Утро нового года

      Чувства возвращались. Криденс чувствовал холод, что-то жёсткое под своей спиной, отголоски боли во всём теле. Странно, ведь тела-то у него, по сути, больше нет. Он явственно помнил тот момент, когда его пронзали магические лучи, выпущенные из дюжины волшебных палочек колдунов и волшебниц, набившихся в тоннель метро. Набившихся, чтобы Криденса уничтожить. И тогда в страшной агонии Криденс распался на микрочастицы. И это ощущение он тоже помнил — словно миллионы маленьких крючков поддевают кожу, а потом разрывают тело на части. От этих воспоминаний Криденса передёрнуло.       Но всё-таки, если он больше не представляет из себя живое существо из плоти и крови, если он — умер, откуда у него осязание, мысли, в конце концов? Вокруг была чернота, но Криденс начинал всё больше помимо холода и жёсткости чувствовать ещё и запахи. Гарь, машинное масло, топливо, какая-то тухлятина и гниль. Вероятно, он достиг своего посмертного места пребывания, и, судя по ощущениям, это явно не сады Эдема.       Как и предупреждала матушка, Криденс за свои грехи попал в ад и теперь его будут жарить на раскалённых сковородах, стегать железными плёткам и прочее, и прочее, — когда в своих проповедях матушка доходила до описания ужасов, которые предстоят безбожникам и грешникам в царстве Сатаны, фантазия её теряла границы, а поскольку в отношении Криденса об этом она проповедовала чаще всего, географию ада Криденс знал едва ли не лучше, чем окружающих их церковь кварталов.       Может, Дьявол сможет найти применение его познаниям и чуть-чуть ослабит положенные ему истязания? Криденс никогда в жизни так ничего не боялся, как предстоящей ему неизвестности, и не стыдился этого признать. А ведь трусость — один из самых страшных пороков!       Потом он начал различать звуки: перестук, словно колёс, лязг железа, какофония голосов, — ну всё, это точно ад. Сейчас черти его подхватят в свои когтистые шершавые лапы и понесут на аудиенцию к своему господину, чтобы тот определил наказания для Криденса. И потом целую вечность он будет бесконечно проходить одни и те же круги пыток, и раны его будут заживать только для того, чтобы тут же были нанесены новые.       Откуда-то словно налетел порыв свежего воздуха. Странно, откуда ему взяться в аду? А голоса начали приобретать отчётливость и человечность — они о чём-то шушукались и были явно взволнованы.       — Он жив? Он дышит? Кто-нибудь, проверьте пульс! Может, стоит вызвать полицию или врача? У него есть внешние повреждения? Вроде бы никаких повреждений нет. Откуда он вообще взялся? Кто-нибудь его знает? Надо найти родственников!       Тщеславие тоже было грешно и подлежало искуплению, но Криденс не мог избавиться от мысли, что говорили о нём. У него задёргались пальцы, и Криденс ощутил под подушечками холодный камень. Если он был в аду, то почему было так холодно? Может, для каждого человека существует персональный ад, где они погружаются во все свои страхи от мелких тревог до самых главных кошмаров? Значит ли это, что теперь изо дня в день Криденс снова и снова будет переживать тот ужасный момент, когда от него отвернулся первый человек, которому он доверился и открылся?       При одной мысли об этом захотелось плакать, и у Криденса задрожали веки, а потом глаза невольно открылись, и он увидел свет. Который постепенно рассеялся, открывая его взору кирпичный потолочный свод с висящей под ним лампочкой и взволнованные лица стоявших в кружок людей — мужчин и женщин разных возрастов и социальных положений. А прямо над Криденсом сидел на корточках полный мужчина средних лет, с прищуром его изучавший. Так что, едва Криденс открыл глаза, мужчина вскочил на ноги и возвестил:       — Живой.       В толпе прошёл гул облегчения, и большинство зевак разошлось. Криденсу помогли сесть, оставшиеся сбились вокруг него плотнее. Всё тот же полный мужчина отечески положил руку ему на плечо, заставив Криденса в первый момент вздрогнуть, но уже в следующий он расслабился. Странно, но на каком-то интуитивном уровне он не ощущал, чтобы от этих людей исходила какая-либо угроза.       — Что произошло, сынок? — спросил заботливый мужчина. — Тебя подняли прямо с рельсов, ты был совсем бездыханный. И хорошо ещё, что успели до первого поезда. Как твоё имя? Где ты живёшь? Кто-нибудь должен проводить тебя домой.       Криденс осоловело вертел головой и глубоко дышал через рот, приоткрыв пересохшие губы. Эти люди вокруг него были столь реальны, что невозможно было вообразить, что Криденс попал в мир призраков. А ещё он всё ещё находился на станции метро, где в тоннеле оборвалась его жизнь. То есть, как оказалось, прервалась, чтобы затем продолжиться. Если это был не сон и эти люди не были сумасшедшими, то Криденс в самом деле сумел выжить в этом кошмаре.       — Какое сегодня число? — севшим голосом спросил он.       Ему как будто неохотно ответили, и оказалось, что минула та страшная ночь, наступило новое утро. Утро кануна Рождества. Самого главного христианского праздника, который матушка всегда умудрялась превратить в издевательство, сущую пытку и грубую насмешку. А теперь её нет. Её убил своими прокля́тыми силами Криденс. Убил, с одной стороны, хладнокровно, жестоко и ни за что, с другой, чего она не сделала, чтобы не заслужить подобной участи?       А ещё, наверное, больше нет и церкви, учитывая, на какие разрушения способен был Криденс в момент исступленной агонии. Весь город теперь, наверное, на ушах — ищут загадочную силу, которая учинила такое, все ресурсы брошены на восстановление ущерба, а те люди, которые были с Криденсом в тоннеле, пока не пришла целая армия волшебников… Нет, не надо об этом думать. Судя по всему, никто не знает, что виновник учинённого в городе хаоса — это мальчишка, который сейчас одеревенело сидит на платформе метро, так что надо забыть о прошлом и начинать думать, что делать дальше в этой жизни.       Ох, господи, Модести! Она ведь была в комнате, когда Криденс убивал мать, и когда он снова выпустил на волю взбесившуюся тьму, сидевшую в нём все эти годы. (Так вот, что точило его душу и не давало спать ночами, подкидывая жуткие в своей детальности и бесчеловечности видения.) Сестра наверняка до смерти напугана и ещё меньше, чем сам Криденс, представляет, что ей делать дальше, ведь ей всего десять лет и без указаний матери она и шагу не могла ступить. (Могла, как оказалось, но с плачевными последствиями.) Надо скорее её отыскать, утешить, убедить, что Криденс не монстр и никогда не причинил бы ей вреда, а потом за них обоих придумать, как быть дальше.       