***
— О, Марья Сергеевна, здрасьте, — как-то чересчур радостно воскликнул оперативник, пред этим сидящий за своим столом. Не странно. Вот уже почти 3 день он сидит здесь один, в одиночестве; не слышит ворчаний начальника о том, что жизнь не справедлива: как только дежурство Кораблева, так труп сразу; никто не посылает его за обедами; никто не препятствует его спокойному употреблению пищи в любое время, даже самое не подходящее. Одновременно радостно, но почему-то грустно. — Давайте, я помогу, — спохватился Курочкин, не сразу поняв, что сейчас кроме него и некому «обслужить» следователя. Все время это делал Кораблев. — Привет, Фёдор, — немножко удивительно ответила Швецова. Хоть на ней уже и не было теплой куртки, Маша всё же продолжала стоять, осматриваясь по сторонам. Что-то не то. Что-то не так. Она, как следователь, все видит. — Чай, кофе? Да Вы садитесь, садитесь, — Курочкин фактически усадил Марию на стульчик, даже немного опасаясь, что та может вдруг уйти и вновь оставить в одиночестве его одного. — А Кораблев-то где, а? Что-то случилось? — Швецова-то не глупая, если даже временно и адвокат. Вопросы у нее такие не спроста. Только войдя в кабинет, женщина сразу же увидела аккуратно убранный стол, где все папки, документы лежали красиво сложены, а кружка Лени стояла сбоку чистая, вымытая, словно дожидаясь своего воркотливого хозяина. Но вот ответа на вопрос не последовало. — Фёдор, спрашиваю еще раз. Где Лёня? В него стреляли, он ранен?! — сразу видно, где работает Швецова. Вопросы в лоб. — Успокойся. — подал свой голос наконец-то опер и поставил кружку с горячим напитком перед женщиной. Тогда, усевшись за стол и почесав затылок, он выдохнул и кратко, также напрямую выпалил: — Леонид ушел в международный запой.вместе с Котом. — Чего? Какой запой? — Маша заметно округлила свои утомленные глаза и непонятливо уставилась на Курочкина, который явно не желал рассказывать все в красках. — Ну? Я жду! — требовала она.***
Очень сильный, даже настойчивый колот об дверь. Ощущение, что сейчас ворвется либо ОМОН, либо мясник с топором. Если бы не открыть дверь, то можно и не понять, что эта стучала всего лишь хрупкая женская рука, а не стадо коней. — Маша? Кхм, Марья Сергеевна? Вот так неожиданность. — внутри себя, Кораблев уже тысячу раз обматерил себя за то, что позволил себе обратиться к ней на «ты». Оступился. Перепутал сон и реальность. Но ещё было более удивительно увидеть её сдесь, в его берлоге. Последний раз Маша была здесь лет двадцать назад, наверное. Если вообще была когда-то. — Привет, Кораблев, — как-то официально сказала женщина и поняла, что включила слишком строгую начальницу, должно быть наоборот. Но следователь-адвокат не стала этого показывать, а лишь сдержала паузу, после которой осмелилась продолжить разговор. — Что-то на сильно запойного ты не похож. — уже более мягче, но всеравно не без какой-то грубости, что ли, говорила Швецова. Затем она прошла во глубь квартиры, остановившись на кухне. — Да и Кот вроде не пьян. — Мария глянула на бедного котика, которого опер ещё сегодня видимо не кормил. Наверное, решил, раз у него голодовка, то и Кот должен умереть голодной смертью. — Кот у меня вообще не пьёт, аллергия на водку. А в вине я как-то не очень разбираюсь. — уже без особого напряга пробурчал Лёня, войдя на кухню следом за «предметом своего обожания». — Курочкин проболтался? Не язык, а целый посёлок, ей Богу! — воркотливо пробубнил он, прогоняя своего Кота напрочь с кухни. И чем он помешал ему? Сидел спокойно, не мяукал вовсе, разве, что заинтересовано наблюдал за ситуацией. — Лень, у тебя что-то случилось, а? — С чего вы взяли? Всё как обычно, всё хорошо у меня, правда. — Да с того. — перебила его женщина и взмахнула руками в воздухе, тем самым обратив внимание на себе. — Одно дело — просто выходной взять, другое дело, закатить скандал начальнику, устроить стрельбу в кабинете и не появляться несколько дней на работе. — на одном дыхании выпалила Швецова, сама не понимая, почему так разволновалась. На минуту, Кораблеву даже показалось, что у неё к нему есть ещё какие-то чувства, помимо работы. Но он, конечно, сразу себя обматерил в душе и даже перестал надеяться. Сколько лет они вместе уже? Много. Очень много. Но «вместе» — это не засыпать в объятиях друг друга, не целоваться на работе, пока нет дел, не быть просто мужем и женой. В этом значение, «вместе» — это работать до ночи над одним делом, ездить на трупы, ловить преступников. Но кто знал, что внутри такого вечно воркотливого и чем-то недовольного Лени Кораблева могут хранится уже сколько лет настоящие чувства. Чувства, которые он испытывает всю жизнь только к одной, к единственной. Был Андрей, которого так хотелось убить за его хамское обращение к своей супруге. Потом был развод. Надежда. Надежда, что вот-вот и она увидит искру любви в его глазах. Но этого не случилось. Потом было много поклонников, на первый взгляд лучше Кораблева: обеспеченные, ухоженные; знают, как ухаживать за женщинами, что дарить, что говорить. Но