Капля дёгтя в бочке мёда

Антон что-то говорил недавно про самое неловкое утро? Забудьте. Просыпаться рядом со знаменитым французским биатлонистом Мартеном Фуркадом после кажущегося нереальным секса с ним же — вот верх зашкаливающей неловкости. Хотелось спрятаться под кровать, как в детстве, или сбежать из номера сломя голову, хоть куда, до канадской границы, до края света, лишь бы подальше. Мужчина лежал, повернувшись к нему спиной, и Шипулину пришлось осторожно вытянуть шею, чтобы проверить, спит ли француз или только прикидывается. Мартен дышал ровно, с небольшими перерывами, ни веки, ни ресницы не шевелились, он выглядел абсолютно погружённым в так называемое царство Морфея, но всё равно гарантий, что мужчина не притворяется, не было, поэтому русский биатлонист постарался слезть с кровати максимально медленно и аккуратно. Стоило ему встать, как тут же начало тянуть неприятной болью внизу, в… эээ… между ягодицами, проснувшиеся вместе с ним ощущения мигом напомнили о реальности прошедшего утра. Едва передвигая ноги, шатен доковылял до ванной комнаты, где немедленно забрался в душ. Им рассказывали, что трубы в этом отеле достаточно старые, поэтому пришлось подождать несколько минут, пока из крана не перестала течь рыжеватая вода. В голове у Антона было потрясающе пусто. Причём это была та густая, плотная пустота, которая возникает, когда человек ошарашен каким-то случившимся событием и до сих пор не слишком осознает, что оно действительно произошло. Ну, то есть, умом Шипулин, конечно, понимал, что он переспал с Мартеном, что, стоя сейчас в душе, мылся не просто так, по привычке, а смывал последствия сегодняшнего оргазма со своих бёдер и живота, но всё-таки… Ему не верилось в это. Антон понимал, но принять пока никак не мог, как бы не старался. Может, организм так защищался от шока? Но проблема даже не в этом, а в том, что без полного осознания самого факта секса, он не знал, как ему вести себя с брюнетом: сделать вид, что всё хорошо, или отстраниться от него, чтобы избежать неловкого общения? В дверь постучали. — Антон? — раздался голос француза, в котором слышались нотки беспокойства. — Ты там? Где я ещё могу быть, проворчал про себя русский, я в своём номере, между прочим, но вслух громко произнёс: — Да, я здесь, подожди немного, пожалуйста! Закончив с водными процедурами, избавившими его от липкости, Шипулин вылез из ванной, обернулся полотенцем и открыл дверь, тут же наткнувшись на взволнованно рванувшегося вперёд Фуркада. Увидев недоумённое выражение на лице шатена, мужчина слегка отступил и поинтересовался, как показалось Антону, несколько смущённо: — Ты… Ты как? В порядке? — Жутко болит задница, но жить можно, — бодро брякнул Шипулин, любуясь вытянувшимся лицом француза, нахмуренными бровями и, вроде бы, даже каким-то виноватым проблеском в глазах. — Да шучу я, всё не так уж и плохо. Конечно, ходить не слишком приятно, но и невыносимой боли нет. Мартен облегчённо выдохнул: — Вот и хорошо. Ты умница, — он положил тёплую ладонь на затылок шатена и, слегка нажав на него, чтобы сократить расстояние между ними, прижался губами ко лбу русского биатлониста. Как сегодня утром, мелькнуло в мыслях у покрасневшего Антона. Фуркад отстранился, мягко улыбнувшись. — Первый секс самый болезненный, поверь мне, но ты оказался крепче, чем я думал. — Ты со мной так нежничал, Марти, что мне даже практически не пришлось думать о побеге, — усмехнулся Шипулин, отводя глаза в сторону — ну не мог он смотреть прямо на француза, и без того сердце билось слишком сильно, а от ласкового взгляда вообще начинало истерить, как у какой-нибудь влюблённой девочки. Чёрт, что за дурацкие мысли. Переборов себя, русский с любопытством зыркнул на мужчину: — А откуда тебе известны такие подробности о позиции… ммм… как это называется… — Пассива, — со снисходительно-любезной улыбкой подсказал Фуркад, погладив Антона по