Рассыпавшись в извинениях перед охаживавшими его людьми, он поспешно вскочил на ноги, на короткий момент почувствовал в горле тошноту, пошатнулся, но быстро пришёл в себя и выбежал на улицу.       Шёл мягкий, не по сезону тёплый успокаивающий дождь. Криденс сам не заметил, как остановился и запрокинул голову, подставляя каплям лицо. Этого не могло быть, но вода как будто унёсла с собой все тревоги, боли и тяжёлые мысли. Криденс вдруг как никогда стал уверен, что всё будет хорошо. А потом он открыл глаза и обомлел.       Не было ни следа устроенного минувшей ночью погрома. Город пребывал в своём первозданном виде — ни кирпичика не валялось на дороге, ни стёклышко не было треснуто. Даже заголовки газет на стенде, который продавец поспешно накрывал клеёнкой, говорили о рекордно затяжном дожде, а не о каких-либо необъяснимых и трагических происшествиях. Как будто весь этот ужас только приснился Криденсу, а в метро он забрёл, ходя во сне.       Ах, как бы Криденсу хотелось, чтобы всё это было лишь ночным видением, ведь тогда оказалось бы неправдой и ужасное предательство, и бесчеловечная жестокость, которую Он обрушил на Криденса. И Криденс сможет вернуться к Нему и всё будет по-старому. Но почему же так сложно даже у себя в голове произнести это имя?       Нет, такого не может быть: Криденс точно знал, где пролегала грань между сном и явью, и хотя само мироздание будто сговорилось убедить его, будто всё, что творилось минувшей ночью — это часть его воображения, Криденс не смог бы выдумать столь тёмную магию. Что бы ни говорила матушка, а то колдовство, которое доводилось видеть Криденсу, всегда было направлено на исправление несправедливости, на добрые деяния, было наполнено светом.       Сам он никак не смог бы вообразить себе и такую сторону чародейства, которая открылась ему прошлым вечером. Она пугала и отвращала. Криденсу даже не хотелось верить, что она существует. Ему было стыдно, что к этому, а не чистому божьему промыслу он тяготел последние месяцы и в мыслях своих всё глубже падал на дно колодца пороков, позволяя себе греховные мысли о…       Нет, не думать о Нём. О Нём в первую очередь не думать. Выкинуть из головы, как привидевшийся кошмар. И жить дальше без Него. Тем более что все Его обещания на поверку оказались ложью и Криденсу так или иначе пришлось бы дальше барахтаться по жизни самому, после того, как он выполнит своё предназначение.       Но такого исхода никто предвидеть не мог. Так что в некоторой степени, устроив этот кавардак и расстроив все Его надежды, Криденс в некоторой степени расплатился за своё оскорблённое достоинство и растоптанные иллюзии.       Криденс стремительно шагал по улицам к тому дому, где последний раз видел Модести. Он надеялся, что её не успели приметить сердобольные прохожие или она не сбежала сама. Криденс черпал из луж полные ботинки воды, промок до нитки, и глупо стриженные короткие волосы неприятно липли ко лбу. Теперь, когда матушки нет, он сможет отрастить их так, как ему самому захочется. Может, у него даже будут кудряшки, как у того забавного, доброго рыжего мужчины из метро.       Интересно, кто он и что с ним стало? Криденсу бы очень не хотелось, чтобы в порыве гнева и отчаяния он по незнанию причинил тому человеку вред. Ведь он, кажется, вместе с той отважной женщиной, имя которой Криденс позабыл, был единственным, кто действительно хотел бескорыстно помочь Криденсу. Быть может, если бы Криденс теперь объявился у него на пороге вместе с Модести, он бы в самом деле выручил их и дал напутствие?       Криденс добрался до полуразрушенного здания — этот район по какой-то причине восстановлен после погрома не был. Видимо, место непрезентабельное, малолюдное, не представляющее никакого интереса для великосветской публики, а для отбросов — чего стараться? Что за скотские между людьми отношения? Почему доброты и помощи заслуживают только те, кто может за них заплатить?       Криденс с опаской стал красться по коридорам и остаткам лестниц, тщательно выбирая, куда поставить ногу, и боясь до чего-либо дотронуться, страшась, что под ним провалится пол или на него обрушится потолок. Наконец он добрался до разгромленной комнаты и, пробираясь через груды обломков, щурясь в полумраке, наполненном пылью, и выкрикивая имя сестры, стал шарить среди развалин. В какой-то момент ему показалось, что он слышит ответный оклик, и Криденс пошёл на голос.       Девочка сидела, зажавшись в угол, и её полностью скрывали завалы в комнате. Криденс с трудом их разобрал, ощущая вдруг в себе небывалую силу и ловкость, и кинулся к Модести, горя желанием заключить её в объятия, но она от него отшатнулась. Во-первых, конечно, при матушке, проявление своих чувства, да ещё и физическое, было под строжайшим запретом. Во-вторых, подпустит ли Модести к себе брата снова после того, как видела, на что он способен?       — Эй, всё хорошо, — ласково сказал он, садясь перед ней на корточки. — Я больше не опасен. Тебе не надо меня бояться. Тебе я ничего сделать не могу. Давай пойдём отсюда, пока эта халупа окончательно не развалилась, а?       Криденс попытался улыбнуться, но Модести сжалась ещё больше.       — Ты не Криденс, — прошептала она.       — Что? — опешил он. — Что ты такое говоришь? Конечно, я Криденс. Твой старый-добрый братик. Со мной что-то не так? Ты меня не узнаешь?       На самом деле, по дороге Криденс мимоходом заглянул в несколько витрин, чтобы поглядеть на своё отражение — после смерти матушки он теперь мог позволить себе и такую вольность, ведь она запрещала смотреться в зеркала, убеждённая, что они забирают человеческую душу — и наверняка знал, что пережитые потрясения и чудесное воскрешение из мёртвых никак не сказались на его внешности, не осталось даже уродливых увечий. Тогда почему же Модести его не признаёт? Быть может, ей стёрли память?       — Наш Криденс всегда сутулится, — пролепетала девочка. — В глаза не смотрит, не улыбается, взгляд у него потухший, он говорит тихо, робко, с запинками и дрожью в голосе. А ты — другой.       Криденс смутился. Он и не обратил внимания, как уверенно и решительно обратился к сестре, как старался улыбаться и казаться весёлым, чтобы её взбодрить. В самом деле, прежде ему бы ни в голову такого не пришло, ни сил бы у него не было. Значит, что-то с ним случилось за то время, пока он пребывал вне пространства и времени. И почему-то сделало его лучше.       — Слушай, Модести, — произнёс он. — Ты ведь раздобыла ту палочку, да? Значит, верила, что магия есть и что в ней нет зла. Так вот, со мной произошло чудо, которое сделало меня смелее и сильнее. Мне стыдно, что я напугал тебя, и жаль, что всё зашло так далеко, но ведь матушка была недоброй женщиной, ты сама это знаешь, верно? Было неправильно так с ней обойтись, но раз это уже свершилось, нам с тобой надо теперь держаться вместе и идти дальше. Теперь мы свободны, решаем за себя и способны почти на всё. Я обещаю, что тебя защищу и всё сделаю для твоего блага. Мы больше не будем знать голода, унижений и страха. Веришь мне?       Модести всхлипнула, утёрла глаза грязным кулачком, а потом слабо улыбнулась и кивнула. Криденс кивнул в ответ и снова протянул к ней руки, чтобы заключить сестру в объятия. На этот раз она далась, и Криденс крепко прижал её к себе. Она была ужасно холодной, наверное, замёрзла здесь за ночь, боясь пошевелиться, и была ужасно голодна. Надо было срочно раздобыть еды, но где и как, когда нет денег?       — Пойдём, Модести, — сказал Криденс, беря сестру за руку и осторожно направляя её к выходу через ветхие завалы. — Сейчас мы что-нибудь придумаем.       Они вышли на улицу, дождь наконец начал немного затихать. Криденс снял своё пальто и накинул на плечи Модести, и она тут же запахнула его поплотнее.       Что делать? Что делать? Из глубины памяти всплыла фамилия той женщины, которая пришла когда-то на помощь Криденсу — Голдштейн. Красивая такая фамилия, подходит ей, ведь она в самом деле золотой души человек. Быть может, если бы Криденс очень хорошо её попросил и пообещал что-нибудь взамен, она бы приютила их ненадолго, пока он не встанет на ноги? Как минимум накормила бы перед тем, как отправлять дальше в мир.       Но как узнать её адрес? Волшебники же должны где-то жить и, наверное, регистрироваться по месту жительства, как все обычные люди, раз уж они так стремятся слиться с толпой. Так что скорее всего, мисс Голдштейн есть в телефонной книге. Их можно найти в прилавках с прессой, в отелях, в телефонных будках даже.       Между тем они всё шли и шли, и Модести начала нетерпеливо дёргать Криденса за руку.       — Мы ведь идём домой, правда? — робко спросила она.       — Нет, Модести, мы не можем туда пойти, тем более что вряд ли у нас всё ещё есть дом, — виновато сказал он. — Мы пойдём к одному хорошему человеку, который может нам помочь, только нам надо её ещё найти. Скажи, если увидишь телефонную будку.       От Криденса не укрылось, что Модести заметно приуныла, но всё же она стала послушно высматривать будки вдоль улицы. Наконец они нашли одну, и Криденс зашёл внутрь. Как положено, на небольшой полочке лежала телефонная книга. Жёлтые, засаленные страницы приятно хрустели под пальцами, пока Криденс листал их в поисках заветного имени.       Оказалось, в многонациональном Нью-Йорке носителей фамилии Голдштейн огромное число — спасибо многолетнему притоку иммигрантов всех народностей. Из этого списка, впрочем, можно сразу вычеркнуть всех мужчин, и останется гораздо меньше, тем более что некоторые, видимо, родственники, живут по несколько человек под одним адресом. Но всё равно за один день всех было не обойти. Оставалось только надеяться, что подойдёт кто-нибудь из тех, кто обитает на Манхэттене.       Напоследок Криденсу захотелось посмотреть ещё одно имя, но этого он себе не позволил. Попросив у бога прощения за хулиганство, он вырвал нужную ему страницу и, вернувшись к Модести и снова взяв её за руку, отправился по первому адресу.       Первая Голдштейн была пожилой и полной дамой. Криденс понял, что ошибся, едва увидел её, но дама оказалась настырной и стала расспрашивать, кого ищут детишки. Снова извинившись перед всевышним, Криденс лихо наврал, что они сбежали от жестокого отца и ищут в городе тётушку, которую знают только по фамилии. (Модести, слушая эту ложь, с ужасом посмотрела на брата, но ничего не сказала.) Зато старушка оказалась сердобольной и выдала им в дорогу по пирожку.       Вторая Голдштейн, оказалось, не так давно почила. Третья была негритянкой, открывшей дверь в бигуди и приоткрытом халатике, покуривая сигарету в длинном мундштуке. Модести на неё так вылупилась, что пришлось срочно ретироваться. Криденс начинал отчаиваться, тем более что чувство голода снова начало давать о себе знать. Да и ноги устали и начинали болеть. Криденс решил проверить ещё один адрес, а потом придумать что-нибудь ещё.       Дверь открыла кучерявая блондинка с огромными голубыми глазами, одетая вычурно и немного кукольно. От неё веяло домашним уютом, добротой и непринуждённостью. Криденсу вдруг очень захотелось, чтобы это был нужный адрес.       — Здравствуйте, мы ищем мисс Голдштейн, — учтиво заговорил он, но дама его прервала.       — О, боже мой, Криденс, ты жив! — воскликнула она немного писклявым, но не противным голосом, и прежде, чем Криденс успел что-либо осознать, он был заключён в благоухающие сладкими духа́ми объятия.       — Какое счастье, — продолжала щебетать женщина, отстраняясь и рассматривая по очереди Криденса и Модести. — Но это просто невероятно! Тина будет несказанно рада. Вот это будет сюрприз. А ты, детка, кто? О, ты сестрёнка Криденса, ты такая хорошенькая! Заходите скорее, не стойте.       Женщина активно жестикулировала, приглашая гостей войти в квартиру, а на её воркование из соседней двери высунулась круглая и морщинистая физиономия домовладелицы, похожей на бульдога.       — Голдштейн! — рявкнула она. — Я, кажется, велела мужчин не приводить!       — Это наши с Тиной племянники, мэм, всего на один день, — весело отмахнулась та и закрыла за собой дверь, тяжело выдыхая, приваливаясь к ней. — Ух! Ну, теперь поговорим. Разувайтесь. И дайте-ка я вас подсушу.       Криденс снова не успел рта раскрыть, как хозяйка достала волшебную палочку, и по её взмаху одежда на Криденсе и Модести высохла в мгновение ока. Модести неверующе себя ощупала и восторженно ахнула «ух-ты!». Блондинка между тем их обоих подтолкнула на кухню, где тут же заколдовала посуду, чтобы готовила обед и заваривала чай.       — Тина вернётся только к вечеру, Криденс, — продолжала болтать женщина, пока он с Модести устраивался за столом. — Ты, должно быть, понимаешь, что после того, что ты устроил, у МАКУСА множество работы. Только не думай, что я тебя в чём-то обвиняю, Криденс. Разумеется, ты сделал это не нарочно и у тебя не было выбора. Тина, конечно же, тоже так считает, а вот руководство вряд ли удастся убедить — ты не представляешь, какие они твердолобые. А ещё слывут за прогрессистов-интеллектуалов. Меня зовут Куинни Голдштейн, милый, я сестра Тины, это её ты искал. Как славно, что нашёл! Теперь мы позаботимся о тебе и Модести. Кстати, очень красивое имя, детка. Да, Криденс, я читаю ваши мысли — это проще, чем ждать, пока вы решитесь спросить сами. Но могу этого не делать, если вам неприятно. Это называется легилименция, Модести, но ею владеют не все волшебники: ей очень сложно овладеть. Может, вы всё-таки будете говорить вслух, ребятки? А то я начинаю чувствовать себя немного не в своём уме. О, а вот и обед готов! Подкрепитесь, и я положу вас спать — вы заслужили отдых после таких потрясений. А потом придёт Тина и мы всё обсудим.       — А тот мужчина, который был с Тиной, рыжий, — наконец выдавил из себя Криденс, — он придёт? Мне показалось, он смог бы нам… мне помочь. С моей… особенностью.       — Он будет в восторге! — уверила Куинни, с помощью магии расставляя на столе дымящиеся свежей едой тарелки и приборы. — А теперь налетайте.       Оголодавшие странники поели с огромным аппетитом. Модести осмелела и начала задавать разные вопросы про магию, на которые Куинни охотно и подробно отвечала. Она даже разрешила Модести подержать свою волшебную палочку и очень удивилась, когда из кончика посыпались разноцветные искорки, а завядший кактус на тумбочке ожил.       — Надо же, Модести, — воскликнула Куинни. — Похоже, в тебе есть склонность к магии. Кто из ваших родителей был волшебником?       При упоминании родителей Модести погрустнела и тревожно переглянулась с Криденсом. Тот вздохнул и погладил её по голове.       — В доме, где мы родились, было не до волшебства, — сказал он. — А наша матушка — женщина, которая нас забрала и воспитала, говорила, что наша родная мать была падшей, грешной женщиной. В её выражениях это могло значить как «волшебница», так и… другое. Вы понимаете, мисс Голдштейн.       — Пожалуйста, просто Куинни, — ласково улыбнулась она и забрала у Модести протянутую ей палочку, а потом предложила Криденсу. — А ты хочешь подержать?       Криденс напрягся. Ему ведь последнее время часто представлялась такая возможность, и он давно хотел, но не решался попросить. А ведь если бы попробовал, вдруг сразу стало бы ясно, что ребёнком, которого ему поручали разыскать, был он сам? Как бы тогда обернулась судьба?       Судя по тому, как помрачнела и нахмурилась Куинни, она снова прочитала его мысли, но из вежливости не стала их комментировать. Криденс всё-таки взял палочку, но ничего не произошло. В руке она лежала неуклюже и была холодной. Он виновато улыбнулся и отдал её хозяйке.       — Возможно, тебе не подходят материалы, из которых она сделана, — утешительно сказала Куинни. — Каждая палочка сама выбирает волшебника — так говорили мастера с древнейших времён. Думаю, если в тебе есть магия, а наш Ньют — тот рыжий, о котором ты говорил — это легко выяснит, мы и тебе найдём подходящую палочку.       Куинни замолчала и ещё раз пристально вгляделась в глаза Криденса. Мысли его ушли далеко, и Куинни не нравилось направление, которое они приняли.       — Хочешь что-нибудь спросить? — предложила она. — Или обсудить?       Криденс напугано посмотрел на неё и решительно помотал головой. Куинни тут же поддельно улыбнулась и бойко встала со стула.       — Что ж, прекрасно, а теперь по кроваткам, отдыхать. Я разбужу вас, когда придёт Тина.       Она проводила ребят в гостевую спальню, и Криденс невольно задумался, была ли она предусмотрена в квартире, или Куинни добавила её с помощью магии. Постели уже ждали, и, пожелав приятных снов, Куинни оставила их одних.       — Она кажется милой, — нерешительно произнесла Модести, снимая платье и чулки и в блузке забираясь под одеяло. — А Тина такая же добрая? Как думаешь, они позволят нам остаться?       — Даже если позволят, то не навсегда, — ответил Криденс, тоже в рубашке ложась в кровать. — Мы в любом случае должны научиться жить сами, понимаешь? Не все люди такие отзывчивые и ласковые.       — Понимаю, — Модести понурила голову. — А как думаешь, то, что она сказала про нашу магию, это правда? И что же с нами будет?       — А это, скорее всего, решат Тина и Ньют, — подытожил Криденс. — Давай-ка спать, сестрёнка. У тебя была тяжёлая ночь.       Криденс сам заснул, едва его голова коснулась подушки — такой мягкой, каких никогда не бывало дома в церкви. Он был совершенно уверен, что изведётся от бессонницы, или же до утра его будут мучить кошмары минувшей ночи, но сон был на удивление спокойным и ровным. Не было даже видений — Криденс только ощущал покой и комфорт, каких никогда в жизни, даже в лучшие времена, не испытывал.       Проснулся он в темноте, сам не понял, отчего. Шторы на окнах были открыты и в комнату лился оранжевый свет уличных фонарей, а ещё из щели между дверью и полом. Криденс посмотрел на мирно дремлющую на соседней кровати Модести. Странно, он никогда прежде не видел спящего человека, пусть бы и кого-то из сестёр. Модести была сейчас совсем другой — будто не принадлежащей к этому миру. Неподвижная, расслабленная и даже красивая.       Возможно, Криденсу показалось, но от неё будто исходило лёгкое сияние — возможно, это была её магия, которая наконец осмелилась дать о себе знать, когда Модести убедилась, что владеть ею это не порок и не зло. До чего будет чудесно, если она в самом деле обучится управлять своими способностями и сможет занять уважаемое место в волшебном мире. Больше всего Криденсу сейчас хотелось для неё хорошей, достойной жизни.       Криденс отвлёкся от своих мыслей, когда услышал в соседней комнате приглушённые голоса. Один точно принадлежал Куинни, а другой был тоже женский, но более глубокий и строгий. У Криденса ёкнуло сердце: вероятно, это вернулась Тина, и Куинни рассказывает ей о случившимся. И судя по интонациям, Тина не в восторге.       Криденс выбрался из кровати, надел брюки и, подкравшись к двери, немного выглянул из-за неё.       В гостиной ярко горел свет, Куинни и Тина горячо, но шёпотом спорили, чтобы не разбудить гостей, и встревоженно метались туда-сюда по комнате. Криденсу бросилось в глаза, как отличаются друг от друга сёстры и по поведению, и по манере одеваться, и даже просто внешне. Насколько же разные должны быть их характеры! Что, если Тина не разделит рвение Куинни помочь Криденсу и Модести?       