрал с тебя кожу и не завернулся в нее! Слова незнакомца как будто прожгли крестьянину мозг. Ему показалось, что он жарится в подливе из собственного хвастовства, притворства и слабостей. И он сделал так, как ему велели. Залитый лунным светом молодой человек протянул руку Аллену, и тому, на мгновенье, показалось, что всё вокруг него засверкало маленькими искорками, малюсенькие серебристые шарики размером с маковое зернышко заблестели в мерцающей паутине. Юноша набросил на себя сотканный плащ, завернулся в него и запел: - Как пол-луны он совершенен, Но гибелью грозит луне. Погаснет солнце ровно в полдень, Ведь бродит волк уже во сне. Закончив петь молодой человек завёлся звонким смехом по никому непонятным причинам. Для прислуги крестьянина, смех звучал лучше обрядных мелодий деревенских девиц, и конечно же Аллен его подхватил. Он начал смеяться так, как смеются только дети: заливисто, высоко, запрокинув голову. Он смеялся так, как не смеялся никогда в своей жизни. И Уолкеру казалось, что он больше не прекратит смеяться. Но смех уважаемого господина резко смолк, отчего Аллен тоже стих. - Погляди, как прекрасна одежда, сотканная тобой, - сказал молодой человек. Он стоял перед ним, однако на нём был уже не плащ, который Аллен ткал вечерами: он превратился в накидку из перьев, которые, казалось, были и не перьями, а языками серебристого пламени или всполохами света. Свет заливал его и поднимал к небесам, вскоре юноша уже висел над землей, не касаясь поляны ногами. Крестьянина и его жены нигде не было видно. - Тебя никогда никто не любил, - произнес незнакомец. - Это правда, господин, - ответил слуга. - И до этого мгновения ты не знал, что можешь быть любимым, - продолжал он. - Не знал. - Я могу любить только тебя, - заявил он. - Кто захочет любить князей и героев, которые вечно воюют и убивают? - Мне не знакомы ни князья, ни герои. - Погоди, еще познакомишься, - сказал молодой человек. - Только они успеют до смерти тебе надоесть раньше, чем ты узнаешь их как следует. - он улыбнулся Аллену. - Ты, радость моя, само совершенство. - Но не мое лицо, господин. - Ты сам выбрал несовершенство, что же может быть совершеннее? Ты понял, что твое несовершенство совершенно и избавился от него, сделав себя несовершенным, чтобы снова обрести совершенство. Логика совершенно безупречна. Юноша снял плащ со своих плеч, постелив его на землю, тот тут же превратился в сугробы из белоснежных перьев, окутав собой всю поляну. Аллен лёг на эти сугробы, и его, никогда не знавшего ничего мягче соломы, поразило ощущение полёта. Незнакомец продолжал: - Они выжимают из себя все силы, чтобы быть лучше других, преуспеть, заставить скальдов******* воспевать их. Других желаний у них нет. Но что может быть лучше, чем плюнуть на дары богов и восстановить против себя судьбу? - Я сделал это для того, чтобы они больше не могли наслаждаться мною. - Они вообще не смогут больше наслаждаться. Хочешь узнать, какая их постигла судьба? - Только если это была злая судьба. - Я им отплатил, - проговорил сияющий прекрасный бог. Уолкер был твердо уверен, что перед ним не смертный. - Видел бы ты физиономию кузнеца, когда я заговорил с ним из огня и он опрокинул котел с расплавленным свинцом прямо себе на мошонку! Теперь он достает член из штанов только с одной целью. Ты рад? - Этого недостаточно, - сказал Аллен, прежде не наблюдавших за собой столь враждебных порывов. Затем бог, как-то загадочно улыбнулся, махнул рукой, и в дымке, которая появилась перед Алленом, появился мужчина, тот самый кузнец. Он был бледен, с искаженным от боли лицом, и что-то мешало прислуге ясно его рассмотреть. Это был дым. Соломенная крыша горела. Кузнец проснулся и попытался спастись бегством, однако его увечье не давало ему пошевелиться. Уолкер видел, что кузнеца охватывает ужас по мере того, как разгорается огонь. Он улыбнулся, наблюдая за бывшим хозяином. - Ты сама сила, сударь, сама сила! - произнес бог. - Эльфы поют тебе хвалу, а гномы в своих подземельях в полном отчаянии - они знают, что им никогда не создать ничего, сравнимого с твоей безупречной красотой. - Мне хотелось бы узнать твое имя, господин, - сказал Аллен. Его охватило какое-то странное чувство, до сих пор он не видел ни одного мужчины, от которого бы веяло чем-то подобным. Любовь, исходившая от него, была не отвлеченным понятием, а чем-то настоящим и осязаемым. Наверное, когда-то так ласкала своего новорожденного сына его, давно забытая, мать. - Имя? - переспросил незнакомец. - Имя? Радость моя, как и твое, мое величие не в силах выразить одно-единственное имя. Для начала ты должен получше узнать меня. Должен понять, с чем я борюсь. Над поляной растекся запах крови и пожарища. Послышался грохот и звон, как будто все звуки кузницы усилились в тысячу раз, металл громыхал о металл, металл ударял по дереву. Аллен интуитивно догадался - это шум битвы. На краю поляны стоял высокий седой человек с бородой, в широкополой шляпе. Один глаз у него был закрыт повязкой, а у ног лежали два громадных волка, зубы у них были размером с кинжалы. И лицо человека