щеке. — Имел опыт, так сказать. По лицу француза пробежала тень или Шипулину показалось? Острая догадка больно кольнула: Симон Шемпп. Почему ж ещё в глазах Фуркада может быть так перемешана привязанность с презрением? — Прости, что спросил, вижу, тебе эта тема неприятна, — шатен быстро вытянул шею и смазанно поцеловал француза в губы, дёрнувшись назад, когда тот обхватил его руками, прижимая к себе. Брови Мартена от его движения вздёрнулись вверх, почти сливаясь с волосами: — Ты чего, Антон? — Если мы начнём сейчас целоваться, то это затянется надолго, — мурлыкнул Шипулин, придавая своему взгляду искорки игривости. — А я… Не очень хорошо держусь на ногах. Мама дорогая, что он творит? Мог бы просто сказать Мартену, мол, давай поговорим, выясним, как теперь общаться, смотреть мне на тебя как, красавец ты черноглазый, чёрт французский. Нет же, строит из себя шемппа, притворяется зачем-то, ну нафига, Антон, дубовая твоя голова? — Тебе, наверное, нужно… — Подожди. Русский биатлонист тяжело вздохнул, набираясь смелости, и положил ладони Фуркаду на плечи. Если тот не захочет иметь с ним ничего общего, начнёт вырываться, Шипулин, конечно, не удержит брюнета, но хотя бы попытается. Осталось только в глаза посмотреть, стараясь выглядеть не слишком взволнованным. — Я бы хотел кое-что прояснить и узнать твоё мнение на этот счёт. Фуркад тут же подобрался, мигом превращаясь из расслабленного, сонного в напряжённого и хмурого мужчину. — Вчера у нас с тобой был секс. Болезненный, но оттого не менее прекрасный. Но… Как бы сформулировать… Мы лучшие друзья, по крайней мере, считались таковыми до то, что произошло утром. Теперь же я не совсем понимаю, что делать, как к тебе относиться — забыть всё это и продолжить дружить или же… ну… попытаться наладить какие-то… мхм… романтические отношения? Ты сам как чувствуешь? Мартен неожиданно рассмеялся, обняв насупившегося Антона и чмокнув его в макушку, подув горячим, обжигающим воздухом. — Ох, прости меня за смех, я-я просто поверить не могу, что ты действительно рассматриваешь вариант с отношениями! Подумать не мог, что ты можешь захотеть продолжить всё это и… и… Ох, Антон, Антон, сокровище ты моё… Кто?! Рассказать кому, что Фуркад его сокровищем назвал — не поверят, скажут, спятил совсем на почве своей влюблённости. Женька ржать будет, как конь, говорить «а я так и знааааал» и вздыхать, потому что не одобряет француза. То-очно, ему же придётся рассказать другу о своих утренних приключениях… — Твои выпученные глаза и вконец офигевший взгляд — наслаждение для меня. — Тебе бы лишь насмехаться, Марти, — Шипулин повёл плечами, высвобождаясь из объятий, но тут же снова оказался захваченным в плен. — Марте-ен, это что ещё такое? — Чтобы не сбежал от меня подальше, — прошептал на ухо брюнет, касаясь губами мочки. — Потому что сейчас я сделаю то, что тебе может не понравиться… Неожиданно Фуркад быстро изменил положение рук — одну положил под колени русскому, другую на спину, поближе к лопаткам — и рывком поднял мужчину, охнув и слегка согнув колени, но удержав. — Ты что, сдурел?! — завопил шатен, переводя дыхание, возмущённо глядя на покрасневшего от натуги француза, который мало того, что на руки поднял, как принцессу, так ещё и потащил из ванной в номер, передвигаясь крабиком. — Отпусти меня немедленно, ты что, хочешь себе грыжу заработать?! — Не заработаю, — пропыхтел биатлонист как можно более беззаботно. — Дотащу до кровати, там и брошу, нечего тебе сейчас, в твоём положении, утруждаться. — Да я ж не беременный, Мартен, у меня всего лишь задница болит! И зачем он это говорил, как будто этот упрямец его послушает, ага. Антона положили на кровать и даже укрыли одеялом, забрав перед этим у сопротивляющегося Шипулина полотенце, прикрывающее бёдра. — Да что я там не видел! — хмыкнул Фуркад, взмахнув рукой так, что висящее на ней полотенце намоталось на предплечье. — Мы