и на них Она не обращала внимания. А потом появился этот горе-муж Луганский, с которым она живёт уже сколько лет и с которым набралась ещё больше проблем, чем с Андреем. Он сейчас в СИЗО сидит, а она его спасает, бросая всё: дела, любимую работу и подается куда? В адвокаты. Зачем? Чтобы спасти своего благоверного. Неужели, после стольких лет вранья, она его ещё не думает бросить? Как?! Неужели, ей просто нужны деньги, роскошь, красивые апартаменты? Нет. Нет! Маша Швецова не такая. Она настоящая. Наверное. — Маша, зачем ты хочешь вытащить его с СИЗО? Вдруг, он снова тебе врёт? — будто не замечая вопросов Швецовой, Леонид как-то резко выпалил свой вопрос, который мучал его уже сколько времени. Главный вопрос для него, который застал следователя-адвоката в расплох, растерянность. — Не врёт! — слишком быстро ответила женщина, будто за ней, кто-то гнался или следил. А затем продолжила уже более мягче, спокойнее. — Я должна его вытащить, ему помочь, понятно? Почему он должен сидеть, если не совершал убийство? Почему, он должен мучаться потом всю жизнь в тюрьме, а убийца в то время будет спокойно гулять?! Лёня, очнись! — А я могу мучаться, по-Вашему, все эти двадцать чертовых лет?! — крикнул Кораблев и резко встал со стула, сжав кулаки. Не от злости на Машу, нет. От злости, что у него жизнь такая, а если точно, то вообще никакая; от злости, что он сказал это вслух, ей, в лицо. — Лень, ты чего? — Мария обернулась к оперативнику с непониманием, желая, чтобы он поскорее «раскрыл все карты». Это фраза не была сказана спроста, она уверенна. — А ты действительно не понимаешь? — слегка иронично прошипел Кораблев, будто это что-то такое, чего и легче быть не может. — Вы, Марья Сергеевна, видите во мне рядового оперативника, а я вижу в Вас женщину, но не следователя. Вы видите во мне друга, который по каждой просьбе тут же примчится, а я вижу в Вас заботливую жену, которая «пожелает хорошего дня»., но не мне. Вы даже к Федору относитесь мягче, отпускаете его пораньше с работы, потому что у него свидание с Олей, а Леню как раз таки можно загрузить по-полной, у него ведь только кот дома. Никаких чувств. А меня Вы, Марья Сергеевна, спрашивали, есть ли у меня чувства? Нет, не спрашивали. А почему? Правильно, потому что Вам было, что? Наплевать на Кораблева. Да, товарищ адвокат? Ну что скажите, госпожа Луганская? — как на духу издал все это бедный опер, не давая и рта открыть Марие, в которой и так не было слов. На своём последним вопросе, Лёня легко ухмыльнулся, сделав ударение на слове «госпожа Луганская». Но как раз таки у «госпожи» слов-то и не было вовсе. Да уж! Вот тебе и поворот. Швецова на минуту задумалась о том, как все эти годы она могла не замечать его, его чувств к ней. Почему она гналась за теми людьми, которые принесли ей столько несчастья? — Дурой была.-- сложно. Как оказалось, очень сложно произносить это. И дело даже не в самих словах, нет. Сложно, потому что это правда. Какая-нибудь, но правда. Как можно было его не замечать?! Ведь он действительно всегда готов примчаться, защитить, успокоить. Кому она звонит сразу же в какой-то плохой ситуации?! -Ленечке Кораблеву. А почему? До сейчас женщина даже и не задумывалась об этом вопросе. А зря! — Да и есть, в принципе. Прости. — договорила она и быстрым рывком сорвалась с места, направляясь большими шагами к выходу. Мария боялась, не хотела, чтобы он видел её эмоции, которые так и выпирали из неё; она знала, что за все те годы нанесла ему много боли, поэтому и не собиралась дальше оставаться тут, рядом с ним, а тем более продолжать разговор. — Бежишь от меня? — сильная, тяжёлая рука Кораблева упала на хрупкое плечо следователя-адвоката, тем самым не давая в последний момент открыть дверь и выбежать с квартиры. Его голос не был зол, в нем не чувствовалось никакой ярости. Молчание. Швецова неподвижно стояла, лишь прикрыв свои ресницы. — Сколько лет убегала от меня, а я не бежал за тобой. Теперь пришел конец этому бегству. Теперь я тебя просто не отпущу. Всхлип. Первый, второй. И слёзы уже просто льются градом, не желая больше сдерживать настоящие эмоции. Да и зачем? Кораблев очень аккуратно разворачивает к себе Машу и смотрит в её хрустально-чистые глаза, с которых сыпятся слезинки. Горькие. Он бережно дотрагивается к её лицу и смахивает их прочь, одну за другой. Через мгновение его взгляд был прикован лишь к её взгляду и.губам. Словно чего-то боясь, Лёня все ближе наближается к Маше, не забывая поглядывать в её глаза. В один миг женщина почувствовала такое тёплое и.родное прикосновение на своих губах, от которого пробежали тысячи мурашек по коже. А Он целовал её так нежно и трепетно, что, на первый взгляд, вообще было ему не свойственно. Моментами боялся, что она действительно сейчас убежит. Снова. Опять. Но этого не случится. Маша лишь крепко обняла его, отвечая на все его поцелуи, не желая думать о чём-то другом, о ком-то другом. Это начало их жизни. Их уже общей жизни. Их действительно «вместе» жизни, которую они будут продолжать только сами.