Мастер и его гитара

День начинается неожиданно ровно, без эксцессов в городе и дежурных выговоров со стороны начальства. Солнце светит тускло, как старая догорающая лампочка. По пепельно-серому небу ползут ленивые тучи, изредка встряхиваясь и орошая пыльные дороги дождем. В городе по-летнему жарко и душно, от грязи на дорогах и гомона людей вокруг кружится голова. Галина Рогозина прибывает на работу чуть раньше, чем вовремя, и тихо досадует этому – хоть раз в жизни ей хотелось бы опоздать. За столом в лаборатории обретается не спавший всю ночь Тихонов – как обычно. В боковом коридоре на полковника налетает лаборантка и, покрываясь густым румянцем, что-то лопочет себе под нос. Рогозина не слушает ее лепет и спешит скрыться в полутьме кабинета. Она не любит отпуск, лето и полуденный зной. Ей кажется, что вместе с камнями на дорогах накаляется вся ее сущность – это отвлекает. Уже четвертый день ее заслуженного отпуска Галина проводит на работе. Старые архивы встречают ее шелестом страниц и картонной белизной папок, требующие разбора дела приглашают зарыться в рабочий мир и не показываться на поверхность. И она бы с радостью, если бы не духота. Изредка потрескивая, гулко и тяжко работает кондиционер. Он поставлен на максимум – как всегда – но в кабинете все равно нестерпимо душно. Галина расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке и потирает шею. Привычно ложится в руку стакан воды. С тихим толчком стеклянная дверь отъезжает в сторону, и на пороге появляется Антонова. Придерживаемые рукой папки матово белеют на фоне голубой блузки, из прически выбивается упрямая прядь, ухоженные ногти притягивают взгляд. Кажется, дышать становится чуть легче. - Я разобралась с делами, - опускает на стол Антонова идеально ровную стопку. Взгляд скользит по юбке-карандаш, цепляется за ремешок, теплеет на изгибе локтя. Валентина оборачивается, Рогозина отводит взгляд. - Мне брать следующие? – вопрос риторический, но сейчас на него зачем-то требуется ответ. Рогозина пожимает плечами, смотря сквозь стену – прекрасная возможность не смотреть направо, особенно когда там черная юбка-карандаш, знакомые узенькие запястья и золотистая прядь, которую так хочется заправить за ухо. Валентина молчит и смотрит. Дыхание Рогозиной тяжелое, грудь вздымается часто – от духоты ли? Расстегнутый ворот рубашки острым треугольником белеет на матовой коже. На плечо Рогозиной опускается чья-то рука – чья же? Скользит левее, к плавному изгибу шеи, на секунду замирает и чуть сильнее сжимает плечо. - Я буду у себя, - тихий шепот у самого уха пробирает до костей, вызывает легкую дрожь. Слова обретают смысл минуту спустя, но кабинет уже пуст. *** - Потерпевшая – женщина, тридцати двух лет. Причина смерти – механическая асфиксия, время смерти - с двух до половины третьего ночи. Перед смертью имела защищенный половой контакт, следов органики не обнаружено. Травм, полученных до либо после смерти нет, физиологических особенностей тоже... Голос Вали монотонный, глубокий, убаюкивающий. Мысли текут вяло, лениво, будто нехотя. Линии в отчете нечеткие, слегка размытые, серые, или это взгляд рассредоточен? - Галь, ты меня слушаешь? Рогозина смотрит на то, как Валентина стягивает перчатки с рук и сдувает мешающую прядь. На тонком запястье блестит золотой браслет. - Здесь очень к месту золото, - внезапно роняет Галина. - Что? – Антонова удивленно вскидывает бровь. - Золото, - повторяет Рогозина и, секундой позже, поясняет: - Ты в начале упомянула о следе на запястье, скорее всего, от браслета. След очень тонкий и без металлического оттенка – должно быть, это было золото. Валя не отвечает, задумчиво теребя пальцами браслет на руке. Рогозина тоже молчит, крепко сжав пальцами отчет. В какой-то момент она теряется, чувствует теплые пальцы поверх своей руки и судорожно вздыхает. Скрыть дрожь не удается, Рогозина укоряет себя, но Валя как-то странно улыбается. Понимающе, тихо и даже по-летнему счастливо. - Я тоже думала о золоте, - соглашается она, но руку не отпускает. – Зимой оно напоминает мне о лете. Рогозина хмурится, смотря на тонкие пальцы. - Я не люблю лето, - наконец говорит она. – Оно терзает меня, истязает, иссушает, выматывает. Летом я чувствую себя расстроенной гитарой. - Значит, в такие моменты нужен умелый мастер, в руках которого гитара снова начнет играть, - Валентина гладит ее по руке, не дает разрастись протесту. - А если мастер занят чуть больше, чем полностью? Валентина молчит, как вдруг встает на цыпочки, тянется к уху полковника и говорит едва различимо: - Когда речь идет о любимой гитаре, все дела подождут, как считаешь? Рогозина вскидывает брови, смотрит на Валентину, не верит. - Но иногда кажется, что все плохо… - И тогда я смотрю на тебя. В морге тихо, совсем тихо, ровно настолько, насколько должно быть в морге. Рядом с пустой кушеткой стоят две женщины, крепко держась за руки, глядя друг другу в глаза. Мастер без гитары – что гитара без мастера. Главное, найти своего. fin.