Но ведь Тина уже однажды пришла на выручку Криденсу, значит она так же добра, как Куинни, но почему же теперь она в таком ужасе?       — Ты не представляешь, во что ты вмешиваешься, Куинни! — шикнула Тина. — Я-то охотно верю, что он научится владеть собой, но мы же не можем этого гарантировать! А если что-нибудь случится? Тогда мы не то, что его уберечь не сможем от лап Конгресса, мы даже себе не сможем помочь, когда нас обвинят в бог знает в чём! Да ещё и с Гриндевальдом…       Криденс нахмурился: кто такой Гриндевальд? Как он связан с его делом? Впрочем, пока это не важно. Значение имеет лишь то, что Тина не без причин боится оставлять Криденса в доме, и хотя на улицу она вряд ли его выкинет, с его стороны будет правильно попытаться предложить им альтернативное решение. Поэтому, воспользовавшись очередным накалом в дискуссии, Криденс вышел в гостиную и окликнул женщин.       Обе тут же замолчали и посмотрели в его сторону. Тина ахнула и, несмотря на опасения, которые озвучила в своей пламенной речи, кинулась к Криденсу с объятиями и даже всхлипнула. Криденс робко и невесомо обнял её в ответ. Было непривычно быть допущенным так близко в личное пространство постороннего, тем более малознакомого человека.       — Я так счастлива, что ты выжил, Криденс, — произнесла Тина, отстраняясь. — Мы даже не могли предположить, что такое возможно, ведь столько человек видели, как ты… Впрочем, неважно. Ты как-то изменился, не могу понять, но выглядишь будто лучше. Куинни всё рассказала. Мне бы так хотелось помочь тебе Криденс, но…       — Я подслушал случайно, извините, видимо, у меня острый слух, — тоже тихо, чтобы не будить Модести, сказал Криденс. — Я понимаю и разделяю ваши страхи. Я ведь сам не знал и теперь не до конца понимаю, на что способен и природу этих способностей. Я бы ни за что не позволил себе специально доставлять вам неудобства, Тина, но нам с Модести некуда было больше идти. В общем, нам нужен был только временный приют. Если бы вы могли хотя бы её подержать у себя какое-то время, пока я не найду работу…       — Криденс, всё не совсем так, как ты думаешь, — перебила Тина. — Я больше всего боюсь как раз того, что, если мы тебя отпустим, ты можешь ненароком опять что-нибудь натворить, а мы не сможем тебе помешать или помочь. Тогда для тебя точно всё будет кончено, а мне бы этого не хотелось. Чтобы позволить тебе уйти в свободное плавание мы должны сначала убедиться, что в тебе не осталось неконтролируемой тёмной магии, понимаешь?       — Раз так, — пробормотал немного обескураженный Криденс, — вы, наверное, хотите отдать меня на изучение? К тем людям, которые пришли меня задержать? Боже, это так странно! Ведь это был не совсем я, вы понимаете?       — Конечно, понимаем, Криденс. — Тина села на диван и похлопала рядом с собой, приглашая Криденса присоединиться, и он послушался. — Есть такие чары, которые полностью меняют человека, подчиняют его сознание, заставляют действовать против воли. Особенно, когда речь идёт о тёмных искусствах. То, что случилось прошлой ночью, не твоя вина. Из-за того, что ты так долго подавлял в себе магию, она обособилась в паразитирующий сознательный организм, питающийся твоей негативной энергией и завладевающий контролем, когда её скапливается слишком много. Так что все эти ужасы совершил не ты. Это вина…       — Общества? Вы хотели сказать «общества»? Или моей матери? — спросил Криденс. — Она была нехорошим человеком, хотя и не заслуживала такой ужасной смерти. Но она тоже продукт своего времени. Зачем люди так настраивают себя против друг друга? Они ведь видят, что из этого получается, даже если отбросить разговоры о магии…       — Да, Криденс, это ужасно, но мы поговорим об этом потом, хорошо? — остановила его Тина. — Сейчас нам нужно придумать, что делать с тобой и Модести. Куинни говорит, что у неё явно есть волшебные силы, и если это так, она сможет отправиться учиться в школу магии, но с тобой дело другое. То существо внутри тебя могло погибнуть от брошенных в него заклятий, а могло затаиться на время, чтобы потом проявиться ещё сильнее. Но если мы отправим тебя на исследования в МАКУСА…       — Магический Конгресс Управления по Северной Америке, — пояснила Куинни, подслушав, как Криденс спрашивает про себя, что значит эта аббревиатура.       — Да, — продолжила Тина, — то не исключено, что тебя оттуда не выпустят уже никогда: ты слишком редкий экземпляр. А могут найтись и такие люди, кто захочет представить тебя перед судом за то, что ты по незнанию совершил. Нам надо найти другой способ выяснить, опасен ли ты, и как можно устроить твою жизнь при любом исходе.       — И как же это сделать? — напряжённо, но обнадёженно спросил Криденс, поглядывая то на одну, то на другую сестру Голдштейн.       — Наш друг мистер Ньют Скамандер, имевший опыт в подобных ситуациях, осмотрит тебя и сделает выводы, — пообещала Тина. — Сейчас он застрял на даче показаний в МАКУСА, но я постараюсь привести его к тебе завтра. А до тех пор тебе придётся посидеть здесь. Куинни позаботится о тебе и Модести.       — Конечно, Тина, как вы скажете, — согласился Криденс. — Но я точно не доставлю вам неудобств? И потом, разве мои показания не были бы полезны в расследовании?       — Криденс, — сдержанно произнесла Тина, поджимая губы, — тут всё гораздо сложнее, чем тебе кажется, и корни этого дела уходят куда глубже, чем ты можешь вообразить. Ты сыграл, на самом деле, незначительную роль. Хотя в некоторой степени и помог разоблачить опасного преступника.       — Гриндевальда, которого вы упомянули? — спросил Криденс. — А кто он? И как я связан с ним?       Тина и Куинни встревоженно переглянулись, и пауза затянулась. Криденс даже был готов поверить, что сёстры общаются между собой силой мысли. Наконец Тина вздохнула и снова обратилась к нему.       — Когда сотрудники МАКУСА в том тоннеле уничтожили обскура — то существо, которое тобой завладело — один из них, Персиваль Грейвс, начал вести себя странно. Мы и раньше замечали, что он последние недели сам не свой, но то, что мы увидели той ночью, было совсем на него непохоже. Тогда Ньют попробовал одно заклинание, и оно сработало… Криденс, насколько мы поняли, ты был тесно связан с мистером Грейвсом, и я не знаю, как тебе теперь об этом сказать. Куинни, помоги мне!       — Это был не мистер Грейвс, — пролепетал Криденс, догадавшись сам, и ему сделалось дурно.       