с тобой не ночью ведь это делали, я всё разглядел! Ну вот почему он такой, а? — Кстати, ты теперь мой парень, не против? — Ещё бы я был против, — усмехнулся шатен и лениво потянулся, вытягиваясь весь. Как хорошо лежать и ничего не делать, никуда не бежать… Чёрт, сегодня же тренировка! Мужчина резко сел на кровати, но в следующее мгновение с громким оханьем повалился обратно. — Я побежал тренироваться, не вставай, пожалуйста, с кровати и не выдумывай лишнего! — Мартен, уже помывшийся, одетый и свежий, как утренняя роса, быстро чмокнул русского в лоб — у него фетиш, не иначе — и убежал из номера, захлопнув дверь. Не выдумывать лишнего? Это к чему? Хотя, конечно, Фуркад прав: Антон как начнёт в дебрях своих мыслей копаться, так не остановится и застрянет к тому же. Вот, например, сейчас в черепную коробку настойчиво стучит мыслишка о том, как будет злиться тренер, когда не увидит одного из самых лучших российских биатлетов на тренировке, дай бог, боль в… мда… попе пройдёт дня за два. — Здорово, Тоха! — бесцеремонным рывком распахнув дверь, в номер ввалился Гараничев, сияющий, как медный таз. Он гордо прошёл по номеру и сел на кровать рядом с мужчиной.- Как живёшь? А, впрочем, что я спрашиваю, никак ты не живёшь, сохнешь по своему этому хранцузу, пока у меня тут та-акой амур! Ромео и Джульетта нервно курят в сторонке! Жан — чудо, честное слово, восьмое, нет, девятое чудо света, такое солнышко, что я даже неуверен, мои ли это глюки или реальность? — Ого, как тебя вштырило, — на лице Шипулина появилась добрая усмешка. Забавно было видеть своего довольно прохладного к отношениям друга таким радующимся. Видно, его вторая половинка одними разговорами могла поднять Евгению настроение. Твою ж ма-ать. У него же теперь тоже есть пара! Неожиданное осознание как молотком шандарахнуло: резко и очень оглушающе. — Тох, с тобой всё хорошо? Ты как-то нехорошо таращишься, да и бледный весь. — Женя, боюсь тебя расстроить, но не только у тебя тут амур наладился, — шатен улыбнулся одними уголками губ, заново переваривая внезапно всплывший в памяти факт. Эх, долго он ещё будет осознавать всю реальность ситуации и пугаться этого. — Мне Мартен встречаться предложил. Гараничев чуть не упал с кровати, выпучив глаза и сильно наклонившись вперёд: — Да ла-адно? Ты меня не разыгрываешь, случайно? — Антон помотал головой, и у Евгения вырвался потрясённый вздох. — Блин, не верю, хоть убей! — Более того, мы… А, впрочем, неважно, — Шипулин снова мотнул головой и с тихим оханьем перевернулся на бок: от движений задница начинала болеть ощутимей, чем раньше. Гараничев хитро прищурился, оценивая состояние друга, и вдруг расплылся в довольной улыбке аки чеширский кот: — Да вы ещё и потрахаться успели, ай, Мартен молодец, даром времени не терял, охомутал, наконец, твою дурную головушку! Сорвал таки себе цветочек, не для него росший, проторил лыжню на нетронутых сугробах! — Ты меня пугаешь своими странными речами, — честно признался русский биатлонист, отодвигаясь подальше от Евгения, мало ли, что у него в мозгу творится. — Как будто из сказки вырвался, тоже мне, блин, богатырь всея Руси. Прекращай лыбиться и давай нормально поговорим, а то я что-то тебя не понимаю: то ты Марти обзываешь и ненавидишь, то радуешься, что он ко мне подкатил. Я думал, что ты будешь против, разозлишься, что я тебя не послушал, а ты аж светишься весь! Друг хмыкнул, встав с кровати и начав ходить по номеру, как будто бы искал что-то: — Это я ещё от свидания с Жаном не отошёл, поэтому реакция немного заторможенная. Так-то я, естественно, не в особом восторге, но… Отношения с Мартеном для тебя всяко лучше, чем любовные страдания, к тому же я тебе друг, а не родитель, даже если буду ругаться и требовать от тебя, чтобы ты расстался с ним, ты ж не послушаешь, сделаешь по-своему. Нервничает Женька, подумал Шипулин ласково, повернув голову так, чтобы видеть, как