Самое лучшее

      Жан вляпался.       Нет, серьезно. Вот так вот сходу влететь и не заметить — это надо было постараться, но Жан всегда находил неприятности с какой-то врожденной непринужденностью, так что, выстрадав честные почти сутки, он вздохнул и махнул рукой, мол, где наша не пропадала. Втюриться в Эрена с разгона — чем хуже проебанного дедлайна проекта за полугодие?       Потом Армин отпоил его своим мажорским кофе, долго вздыхал, смотрел горестно, типа, если у тебя там великая любовь, туды-сюды, может, не надо? Жан залпом прикончил кофе, отрезал: «Надо», — и Армин со вздохом потянул с себя толстовку.       Через час он слез с кровати, швырнул в Жана аккуратно сложенным одеялом и ушел курить на подоконник эти его женские ментоловые сигаретки. Жан потянулся, запустил руку в волосы над виском, там, где начинались лохмы, привычно нащупал чуть выпуклые инициалы.       В общем-то, инициалы были Эрена, но Жан проверять не хотел. После последнего эксперимента с парнем со смешным именем Эрик Йозеф Жан загремел в реанимацию — шутка ли, висок, опасное место — несмотря на то, что на самом Эрике крупными круглыми буквами было написано: «Ж. К.». Пока Жан валялся в больнице, у него как раз было время на то, чтобы прийти к мысли, что он на свете не один «Ж. К.». И что четыре «Э. Й.», которым он уже подставил голову, — только малая часть всех «Э. Й.», бродящих вокруг.       Жан хотел Эрена себе, не хотел снова в больницу и не хотел ничего выяснять про свои инициалы. И про то, что написано у Эрена на жопе, тоже.       Хотя нет, изучить Эренову жопу Жан бы не отказался.       Армин разрешил ему переночевать на диване и запретил лезть в винный шкаф, и Жан, лениво вытянувшись на жестком матрасе, бездумно таращился в тусклую ночь за окном, пока сам не заметил, как заснул.              Первое, что сделали Эрен и Жан, когда познакомились — Жану было уже шестнадцать, Эрену — еще пятнадцать, и, кажется, это его и не устроило — это хорошенько отмутузили друг друга, вываляв в пыли под вопли Армина и закаченные глаза Микасы. Эрен приложил Жана виском об пол, Жан его — спиной об шкаф, раздвижная дверца слетела с рельсов, и они заключили временное перемирие, чтобы вставить ее на место. Потом драки стали хорошей привычкой, через какое-то время метка у Жана очнулась от летаргического сна, но каким-то чудом Эрен ее не трогал, и все обходилось.       Теперь Жан совершенно бесстыдно жрал Эрена глазами и, в общем и целом, тоже хотел потрогать, но уже совсем по-другому.       В том, что он пропал, Жан убедился окончательно, когда Эрен, прижмурившись на весеннее солнышко, вздумал размяться. Он упер оба запястья в поясницу — о том, что в таком положении его ладони совершенно точно легли на ягодицы, Жан старался не думать, — и выгнулся красивой дугой, потягиваясь и отставляя задницу. А потом беззастенчиво задрал майку, чтобы почесать живот, и на то, как дорожка темных волос убегает по смуглой коже от пупка вниз и исчезает за поясом джинсов, Жан дрочил, наверное, с месяц.       С месяц, потому что на большее его не хватило: он надрался и признался Эрену в большом и светлом чувстве. Основная ошибка заключалась в том, что именно в ту субботу Эрену выпало быть трезвым водителем и, как следствие, полицией нравов по совместительству, и расчет, что он будет не в состоянии сказать «нет», не оправдался. «Нет» Эрен, правда, не сказал, зато заехал ему кулаком в челюсть, а когда Жан сполз на пол, еще и от души добавил в спину носком ботинка. Жан взвизгнул как-то некрасиво, Эрен побледнел, как мел, присел над ним, схватил за лицо ледяными пальцами, встряхнул за плечи так, что башка безвольно мотнулась туда-сюда и Жан еще и дал затылком об пол. К его чести, все, что было внутри, Жан удержал внутри, даже кровь носом не пошла, он немного протрезвел, сел прямо и, сфокусировав на Эрене плавающий взгляд, попросил:       — До дома добрось, я не дойду.       