наводило ужас. Аллену уже приходилось видеть подобные лица. Так выглядят мужчины, когда наблюдают за петушиными боями или науськивают собак вцепиться друг в друга. Такие же лица были у друзей кузнеца, когда они подминали его под себя, - восторг от творимого насилия и жажда нового насилия. - Узри Одина, верховного бога, охваченного жаждой, - проговорил незнакомец. - Смотри, как он прозревает, поглощает и правит. Отец, покажи! Старик ничего не ответил, он так и стоял, застыв, и на его лице отражалась зловещая радость. Молодой бог подошел и дернул старика за нос, однако тот не пошевелился. - Дай ему волю, и он пожрет целый мир! - сказал незнакомец. - Он узнает все, поглотит любую тайну, чтобы все на свете подчинялось ему. Он настоящий сумасшедший. Он много выпил из источника мудрости, но только воды попали на пламя вечного голода, и у него сварились мозги. Однако он все равно хочет знать больше и больше. - Я бы забыл, — сказал мальчишка. - Конечно, ты бы забыл. Это единственное разумное решение. Незнание - вот что придает миру его прелесть. Кто знает, отчего сердце поет, когда солнце играет на росе майским утром? А этот извращенец знает. Неужели ты никогда не любил, старина Один, неужели ты отнял бы даже тайные страдания девичьего сердца по рыжеволосому парню и раскинул бы по столу рунами? Неужели вписал бы в схему сами струны души? Что ж, - бог обратился к Аллену, - кажется, нам стоит воздать должное этой прожорливой росомахе, охочей до знания, этому грязному свину мудрости, этому воистину королевскому куску дерьма. - Да, господин, - ответил Аллен, хотя и не вполне понял, о чем он толкует. Он понимал только, что незнакомец прав, что любое слово сказанное им, абсолютная правда. Будто быть по другому не может. - Вот к чему мы с тобой стремимся, - продолжал удивительный бродяга. - Но знаешь ли ты о моих несовершенствах, парень? - Я знаю все, что следует знать о несовершенствах людей, - ответила он, - хотя мне кажется, что ты не человек. - С чего это ты такие выводы? - удивился он, и огненная луна позеленела, а по поляне затанцевали изумрудные лучи. Старик в шляпе исчез, вслед за ним исчез первый волк, потом второй: сначала растворилось тело, а затем голова, кроме морды. Под конец язык слизнул зубы и нос, и на поляне стало пусто. - Я хочу тебя, - сказал Аллен. - Ага, вот как ты догадался, верно? Ты никогда не полюбил бы человека, но ты любишь меня. - Люблю, - подтвердил Уолкер, не посмев усомниться в своих словах. Лунный бог обнял его и поцеловал. Он сейчас же ощутил себя единым целым с лунным светом, со звездами в небесах, и, самое удивительное, все его страхи и мечты вобрал в себя странный незнакомец, а в следующий миг вернул в поцелуе, сладком, словно мед. Он прижал бога к себе и не отпускал, а когда тела их слились, то же самое как будто произошло и с их умами. Неистовый смех заполнил всё его существо, в нем слышалось нечто среднее между злобой и диким восторгом. Но была в нем и любовь. Аллену казалось, что он связан с каждым живым существом на земле: он чувствовал копошение земляных червей под ногами, движения всех обитателей леса, холодное пространство над головой, полное чудесных звезд. Мир предстал перед Алленом настоящим сокровищем, а боги, присутствие которых давило ему на затылок, боги, жаждущие крови и битв, показались вдруг нелепыми, мерзкими и презренными. Он гладил тело молодого бога - оно было влажным от волчьей крови. Его зачаровывали алые капли на его лунно-белой коже. Его рука тоже была алой от волчьей крови. Он лизнул ее, и кровь вскипела внутри него, как будто крошечные пузыри прокатились волной от языка к коленям. Теперь бог набросил волчью голову себе на лицо. Он холодными глазами смотрел сквозь окровавленные глазницы зверя. Язык, высунувшийся между зубами мертвого волка, был длинным и развратным. - Как тебя зовут? - снова спросила он. - Имена - они как одежда, сударь. У меня их много. - И в какое ты облачился сегодня? Бог улыбнулся. Аллен понял, что ему понравились его слова. Он притянул слугу к себе, прижался волчьей пастью к губам и произнес: - Для тебя меня зовут Юу Канда, хочешь знать больше? - Да, - ответил Аллен, вдыхая его запах, запах чего-то прекрасного, странного, пылающего огнем. - Хочу знать больше. Он облизнул сухие мальчишеские губы и прошептал: - Теперь это и твоё имя. Аллен Канда. На следующее утро загадочный бродяга исчез вместе с великолепной волчьей шкурой. На шее Аллена остался висеть странный камешек на кожаном шнурке. Это был амулет, как объяснил ночной гость, заключающий в себе его страсть и дающий защиту. После этого случая Аллен исчез со страниц истории. И ни один живущий в те времена человек не встречал кого-то с фамилией Уолкер. Правда говорят, является мужчинам перед смертью парень, такой красоты, что те готовы рушить все моральные устои и целовать его. Целовать, целовать, целовать. Гладить пепельные пряди и шептать на ушко ласковые слова. Но только пока не заглянуть в глаза. Потому что правый глаз у парня страшный, словно в душу смотрит, и карает за все грехи, за все грязные умыслы.