метается мужчина, притворяющийся, что занят поисками чего-то. Надо его успокоить. — Пха, я и родителей-то не всегда слушался, — Антон усмехнулся, поправляя сползшее одеяло. — Я вообще бунтарь по жизни: кашу не кушаю, никого не слушаю. — Да-а, что есть, то есть, ты действительно иногда такие коленца выкидываешь, что только диву можно даваться, — хмыкнул Гараничев, присаживаясь на стул рядом с кроватью и закидывая ногу на ногу. — Расскажи хоть, как это произошло, а? Понравилось? Шипулин, кажется, покраснел, но отшутился, театрально прикладывая руки к сердцу и делая максимально томное выражение лица: — Он просто бог секса! Я тёк в его руках, как сучка! — шатен фыркнул и поменял восторженную интонацию с придыханием на свою обычную. — Ты такого отчёта от меня ждёшь, или как? Что мне тебе рассказывать? Евгений почесал в затылке с таким задумчивым выражением лица, как будто решал задачу по захвату мира: — Ну, поведай хоть о чём-нибудь, а там разберёмся, надо было это говорить или лучше оставить при себе. — Второе, конечно, лучше, чем первое, — вошедший в номер Мартен лучезарно улыбнулся кивнувшему в ответ россиянину. От биатлониста тянуло уличным холодом, и, хоть шатен лежал довольно далеко от подошедшего к окну за вещами французу, он, пройдясь взглядом по покрытой тонким слоем инея куртке Фуркада, буквально ощутил на себе морозное дыхание зимы. — Пусть это будет наш с Тошей маленький секрет. — Так, значит, всё-таки маленький, а не большой… Фуркад издал короткий весёлый смешок, а Антон и вовсе упал на подушку от накатившего на него хохота. О да, Гараничев определённо умел вовремя превратить обычную, казалось бы, фразу в нечто двусмысленное с несколько — да что там, очень даже — пошлым подтекстом. Шипулин смеялся минут пять, да так долго и сильно, что запершило в горле, и он, подавившись воздухом, закашлялся. Француз, складывавший в карман оставленные им ранее вещи, недовольно цыкнул и, подойдя к кровати, начал хлопать мужчину по спине, укоризненно глядя на ухмыляющегося Евгения: — Ну вот не мог что ли шуточки попридержать — всего Антошу мне растревожил, приколист. — Ути-пути, какая милота, — ехидно промурлыкал биатлонист, улыбаясь одними уголками губ и смешно наморщив нос. — Тоха у нас не смертельно болен, а смех продлевает жизнь, так что это даже полезно для его здоровья. Кроме того, — Гараничев с преувеличенно назидательным выражением лица поднял вверх указательный палец, — ты мне кто, чтобы мои действия контролировать? Просто приятель и коллега, так что не командуй тут, ещё успеешь свои лидерские навыки на Антоне потренировать, а меня, пожалуйста, не трогай. — Ну ладно, ладно, давайте без препирательств, — Антон перевёл взгляд с Мартена на Евгения и обратно, миролюбиво улыбаясь. Он поднял лежащую на одеяле руку и успокаивающе положил её на плечо Фуркада, по-прежнему стоявшего возле него и не отнимавшего ладони от спины мужчины. В сердце тренькнуло весело и радостно: они не провстречались и дня, а француз уже готов оберегать. Просто так, из ниоткуда это возникнуть не может, так что либо внутренне брюнет всегда готов поддерживать и защищать свою вторую половину, либо у Мартена давно уже были к нему чувства, какая-то симпатия. Жаль только, что не от кого узнать точный ответ, у самого Фуркада спрашивать как-то неловко: раз уже встречаются (ух, непривычно), так зачем голову ненужностями из прошлого забивать? Мартен, ощутив прикосновение, посмотрел на Антона, и его взгляд, наполненный упрёком Евгению, смягчился и стал более тёплым. На его лице появилась солнечно-нежная улыбка, и Шипулин не смог удержаться, чтобы не отзеркалить её в ответ. Этому французу невозможно противостоять, подумалось русскому. Послышался тихий смешок, и Гараничев, кряхтя и охая аки старый дед, поднялся со своего места, отдавая шутливую честь: — Ну, я пошёл, не буду мешать вашему букетно-конфетному периоду. Тоха, поправляйся