Эрен поджал губы, глядя на него так, будто решал, ударить его еще раз или уже хватит, и в итоге подал руку. Жан поднялся.       Даже коленки не дрожали. Вау. Надо отметить в списке достижений за этот год.       Жан прислонил голову к холодному оконному стеклу, рассеянно думая, что Эрен, может, попал по почкам — иначе с чего от удара в спину аж слезы брызнули? — а потом перевел взгляд на Эрена и не думал больше ни о чем. Эрен был белый и строгий, сосредоточенный, хмурился на дорогу, нервно поджимая губы. У него были напряженные красивые плечи и узловатые сильные пальцы, стиснутые на руле до желтых костяшек.       Вообще-то, Эрен был громкий, вспыльчивый, не очень красивый с этими непропорционально большими глазами навыкате и густыми бровями (Жан точно был гораздо симпатичнее), учился тоже не гениально, к тому же больно дрался и обладал каким-то немыслимым количеством прочих недостатков. Тупой, агрессивный, без башни.       Самый потрясающий человек на этой гребаной планете, прости Господи.       Жан поплыл. Эрен, заметив это, на ближайшем светофоре наклонился к нему, повертел за подбородок, беспокойно заглянул в лицо, похлопал по щеке.       — Жан, не отключайся. Ну пожалуйста, Жан, мать твою пополам! — выловил Жан в общем потоке сквозь вату в ушах и, поведясь на просящие интонации, изо всех сил постарался собрать себя в кучу. Эрен отстранился, сжал руль так, что кожа скрипнула, и матерился сквозь зубы всю оставшуюся дорогу, при любой возможности поддавая по газам.       — Ключи, блядь, Жан, ключи, ключи где у тебя?       — В кармане, — булькнул Жан, с удивлением узнав свой подъезд, будто ожидал, что они едут куда-то еще, и подставив бок. Эрен посмотрел на него, как на идиота, и велел:       — Открывай.       Жан честно приставил ключ-таблетку к домофону, дверь, запищав, открылась, Эрен рванул ее на себя и пихнул Жана к лифту. Жан внутри ткнулся спиной в угол, пытаясь сделать так, чтобы маленькая кабина перестала кружиться так быстро.       Эрен выдрал у него связку, когда ему надоело смотреть, как Жан пытается вставить ключ от нижнего замка в верхний, отпер сам и втолкнул Жана внутрь. Достал телефон.       — Криста? Криста, прости, я знаю, сколько времени, но у меня ЧП, правда. Совсем ЧП. Ты можешь посидеть с Жаном? Да он нализался, а я его ударил как-то неудачно, я его довез, его ведет всего, я боюсь его одного оставлять. Да, я знаю, что я сам виноват, но я правда не могу. Да Криста! Да потому что он мне только что признался в любви, и если я сначала дал ему по роже, а теперь все равно буду с ним возиться… неправильно это… ну что я, не человек, что ли, так его наизнанку выворачивать? Хорошо, хорошо, я буду должен Имир. Можешь вообще взять ее с собой и заняться сексом у Жана на диване, он не против. Можете уложить его на диван и взять кровать, мне все равно, только приезжай, ну пожалуйста!       Жан, растекшись на диване, смотрел, как Эрен ходит из угла в угол по полутемной гостиной. Эрен кусал губы, пальцы, нервно запускал руку в волосы и был просто нечеловечески красив, это незаконно просто, ну правда.       — Не грызи, — прохрипел Жан, и Эрен замер, обернувшись на него:       — Чего?       — Руки не грызи. И губы тоже.       Эрен сплюнул и унесся в прихожую. За ним хлопнула дверь, и Имир за шиворот подняла Жана на ноги, потащив в ванную, где Криста уже открыла холодную воду.              Эрен не шарахался от него. Ну, почти. Эрен выглядел почти виноватым и старался не делать ничего, что могло бы ранить Жана: не трогал его, не затевал драк, не хлопал по плечу. Правда, шутил, подкалывал и спорил, как обычно, но этого дурацкого физического контакта Жану не хватало так, что он задыхался.       