Перехватило дыхание, в горле встал ком, на глаза навернулись слёзы. Куинни поспешно присела от него с другой стороны и сочувственно погладила по спине. Наверное, она также использовала какие-то чары, потому как Криденсу сразу полегчало, хотя голова всё равно гудела. А потом вдруг пришло облегчение. Выходит, что это какой-то коварный колдун, а не мистер Грейвс так жестоко поступил с Криденсом, обманув его и унизив! Но что же тогда с настоящим Персивалем?       — Ты как будто даже не удивлён, что один человек мог так легко выдавать себя за другого, — попыталась улыбнуться Тина.       — Ну, в мире волшебников, очевидно, возможно всё, — горько хмыкнул Криденс, и тут же оживился. — Значит, это пойманный вами Гридневальд скрывался под маской мистера Грейвса? Но как это произошло? И как давно? Где теперь настоящий мистер Грейвс? Если только он вообще существует…       — Мы пытаемся это установить, но это сложно, поскольку, очевидно, Гриндевальд не собирается сотрудничать со следствием, — объяснила Тина. — Но, знаешь, ты прав, твои показания могут оказаться очень полезны. Хотя, конечно, мне будет сложно объяснить, откуда у меня такая информация. Послушай, Криденс, насколько тяжело и неприятно тебе будет рассказать всё, что ты помнишь, в мельчайших деталях, о твоём взаимодействии с мистером Грейвсом, то есть Гриндевальдом, от первой встречи и до последнего дня? Это может помочь нам отыскать настоящего Персиваля.       Криденс поджал губы и понурил голову. Слишком много эмоций у него было связано с его отношениями с мистером Грейвсом. А теперь оказывается, что он тянулся и тяготел не к реальному человеку, а к хитро созданному кем-то образу для манипуляции окружающими. Если он станет об этом рассказывать, сложнее всего будет исключить из повествования всё личное, собственные чувства, которые глупы и даже неприемлемы в обществе. Но зато он сможет помочь настоящему Персивалю Грейвсу, который, возможно, сейчас находится в смертельной опасности. И потом, ведь неизвестно, в какой именно момент произошла подмена. Что, если у Криденса всё ещё есть шанс…       — Что ж, давайте приступим? — с решительной улыбкой предложил он.       — Я принесу бумагу и ручку, — вызвалась Куинни и, конечно же, воспользовалась магией, чтобы приманить необходимые предметы.       Так Криденс познакомился с ещё одним чудесным магическим изобретением — самопишущим пером.       Его рассказ длился до глубокой ночи. Иногда он обрывал себя на полуслове и просил вернуться немного назад, вспоминая ещё какую-нибудь деталь. Он не знал, что из его истории будет полезно для следствия, а что — просто пустая трата времени, но всё же старался ничего не упустить, и Тина, кажется, была довольна. Куинни терпеливо сидела с ними, но всё же не выдержала и, зевая, удалилась спать, желая им удачи. А когда Криденс закончил, стараясь не сильно вдаваться в подробности о своих ощущениях в последние минуты перед развязкой, Тина устало закрыла блокнот и торжественно посмотрела на Криденса.       — Надеюсь, ты не слишком расстроишься, услышав это, — сказала она, — но судя по твоим описаниям, ты никогда не встречал настоящего Персиваля Грейвза.       У Криденса упало сердце, но в то же время он был немного рад. Значит, мистер Грейвс на самом деле ни перед ним, ни перед кем в этой истории ни в чём не виноват. И значит, когда его отыщут, у него будет шанс вернуться к нормальной жизни. Криденсу сразу сделалось очень любопытно узнать, каков мистер Грейвс на самом деле. Он не удержался и спросил об этом Тину, уходя обратно в спальню.       — Беспристрастный, скрупулёзный трудоголик, если честно, — как будто виновато, но с улыбкой сказала она. — Впрочем, вне работы я его никогда не знала.       Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.       Утром Криденса разбудил весёлый заливистый смех. Когда он открыл глаза, его ослепили струящиеся в комнату солнечные лучи. Всё было озарено светом, словно на картинах с изображениями библейских святых. А что, если все события минувшей ночи Криденсу привиделись, пока его душа возносилась на небеса, хоть не вполне понятно, за какие заслуги? Как раз и смех подходит для такого места.       Но эти мысли Криденс отогнал, постарался заставить себя улыбнуться новому дню и новым возможностям, лежащим перед ним, оделся и вышел в гостиную.       Там на диване сидела Модести и от души хохотала. Криденс никогда не видел её такой счастливой и свободной. Рядом с ней сидел тот рыжий волшебник — Ньют Скамандер, тоже улыбался до ушей и, довольно сдержано жестикулируя, травил байки о своих приключениях. Но он тут же заметил, как вошёл Криденс, оборвал рассказ на полуслове встал и посерьёзнел.       — Здравствуй, Криденс, — поздоровался он, снова надевая улыбку, на сей раз сдержанную, и не делая попыток подойти. — Думаю, ты знаешь кто я. Я пришёл по просьбе мисс Тины, она мне всё о тебе рассказала. Я попытаюсь выяснить, что стало с твоим обскуром, и помочь тебе.       В этот момент Модести снова залилась смехом, подпрыгнула, как будто кто-то её укусил, и принялась шарить руками по платью.       — О, не обращай внимания, она просто играет с Пикеттом, — словно виновато объяснил Ньют и тут же добавил: — Я изучаю магических существ. Многие из них очень милы и вполне могут заменить домашнее животное. Модести, давай покажем Криденсу Пикетта.       Модести, немного смутившись, встала и подошла, а Ньют позвал существо по имени и попросил показаться. Вскоре из складки на платье Модести выглянуло нечто, на первый взгляд похожее на простую древесную веточку, и бойко переместилось к ней на плечо. Только теперь Криденс различил крохотные глазки и тонкие ручки и ножки. Невольно он протянул руку, чтобы потрогать существо, но вовремя опомнился и вопросительно посмотрел на Ньюта.       — Смелее, он безобиден, — подбодрил Ньют. — Разве что очень привязчив и может не захотеть расставаться с Модести.       Криденс, стараясь смотреть в глаза Пикетта, подставил руку ладонью вверх к самому плечу Модести, и через пару мгновений существо перепрыгнуло к нему и стало карабкаться по рукаву, пристроилось на плече и, будто принюхиваясь, стало шарить лапками по шее Криденса, вызывая щекотку и заставляя его смеяться. Он даже не сразу понял, что с ним происходит. В себя его привёл ошарашенный взгляд Модести. Ведь она никогда не видела, чтобы Криденс смеялся, и всё ещё привыкала к нему новому.       Криденс понимающе улыбнулся, осторожно снял с себя Пикетта и протянул Модести. Она снова усадила его к себе на плечо. Неловкую паузу нарушил Ньют.       — Модести, а хочешь показать брату, какому заклинанию ты научилась? — предложил он, потягивая девочке свою волшебную палочку.       Модести тут же загорелась энтузиазмом, немного покраснела от волнения и смущения, но вполне уверено, с показным профессионализмом взяла палочку, прокашлялась, а потом произнесла, вероятно, заклинание, для ушей Криденса прозвучавшее, как детская абракадабра.       — Вингардиум левиоса! — торжественно и немного по слогам проговорила Модести, направляя палочку на одну из подушек на диване, и та медленно, но уверенно стала подниматься в воздух прямо на глазах заворожённого Криденса.       — Мисс Куинни была права, — прокомментировал Ньют, наблюдая за тем, как Модести, указывая палочкой, перемещает парящую подушку по комнате. — В Модести есть магия и довольно сильная. Странно, как ей удалось избежать одержимости обскуром.       Подушка между тем вернулась на диван, и Модести вернула Ньюту палочку, а потом вздрогнула и снова принялась шарить по платью — видимо, это Пикетт решил поиграть с ней в прятки. Тогда Ньют положил руку ей на плечо и трогательно заглянул в глаза. Модести послушно замерла, а Пикетт, выглянув из-под воротника блузки Модести и поглазев на Ньюта, словно что-то поняв, перебрался на его рукав.       — Модести, нам с Криденсом надо побеседовать наедине. Пообещаешь, что будешь хорошо себя вести, пока нас не будет? — спросил Ньют.       Модести кивнула, уселась на диван и прошептала «тсс!», прикладывая палец к губам, таким образом обещая быть тихой, смирной и не мешать взрослым разговаривать. Ньют благодарно кивнул, потом положил руку на плечо уже Криденса, свободной поднял с пола тяжёлый на вид чемодан и отвёл Криденса в спальню, прикрыв за собой дверь.       — Надо же, не верится, что я был здесь всего пару суток назад, — мечтательно произнёс Ньют, глубоко вздыхая, а потом поставил чемодан на пол и открыл. — Нам лучше спуститься вниз, Криденс, чтобы, если произойдёт неконтролируемый всплеск магии, никто не пострадал. Давай, не бойся.       Криденс невольно посмотрел на Ньюта как на полоумного. Спуститься — куда? Видимо, этот вопрос прочитался в его взгляде, поскольку Ньют виновато улыбнулся, похлопал Криденса по плечу и показал, чего он от него хочет, на своём примере. А именно — встал ногами в чемодан и, в самом деле мелко ими перебирая, начал в нём исчезать, будто спускался по лестнице. Криденс не поверил своим глазам даже после всего, что ему уже довелось увидеть. Когда же макушка Ньюта скрылась за бортиком чемодана, Криденс наклонился в него заглянуть, и как раз увидел, как Ньют действительно спрыгивает с настоящей лестницы на пол помещения, похожего на подвал.       — Спускайся, это не страшно! — позвал Ньют, и Криденс, тяжело сглотнув, последовал за ним.       Внизу пахло сыростью, ещё какой-то смесью незнакомых запахов самых разных свойств и было прохладно. Криденс пытался понять, как работает это устройство. Не могло же оно отправить их в квартиру этажом ниже — она явно выглядела не так. И потом, чемодан ведь постоянно переносили с места на место, значит, он должен был бы открывать проход в то место, на которое попал, каждый раз разное. Ньют же явно обставлял свой тайник многие годы. Значит, чемодан — портал в некий параллельный мир. Вот это уже точно в голове не укладывалось.       — Что ж, — неловко сказал Ньют, почёсывая кучерявый затылок. — Давай я покажу тебе своих зверей, а потом займёмся изучением тебя, ладно? Обещаю, это будет настолько быстро и безболезненно, насколько возможно. То есть вообще безболезненно. Это я так сказал, не подумавши.       — Ничего, мистер Скамандер, я привык к боли, — смущённо улыбнулся Криденс, и Ньют ласково сжал его плечо.       — Придётся тебе от неё отвыкнуть, — заявил он. — Кстати, если голоден, возьми там на столе галеты. Вообще-то, это корм для одного из животных, но для людей тоже подходит. А теперь вперёд!       Чудеса, которые открылись Криденсу в мире чемодана, превосходили всё то, что ему уже доводилось видеть, и даже самую богатую фантазию. Ньют показал ему поистине невероятных существ, тем не менее всё же чем-то похожих на привычных земных. Рассказал Криденсу о каждом: где обитает, какие повадки, как заботиться. И даже позволил некоторых потрогать и покормить самому.       Странствуя по бескрайним просторам, Криденс не заметил, как забрёл на территорию вечной зимы. Его тут же окутал холодный ветер, забрался под рубашку, взъерошил волосы. Колючие снежинки покусывали лицо. Криденс обнял себя руками, растирая плечи, но не хотел уходить, не узнав, что за животное здесь обитает. Однако, сколько бы он ни вглядывался в белую даль, посиневшую от набежавших туч, он не заметил ни признака жизни. Как раз его отыскал Ньют и, взяв за руку, прося больше не убегать без спроса, повёл обратно в тепло.       — Кто живёт в таком ужасном месте? — решился спросить Криденс, когда немного отогрелся.       — Уже никто, — тихо и горько ответил Ньют, впервые не глядя при разговоре Криденсу в глаза.       — А кто жил? И что с ним случилось?       — Его забрали в МАКУСА для исследований, а потом уничтожили, — произнёс Ньют. — Это был обскур, которого мне удалось отделить от носителя. Оказалось, это даже хуже, чем дать твари самой убить хозяина.       — Значит, мне в любом случае конец? — Криденс поник, взволнованно глядя на Ньюта, и тогда тот тут же вернул себе задорный настрой и опять похлопал Криденса по плечу.       — Судя по всему, что ты уже пережил, тебя так просто не возьмёшь, — заверил он. — Но мы всё-таки выясним наверняка. Идём обратно и изучим тебя как следует.       Изучение состояло из того, что Ньют задавал сложные вопросы обо всех периодах жизни Криденса, вытягивая из него такие воспоминания, о которых он сам уже забыл, и испытывал на нём всякие заклятия, а какие-то просил попробовать выполнить самому. Криденс не без удовольствия отметил, что что-то у него даже получается. Видимо, Куинни была права, говоря, что дело может быть и в палочке.       Надо сказать, Криденс несколько растворился в процессе. Он не привык, чтобы ему одному уделяли столько внимания, тем более в положительном ключе. Да, бывало, задирали хулиганы на улице, или матушка выбирала его козлом отпущения для проповедей и порок, но вплоть до встречи с подложным мистером Грейвсом Криденс не знал, каково это — иметь для кого-то важность, ценность, просто быть значимым. В первый раз, купившись на это внимание, Криденс больно обжёгся, как мотылёк на свечке, но теперь всё явно было иначе.       