быстрее, ибо тренер уже начинает задавать щекотливые вопросы по поводу твоего отсутствия… — Но ещё даже утро не кончилось! — удивился Антон, перебив друга. — Он что, уже заметил, что меня нет? -… и в следующий раз я направлю его к Мартену, — терпеливо закончил свою мысль Евгений. — Да, тренер подозревает неладное, у него чуйка на такие вещи, хех. Так что попа у кошки боли, у собачки боли, Мартен, Антона не е…! — Ничего не могу пообещать, — хмыкнул Фуркад, прикасаясь губами к макушке Шипулина. — Я тоже пойду, у меня-то уважительной причины для пропуска тренировки нет, а жаль! Он вздохнул с притворной грустью, впрочем, никто не поверил появившейся на его лице печальной гримаске. Француз потрепал возмутившегося Антона — эй, я не собачка! — по макушке, и они вдвоём с Гараничевым ушли из номера, весело переговариваясь. Антон остался один и совершенно не знал, чем ему заняться. Встать с кровати он, конечно, мог, не так уж и сильно у него болело, но выходить из номера, рискуя пересечься с кем-нибудь из знакомых, шатен не хотел — увидят, как хромает, начнут спрашивать о здоровье, ну к чёрту. Иначе на сто пятидесятом спрашивающем он точно взорвётся и расскажет всю правду, а это пока нежелательно. Или наоборот? Они с Мартеном вообще будут афишировать свои отношения или так и продолжат делать вид, что самые натуральные натуралы из всех, да-да-да? Но чего им бояться, с одной стороны, ведь всем всё равно не угодишь, и сколько бы понимающих и принимающих их выбор не оказалось, всегда найдутся недовольные. С другой стороны, не хотелось бы лишаться некоторых знакомых, которые, Шипулин точно знал, не одобряют любовь между мужчинами. Ох, почему так сложно жить-то? — А мы бросаем судьбе вызов, потому что потому жить на свете без сюрпризов невозможно никому, — пробормотал себе под нос биатлонист, вспомнив слова песни из одного из самых любимых фильмов детства. Размышления, конечно, это хорошо, но целый день за ними одними не проведёшь, это ж можно скиснуть от скуки, особенно ему, вечно кипучему и деятельному. Антон дотянулся рукой до тумбочки, на которой лежал, заряжаясь, телефон, и начал искать в Интернете какую-нибудь книгу, чтобы отвлечься от реальности хотя бы на пару часов. На два часа он действительно отвлёкся, но, закончив читать и взглянув на часы, Антон чуть не взвыл: до конца дня оставалось около десяти часов! Куда потратить такую прорву времени? А вспомнив, что ему наверняка придётся лежать ещё и завтра, в день гонок, Шипулин окончательно расстроился. И ведь с больной задницей не встать побегать даже, чтобы не дать мышцам раскиснуть! Вот было бы у него какое-нибудь хобби, вязал бы он, например, крестиком… Фу-ты ну-ты, шил, конечно же, не вязал, хотя и вязать вроде бы несложно, сейчас шарфик бы себе или Мартену сделал корявенький, зато тёплый, дом бы вырастил, сына посадил, дерево построил… Тьфу ты-ы! Наоборот всё: дерево посадил, дом построил, сына вырастил. А вот представь, что у вас с Мартеном есть дети, вкрадчиво предложило сознание русскому, двое, нет, трое мальчишек. Фу, скорчился Антон от своих собственных мыслей, что за пошлятина, тоже мне — три богатыря! Лучше одного, максимум двух, и чтобы, может быть, девочку… С каким-нибудь красивым русским именем, которое сочеталось бы с фамилией Фуркад… Не лучше ли, правда, взять двойную фамилию? — Фуркад-Шипулин, — произнёс вслух биатлонист и расстроился немного, потому что по закону подлости в голове это звучало намного лучше, чем в реальности. Ну и ладно, подумал шатен, просто Фуркад тоже ничего. Особенно если, например, Мария Фуркад и Мартен Фуркад-младший. Шипулин помотал головой: нет, не пойдёт, слишком много одинаковых звуков, не ложится на язык такое сочетание хоть убей. Элиза Фуркад, Ирина Фуркад, нет, всё не то, не придумывается! Ладно, решил Антон, до этого ещё дойти надо, а вот свадьба, да-а, вполне осуществима… И чтоб с исключительно