Он хотел Эрена себе до колотья в кончиках пальцев. Армин вздыхал и заваривал кофе, когда Жан приходил плакаться ему в плечо. Иногда соскальзывал под стол и отсасывал. Жан, когда он появлялся снова, утирая губы, первые несколько мгновений не мог сообразить, почему волосы и кожа светлые, а глаза — голубые, а не зеленые.              В следующую субботу трезвенником была Микаса, так что Жан, безжалостно дождавшись, пока Эрен достаточно захмелеет, утащил его в туалет и вжал в стену. Эрен скользнул по его лицу пьяным взглядом — глаза распахнутые, влажные, яркие, Жан чуть на месте не умер — и зажмурился, подставляя губы.       У Жана колени подкосились. Эрен бегал от него две недели, а тут так просто — на, бери, пока дают, что хочешь делай.       Надо будет сказать Эрену, что с ним нельзя так, что это чревато. Сказать. Потом.       Жан целовал его столько, что губы начали гореть, Эрен смотрел из-под ресниц поплывшими глазами, отвечал так, как будто от этого зависела судьба человечества, и Жана вело. Терпеть стало невозможно, он исцеловал всхлипывающему Эрену шею, рванул его ширинку, соскальзывая на колени и сдергивая с него джинсы, задыхаясь: тот не носил белья, и стояло у него так, что только «Виагру» рекламировать. Эрен заскулил, потек по стене, вмазался в нее затылком, когда Жан схватил его за бедра горячими пальцами, поцеловал тазовую косточку, прижался щекой.       Эрен потянулся к его волосам, и Жан, вспомнив, что не сказал, что его нельзя трогать за голову, перепугался, хотел было отстраниться, но Эрен, будто знал, ласково погладил по щеке теплой рукой, дотянулся до шеи, бессильно скользнул пальцами за ухом и вдруг зажмурился, неловко отталкивая за подбородок. Жан засмеялся, не выпуская его член изо рта, и Эрен кончил, крупно задрожав всем телом.       Жан догнал в два движения и вжался лбом в его живот. Эрен ласково гладил его затылок, осторожно касаясь исключительно коротко обритой части — то ли догадался, то ли знал откуда-то, то ли просто осторожничал очень, Жан не в силах был сообразить. Сердце гулко колотилось в горле.       Эрен за ручку, как маленького, вывел его на улицу, они залезли в его машину на заднее сиденье и целовались исступленно, как дорвавшиеся школьники, до тех пор, пока Армин не постучал им в стекло: пора было ехать.              Инициалы у Эрена были на груди, чуть левее середины, прямо напротив сердца. Самое интересное, что они даже совпадали: Эренов соулмейт тоже был — ха-ха, смешно-то как, — «Ж. К.». Жан сомневался почти минуту, но сдержался и не потянул руки, куда не просили. В конце концов, каковы вообще шансы, что ему повезет и Эрена не шарахнет? Вот именно. Эрен посмотрел на него удивленно, потом кивнул сам себе и спросил, шаря по полке в поисках пластыря:       — А у тебя где?       Жан хмуро взъерошил волосы над виском, и Эрен снова кивнул, заклеивая метку:       — Хорошо, я не буду трогать. Прекрати на меня так смотреть.       — Как? — тупо переспросил Жан, и Эрен обнял его за затылок, улыбнулся, выдохнул в губы:       — Я тоже тебя хочу, поэтому прекрати смотреть и займись делом.       Дважды просить не пришлось.              Жан накрыл Эрена всем телом, прижался губами к виску, зарылся носом в волосы, осторожно сжав его пальцы в своей ладони. Коротко надавил бедрами. Эрен, не сдержавшись, дернулся, и Жан тут же замер обеспокоенно:       — Тебе больно?       — Да, — честно ответил Эрен, и Жан только хотел попросить его потерпеть немного, как тот добавил: — Ты только не останавливайся.       