C21H23NO5

юнги рассматривает лиловую россыпь звезд на чужих (давно уже самых родных) тонких руках и пытается не завыть в голос. хосок почти не дышит, оставаясь сознанием в своем, никому больше не известном, идеальном мире, где радуга полностью заслоняет пасмурное темное небо. юнги набирает номер скорой дрожащими руками, отчаянно стирая собственную слабость со впалых щек, пытается внятно, не повышая срывающегося голоса, объяснить девушке-оператору ситуацию, повторяя адрес дважды, чтобы наверняка. он не сможет сказать, что делал, ожидая. (в голове не остается (почти) ничего.) юнги запомнил лишь чужой постепенно замедляющийся пульс, собственные ледяные руки и подступающую к горлу душащую панику. юнги смотрит на испуганного медика, совсем еще молодого парнишку, с надеждой во влажных лисьих глазах. тот теряется от умоляющего взгляда и, кажется, забывает все чему когда-либо учился. он вкалывает чону что-то трясущимися руками, и кивает сопровождающему его мужчине. санитар помогает загрузить нетяжелое (совсем исхудавшее) тело в машину, совершенно не обращая внимания на злые миновские глаза, когда случайно ударяет "гребанного наркомана" об дверцу повидавшей многое колымаги. в больнице их встречает бывалый врач, спрашивающий юнги коротко и по делу. хосока увозят в реанимационное отделение, оставляя мина наедине с отравляющими (не)гнилую душу мыслями и потайными страхами, которые могут воплотиться. юнги отчаянно, до пересохших губ, молится за хосока, хотя всегда отрицал (и будет отрицать позже) свою веру в бога. он просыпается от слабого хлопка по плечу, дергаясь словно от пугающего кошмара, боится услышать о непоправимом, но видит перед собой того же доктора, устало, но тепло улыбающегося, и обещающего, что все будет хорошо. отчего-то юнги хочется ему верить. (зря.) хосок приходит в себя через четыре дня, длящихся для мина целую вечность. он плохо понимает происходящее, но звонкую, отдающую пугающей горечью, пощечину пропускает через себя полностью, чувствуя себя последним ублюдком, увидев припухшие от слез (любимые) глаза. разговор с психиатром, длинные беседы с наркологом и обещания лечь в клинику даются хосоку поразительно легко, ему было достаточно посмотреть на верящего в него всем сердцем и уставшей душой юнги. родители не могут поверить подстилке своего сына, рассказывающей о неплохой больнице, в которую добровольно(!) лег их (не)любимый хосок. но, отложив все свои дела, они едут по указанному в короткой смске адресу, захватив с собой кучу ненужных их сыну вещей. хосок молчит, не желая слушать бредни своих родных, которых искренне ненавидит. (чон хочет, чтобы они исчезли.) он смотрит на отца, рассказывающего про будущие перспективы, стоит лишь ему вылечится и вернуться к нормальной (серой, скучной, обычной) жизни. рассматривает мать, которая не скрывая своего безразличия, изредка поддакивает мужу, даже не пытаясь вставить свое слово. (ей просто плевать.) но видит (чувствует) лишь юнги, стоявшего и подслушивающего через щель в двери. хосок отправляет ему улыбку сквозь плотную стену и знает, что тот отзеркалил ее на своих губах. настоящая ломка начинается через две недели. капилляры в глазах лопаются один за другим от постоянной, непрекращающейся ни на секунду головной боли. тело, словно пластилин, отказывается слушаться, и даже бесконечные успокоительные вперемешку с многочисленными обезболивающими не спасают от беспрерывной невыносимой. лишь бледные тонкие музыкальные пальцы юнги, гладящие волосы, немного помогают отвлечься. слезы, иногда срывающиеся с узких глаз, помогают держаться, не сорваться в бесконечную непроглядную пропасть. хосок не знает зачем он кусал свои запястья и понятия не имеет как быть дальше, путаясь в коротких снах и ужасающей реальности. (он думает, что проклят. и проклял он себя сам.) юнги держит хосока за осунувшиеся плечи, заменяя санитарку, которых совершенно не хочет подпускать к себе чон. он пытается ровно дышать, сдерживая (осточертевшие) никому не способные помочь слезы, пока хосок выблевывает из себя утренние таблетки и завтрак, так трудно съеденный с чужих (самых родных) рук. (юнги хочет, чтобы хосок смог питаться как раньше.) юнги все еще верит и надеется. хосок пропадает внезапно, ночью, пока юнги, словно сторожевой пес, спит рядом, невыносимо уставший, нарушая все больничные правила. пропадают все его вещи, даже зубная щетка, используемая не так часто, исчезает бесследно. юнги не может не жалеть о позволенном себе отдыхе, пытаясь вспомнить о всех знакомых хосоку диллерах. (в легких заканчивается воздух, стоит ему увидеть выцарапанное на тумбе кривое "прости, люблю тебя".) юнги ищет как ненормальный, пытается словить призрачное присутствие чона рядом, стараясь думать как он, повторяет его немногочисленные привычки. мин разговаривает с сотней (если не более) наркоманов, не находя (не)желаемого сочувствия и желания помочь в их пустых глазах. он теряется в многочисленных дорогах и поворотах не туда, впервые взяв в руки сигарету. от внезапно появившейся никотиновой зависимости становится легче, правда. юнги уверяет себя в этом, заходя в очередной подпольный клуб. и снова пусто, опять нужно начинать все с начала. и так по кругу десятки раз. (ему никогда не надоест.) юнги не думал, что будет так сильно болеть, разрывая потрепанную душу. он не хочет верить, что опоздал, смотря на любимого и так долго не находившегося парня, совершенно потухшего и больше никогда не способного загореться заново. он смотрит, но не видит, кажется полностью ослепнув или сойдя с ума. уши закладывает, начинает невыносимо кружиться голова, когда в старой заброшенной квартире среди покрытого пылью хлама он находит его, человека, которого так долго искал, которого бесконечно любит. свое личное яркое солнце, погасшее уже навсегда. он целует белые потресканные губы, пытаясь забрать последнее тепло от остывающего тела, и кричит, падая на колени, впервые кричит так громко, царапая горло и срывая прокуренный голос, пугая голодных крыс. юнги бьет хосока по плечам, умоляя проснуться, жалея, что у души есть оболочка и он не может прямо сейчас раствориться в воздухе(, уйти вслед за ним). он бы с удовольствием облил себя серной кислотой, если бы перед этим ему дали всего на минуту увидеть живого (прежнего) хосока. юнги сделал бы все что угодно, если бы (его) хосоку дали больше времени. мин замечает полупустую бутылку со знакомым на вкус коньяком и ползет, не имея сил (желания) встать, к ней, не чувствуя соленых капель на бледной коже. жидкость горькая, совершенно невкусная, но он выпивает почти все, обливаясь остатками. юнги возвращается к хосоку, трогает его лицо, проводя холодными пальцами по слишком выделяющимся скулам, и шепчет почти неслышное "ненавижу (люблю) тебя" в так и не проколотое ухо. (ирония, но он всегда боялся таких игл.) заставляет себя встать и неровной походкой идет к разбитому (как и он сам) окну, поднимаясь на подоконник. утро только вступает в свои права, окрашивая все в ярко-алый. (по ту сторону скоро начнется новый день (жизнь).) он поворачивается спиной к открывающемуся виду на старые многоэтажки, и, кинув полный болезненной нежности взгляд на хосока, отталкивается от деревянной опоры. оказывается лететь с девятого этажа совсем не страшно. юнги надеется, что они встретятся в аду.