близкими друзьями и родственниками! Хотя может и не получиться, одного пригласишь — другой обидится, и разбирайся потом с ними всю оставшуюся жизнь, не надо нам такого счастья. Если с родственниками не прокатит, то хотя бы можно будет оторваться на меню для банкета, благо денег много, есть возможность ни в чём себе не отказывать. В воображении мужчины тут же возник длинный стол, уставленный всевозможными блюдами, напитками, вся родня, близкая и дальняя, русская и французская, сидит, поднимает бокалы в честь молодожёнов, а во главе стола, значит, Мартен и он сам тоже, не обращают ни на кого внимание, увлечённые друг другом и… Где-то снаружи хлопнула дверь, и Шипулин очнулся от своих мечтаний, схватившись за голову. Говорил же француз, не думай лишнего! Вот вам и последствия чрезмерной умственной активности — вместо мозга одни розовые сопли остались. Со стразиками. В смысле, ему надо взять себя в руки и не расплываться тут лужицей, а подумать о главном. Пардон, Мартен и есть главное, заявилась в голову нахальная мысль, о чём же ещё думать, если сегодня начали встречаться? — О возможных последствиях, — задумчиво пробормотал русский, изучая белое гостиничное одеяло. Говорят, кстати, что разговаривать с самим собой плохо, это первый признак сумасшествия. Кстати, о сумасшедших. В коридоре раздавались напряжённые, злые голоса, очень сильно похожие на те, которые Шипулин слышал в лесу, когда поссорился с Мартеном в баре и ушёл оттуда. Слов не было слышно, только интонации и резкие, отрывистые звуки вместо фраз. «Почему они опять ссорятся? — Антон, ахнув от остро вспыхнувшей от движений боли, спрыгнул с кровати, взял с тумбочки оставшийся от Гараничева стакан и, подойдя к двери, приставил его к деревянной поверхности. — Вот неугомонный Шемпп, всё б ему людям жизнь портить, засранцу!» Было слышно плохо, но лучше уж так, чем вообще никак. — Ты не смеешь ограничивать мою свободу! — рыкнул немец и стукнул кулаком по стене, отчего у Шипулина загудело в ушах. — Это не свобода, это уже наглость! — обвиняла его Ванесса. — Ты заигрываешь с кем попало, совсем не заботясь о моих чувствах! — Чувства, — фыркнул Шемпп, — полная фигня. Есть только страсть, она правит миром, а не ваши эти сопливые штучки. Я свободный мужчина, и ты не имеешь права мешать мне! Мы даже не женаты! — Зато мы состоим в отношениях! — О да, в священных и непорочных, которые нарушать — смертельный грех. Очнись, дорогуша, какие отношения? Если тебе хочется определённости, то это половая связь, ты мой сексуальный партнёр, и отношениями тут и не пахнет. Сними свои розовые очки, девочка, я никого не люблю и никогда любить не буду. — Но… Но… — растерянные, обиженные нотки в голосе женщины подогревали всколыхнувшееся в Шипулине отвращение к Шемппу. Сделать бы что-нибудь этому немцу, какую-нибудь редкостную пакость, чтобы жизнь мёдом не казалась, но моральные принципы против — на Мартена они ещё согласны, а вот на вредительство уже нет. — Чао-какао, — Шемпп, слышно по довольной интонации, улыбается и уходит, уверенными шагами нарушая наступившую тишину в коридоре. Антон разогнулся, потирая заболевшую от стояния в неудобной позе поясницу, отнял стакан от двери и стоял, пялясь в ковёр. Симон Шемпп как заноза в заднице, он беспокоит очень сильно, и Шипулин, на самом деле, боится его планов, интриг и козней. Одному только немцу известно, что может из них выйти, но главное даже не это, а то, что он сильный соперник не только на трассе, и ему ничего не стоит снова забрать Фуркада себе. Француз не избавился ещё от чувств к Шемппу, и тот факт, что Антон с ним встречается, не имеет сильного влияния. Или имеет? Что вообще у Мартена в голове? Что он думает о нём, почему вдруг согласился встречаться? У русского биатлониста остаётся ко всем происходящему слишком много вопросов, на которые получить ответ вроде бы легко, но в то же время очень непросто.