Ньют собирался не воспользоваться возможностями и особенностями Криденса — они ему были нужна только для изучения, в результате которого он смог бы действительно сделать магический мир лучше, и жизнь самого Криденса тоже. Впрочем, она уже перешла на совершенно иной качественный уровень. Криденс наконец чувствовал себя настоящим человеком, а не пиньятой и не инструментом в чьих-то руках.       За минувший в экспериментах день Ньюту удалось выяснить невероятное. Хотя так и осталось неясным, почему на протяжении всех этих лет обскур не выпивал силы из Криденса, а продлевал его существование, нашлось объяснение тому, как Криденс выжил в атаке авроров.       Понимая, что с гибелью хозяина пропадёт и он, обскур сосредоточил всю энергию на том, чтобы защитить носителя, но всё же не выдержал натиска. Однако за каждой тёмной магией стоит светлая. И поэтому, когда обскур был уничтожен, она освободилась из-под его власти и материализовалась в теле Криденса, возвращая его таким образом к жизни. Однако её ушло на это так много, что теперь его магические способности были крайне скудны — Ньют предполагал, что Криденс сможет освоить только азы волшебства, но зато, как он считал, в совершенстве.       А ещё скорее всего, от одержимости обскуром останется след. Возможно, со временем Криденс обнаружит в себе даже по меркам волшебников сверхъестественные способности. А может, как и раньше, при сильных эмоциональных потрясениях будут происходить энергетические всплески. Ручаться Ньют не мог, но обещал, что при должном усердии Криденс сможет полностью овладеть своими силами.       Навестив ещё раз напоследок зверинец Ньюта, они покинули мир чемодана. В квартире сестёр Голдштейн уже аппетитно пахло ужином. Куинни суетилась на кухне, воркуя с Модести, которая сидела на стуле и болтала ногами. Криденс отметил, что за его отсутствие Куинни иначе уложила волосы Модести, и та вдруг сделалась вполне симпатичной девочкой.       Вновь прибывших встретили объятиями и поцелуями, а Ньюта, конечно, тут же засыпали вопросами, но он пообещал рассказать сразу всё, когда вернётся Тина.       Это случилось довольно скоро. Она, конечно, была измотана работой, но в её лице было ещё что-то, какая-то необъяснимая тревога, и, хотя Модести не заметила, от Криденса не укрылось, что она посмотрела на них будто с жалостью. Впрочем, на время ужина она постаралась надеть маску непринуждённости, оживлённо поддерживала разговор и восторгалась достижениями Ньюта. Но когда со стола убрали тарелки, настало время тягостных откровений.       — Не-магическая полиция обнаружила труп приёмной матери Криденса и Модести до прибытия сотрудников МАКУСА, — возвестила она. — Возбуждено уголовное дело об убийстве, и детей разыскивают для дачи показаний. Конгресс требует отыскать сестёр Криденса и зачистить им память, чтобы пути магических и не-магических следователей не пересеклись. Вторую девушку уже обнаружили и обработали, но с Модести сложнее, ведь, как мы выяснили, она сама волшебница и может стать частью нашего мира. Для этого её надо привести в МАКУСА для тестирования, и если результаты будут достаточно хороши, возможно, её отравят в школу, когда ей исполнится одиннадцать. Но вряд ли её воспитание доверят второй сестре, а Криденс считается мёртвым, так что вероятнее всего её определят в магический приют.       — Но я могла бы удочерить Модести, — вмешалась Куинни.       — Ты ведь не замужем, Куинни, — напомнила Тина. — Закон запрещает одиноким женщинам брать приёмных детей.       — Глупый закон, — насупилась Куинни, скрещивая на груди руки.       — В приюте на самом деле не так плохо, Модести, — утешительно сказала Тина, обращаясь к погрустневшей девочке. — Я знала многих ребят, которые воспитывались там и стали талантливыми волшебниками и достойными людьми. В течение учебного года ты будешь в школе, а на каникулы будешь возвращаться в Нью-Йорк и сможешь видеться с Криденсом.       — Я не хочу в приют, — шмыгнула носом Модести, и Криденс уже привычным жестом погладил её по голове и притянул к себе.       — У нас не лучшие воспоминания о подобного рода заведениях, — с холодком сказал он.       — А что, если, — вмешался Ньют, и все взгляды устремились на него, — увезти их туда, где их никто не знает? Может, даже в другую страну? В МАКУСА мне приказали в кратчайшие сроки покинуть территорию США, что я и намерен сделать в ближайшее время, и я мог бы увезти Модести и Криденса с собой. Ведь они заслужили шанс начать с чистого листа.       — Это незаконно, — строго заметила Тина, но её перебила радостная Куинни.       — Зато правильно — лучшее решение в данной ситуации, как по мне. Ну что нам будет стоить наврать, что Модести тоже погибла? — протараторила она, и тут же обратилась к Модести: — Ни в коем случае, детка, даже думать о таком не смей и проживи долгую счастливую жизнь. — И затем снова ко всем: — Где угодно в мире их в любом случае ждёт лучшая жизнь, чем здесь. Тем более с Ньютом. Он находит общий язык с самыми невероятными чудищами — неужто с двумя детишками не справится? Они явно в хороших руках.       — Что ж, я со своей моралью, видимо, явно в меньшинстве, — с улыбкой подытожила Тина. — Ну что скажите, ребята? Хотите отправиться в путешествие вместе с мистером Скамандером?       Криденс и Модести нервно переглянулись. Они редко выходили за пределы своего квартала, а теперь им предлагали отправиться в далёкую чужую страну. Но с другой стороны, разве это было не прекрасно повидать мир и испытать невероятные приключения? Тысячи людей могут о таком только мечтать, а им это такую возможность предоставляют задаром. Тем более, если, как говорит Ньют, заграницей у них действительно есть шанс начать заново, перечеркнуть всё мрачное прошлое и устроить жизнь так, как им захочется, почему бы не рискнуть? В самом деле, что худшее, что может с ними случиться?       — Ну ты как, Мод, согласна? — ласково спросил Криденс.       Девочка в ответ только широко улыбнулась, возбуждённо сверкая глазами, и охотно закивала головой.       — Вот и славно, — воскликнула Куинни, всплеснув руками. — Тогда сегодня прощальная вечеринка!       Не спали почти всю ночь. Вдоволь наговорились, рекой лился чай, не иссякали запасы пирожных и кексов. Расставаться с Тиной и Куинни было грустно, хотя знакомы они были по-хорошему чуть больше суток. Тем не менее утром все плакали и обнимались, а затем Модести и Криденс погрузились на корабль до Англии, надёжно спрятанные в чемодан Ньюта.