Жан гладил его живот, мягко целовал шею, занимая, отвлекая, и, если бы мог думать хоть о чем-то еще, кроме Эрена под ним, двадцать раз возблагодарил бы искушенного Армина, научившего его, кажется, всему, чему было можно и нельзя. Жан даже из чисто исследовательского интереса однажды забился с ним и неделю пробыл снизу — и не пожалел ни единой секунды. Армин был всезнайкой, но не занудой, у него, похоже, был какой-то врожденный талант преподавателя, потому что, выжимая из Жана все соки каждую ночь так, что Жан не мог, складывая два и два, получить четыре, он тем не менее умудрялся давать ему пространные и увлекательные лекции, типа, смотри, Кирштайн, вот так надо, а вот так не надо, да-да, именно поэтому и не надо, лежи смирно, побудь бревном и не мешай, тут работает профессионал, а еще можно вот так, а если ты пообещаешь меня не пинать, то я сделаю вот так, и… ой, ты уже все, как ты быстро.       Эрен раскинулся по кровати, взмыленный, блестящий от пота, с широко разведенными ногами — от этой открытости дыхание перехватывало — Жан погладил его колени, провел по внутренней стороне бедра, и, не сдержавшись, посмотрел, как выскальзывает из Эрена его член. И обмер.       Вход с одной стороны был светло-красный, кровь блестела в морщинках кожи.       У Жана все внутренности, смерзшись в единый ком, рухнули куда-то вниз. Эрен говорил, что ему больно. Больно. Что он сейчас натворил вообще?! «Не останавливайся», блядь! Два куска идиота.       Да какие два куска, Жан попер, Жан и виноват, блин, Эрен подставился и получил.       Блядь.       Блядь.       Жан, побелев, стиснул зубы.       — Жан, ты чего? — Эрен приподнял встрепанную голову с подушки. — Что-то не так?       — У тебя кровь, — выдавил тот и прокашлялся. Эрен нахмурился, заморгал, сгреб кусок простыни в кулаке, провел между ягодиц, посмотрел на бледно-красный штрих на белой ткани, провел еще пару раз, напряг живот, проверил снова и расслабленно откинулся на подушки:       — А, херня, не идет давно уже. Иди сюда.       Жан нерешительно лег рядом, еще не отойдя от окатившей его паники.       — Ты уверен?       — Уверен, — спокойно кивнул Эрен. — Так было уже, все нормально. На мне заживает, как на собаке. В следующий раз растянуть надо будет лучше.       Он пофырчал от лезущих в лицо волос и, отершись краем простыни, устроил голову у Жана на плече.       — Давай перекемарим с полчасика? Пожалуйста. У тебя там телефон где-то валяется, поставишь будильник?       Жан протянул руку, нащупал мобильник. Эрен расслабился у него под боком, и Жан чуть вздрогнул, когда он положил руку ему на живот, мягко погладил, перебрал пальцами по коже, разгоняя мелкие щекотные мурашки.       Когда Эрен заснул, Жан поцеловал его волосы и открыл на телефоне какую-то книжку; сна было ни в одном глазу.       Эрен устроился у него между ног, и Жан затаил дыхание, глядя на него во все глаза. Эрен неуверенно наклонил голову в одну сторону, в другую и вдруг засмеялся.       — Чего ты? — спросил Жан, и Эрен легко поцеловал его бедро.       — Да я не делал же раньше этого никогда, как-то не знаю даже, с чего начать.       — Ты никогда не делал минет? — тупо переспросил Жан и тут же сам поморщился: молодец, Жан, садись, «пять» тебе за тактичность и находчивость.       Эрен посмотрел на него возмущенно:       — И? Я, вообще-то, девственником был, пока ты меня тогда в туалете не зажал.       Жан моргнул. Минутку. Это было что-то новое. Ого.       И тут он понял, что показалось ему странным: «тогда в туалете» до дела-то не дошло, он отсосал Эрену и все. А это значит, что… Эрен оральный секс тоже считает за потерю девственности?       Вау.       У Жана в глазах потемнело. Эрен, кажется, решил, что ему мало, и прижал сверху прессовочной плитой для верности:       — Не считая раздевалки в бассейне и, наверное, врачей, голышом меня последний раз видел папа, когда я был слишком маленький, чтобы мыться в одиночестве.       Жан сел. Эрен сел тоже, скрестив руки на груди и подняв брови в ожидании. В сочетании с бодрым стояком выглядело… многообещающе.       — То есть… — Жан потер лицо рукой. В голове не укладывалось. — Погоди. Я пытаюсь сказать… почему я? В смысле, я же мудак. Я тебя порвал в первый же раз, отнасиловал в туалете, вообще творю какую-то херню непонятную всегда… — и тут же забил, пожалуй, последний гвоздь в собственный гроб: — Это потому что на тебе мои инициалы?       Молодец, Жан, садись, «пять». Это тебе, правда, не поможет, потому что Эрен тебя сейчас убьет.       — Во-первых, — Эрен медленно, но верно доходил до точки кипения, — кому и когда отдавать мою девственность и мой первый поцелуй я разберусь, пожалуй, сам. С чего ты, блядь, взял, что ты можешь меня критиковать вообще?       — Прости, я херню сморозил, — покаянно кивнул Жан и, лихорадочно пытаясь придумать, как избежать возмездия, положил голову ему на колено, глядя снизу-вверх. Лежачих вроде как не бьют, вдруг прокатит.       Кажется, помогло: Эрен немного успокоился и сбавил обороты, по привычке погладил открытое горло. Смотрел, правда, теперь, как на безнадежного кретина. Дауна без малейшего шанса на просветление.       — Жан, я, вообще, не дебил, окей, да? Ты же видел, что на мне написано. И если ты не подставил голову, то я в состоянии понять, что ты считаешь, что мы не парные. Ну и нафига оно мне, если ты не хочешь связываться? Я тогда тоже не хочу.       Жан кивнул. Эрен откинулся спиной на постель и проворчал:       — Все настроение, гадина, испортил.       Жан усмехнулся и лег на него сверху, целуя шею — у Эрена это было слабое место.       — Сейчас я все починю, — пообещал он, скользя ладонью по его груди и животу, аккуратно обходя заклеенную пластырем метку. Вжался бедрами, протиснул руку, оглаживая оба члена, и Эрен сдавленно застонал, закидывая голову, вцепляясь в его напряженную спину.              Солнце пекло голые плечи. Отчетливо пахло морем. Жан с наслаждением потянулся, поворошил ногой песок, стряхнул с волос соленые капли — они выбрались на пляж, и это было отличной идеей, Микасе следовало поставить памятник. Армин морщился и усиленно мазал белый нос в прозрачных веснушках кремом от загара, но даже он, Жан видел, был доволен.       Как же он любил лето, в самом-то деле.       Где-то у воды истошно завопил Эрен. Жана как холодом по хребту продрало — Эрен от боли так не орал, когда он ему руки выкручивал до скрипа. Он подорвался, сделал шаг к воде, и тут его как ножом в висок ударило, ноги подкосились, в глазах потемнело. Жан рухнул, уткнулся лбом в горячий песок и поднялся на локтях: его мутило. Блядь. Да блядь же. Давно такого не было, сучий соулмейт то ли блядовать пошел, то ли еще какую херню устроил, сука, сука, ну что ему на жопе ровно не сиделось-то?       У Жана была рабочая теория, что его так отпиздило за какие-то грехи прошлой жизни: наверняка метка проснулась, когда кто-нибудь из них случайно наступил второму на ногу в метро, или когда Жан неудачно отдал деньги на кассе, коснувшись чужой руки, или еще какая-то такая херня.       Его отпускало. Он начинал что-то видеть, горячая тошнота отступала от горла, и об стенки черепа бились только уходящая боль и мысль: Эрен. Эрен кричал так, будто его резали.       Жан помотал головой, понял, что это была плохая идея, аккуратно встал на ноги, выпрямился, оглядываясь.       Эрен, белый до зелени, сидел напротив Армина на лежаке под зонтом; Микаса, злая, как сто чертей, наступала на какого-то парня, длинного и загорелого. Парень, похоже, уже начинал жалеть, что родился на свет.       Жан доковылял до лежака, сел рядом с Эреном; тот тут же обессиленно повалился на него, откинув голову на плечо, и Жан машинально обнял его за пояс, привлекая к себе. Армин обеспокоенно смотрел на них обоих поверх солнечных очков, сползших на кончик длинного носа, жирно блестящего от крема.       — Что случилось? Он в порядке? — спросил Жан вполголоса. Эрен в его руках был весь липкий от холодного пота и дышал так, будто его волки гнали через всю Атлантику бегом прямо по воде. Армин нервно пожевал тонкими бледными губами.       — Вроде ничего, отходит. Ты как-то плохо выглядишь, — он цепко заглянул Жану в лицо. Тот машинально отвел глаза, зарылся в волосы Эрена носом, буркнул:       — Да мне что-то плохо стало, перегрелся, наверное, чуть не вывернуло.       Эрен слабо погладил его по спине, и Жан успокаивающе поцеловал его в макушку. Армин прищурился, но промолчал, и у Жана осталось неприятное ощущение, что он понял, что Жан не договаривает, и даже то, до чего Жан еще не дошел сам.       Микаса перескочила через лежак, уперла руки в бока, строго глянула на Армина:       — Ты его заклеил?       — Да заклеил, заклеил, видишь, как сидят? — принялся оправдываться Армин, указывая на Жана с Эреном. Микаса неодобрительно хмыкнула и плюхнулась напротив них, закинув ноги Армину на колени, заставив его страдальчески поморщиться.       — На кого ты там наезжала? — снова спросил Жан поверх головы Эрена; того еще колотило, и Жан машинально гладил его по волосам, пытаясь хоть как-то помочь. Микаса возмущенно сдула челку с лица, поправила лифчик от купальника:       — Да парень обосрался и сбежал. Я думала, я реально ему палец сломаю, — Армин гулко сглотнул — похоже, он тоже так думал. — Я не понимаю, кем надо быть, чтобы так сделать. Может, он пустой просто? Типа, чувств никаких не изведав?       — Откуда это? — нахмурился Армин. Микаса глянула на него искоса, снизав плечиком:       — Маяковский, русский поэт. Прохожу сейчас всю эту муть, в голове сидит.       — Да что случилось-то, кто-нибудь может мне сказать? — раздраженно прошептал Жан, и Армин страдальчески свел брови домиком:       — Ты понимаешь, Эрен в воду полез, а у него пластырь отвалился. Попросил меня принести, а пока я искал, он с мужиком что-то успел не поделить, и этот… — лицо Армина исказила гримаса отвращения, и Жан в изумлении уставился на него: никогда он не видел терпеливого Армина настолько злым. — В общем, он заметил на Эрене метку и пальцем прижал.       — И держал, утырок, — прошипела Микаса, чуть ядом не плюя. Жана передернуло. Действительно, кем надо быть, чтобы так поступить?       Эрен зашевелился, и Жан бережно погладил его по шее, заглядывая в лицо:       — Ты как?       — Нормально, — Эрен еще отливал зеленцой, но улыбался вполне уверенно.       — Отпустить тебя? — спросил Жан. Эрен фыркнул и устроился в его объятиях поудобнее:       — Еще чего, терпи теперь, я у нас теперь больной. — Микаса демонстративно закатила глаза. Жан подозревал, что она не одобряет не столько связь не с соулмейтом или связь мужчины с мужчиной, сколько кандидатуру Жана. В общем, что-то в их отношениях Микасу явно не устраивало, но Жан старался зарекомендовать себя как заслуживающего доверия, и конкретных претензий пока не находилось.       — Сколько угодно, — Жан попытался развернуться, чтобы откинуться на спинку лежака, но в голове помутнело, и его повело в сторону так, что пришлось отпустить Эрена, чтобы упереться руками в сиденье — похоже, он тоже еще не до конца пришел в себя. Эрен обеспокоенно дернулся:       — Сам-то как, конина? — Жан заржал:       — За конину ответишь. Нормально я, ложись давай.       — Эрен, вы из-за чего сцепились-то? — спросил Армин, когда Эрен вольготно развалился на Жане, заставив Микасу закатить глаза еще дальше. Жан мстительно подумал, что если они сделают еще что-нибудь такое, то Микасе останется только смотреть внутрь черепа.       Эрен недовольно поморщился.       — Да мужик херню понес, ну, я ему вдарил, а он оказался еще и мудила.       — Да он этого защищал, — не выдержала Микаса, кивая на Жана, и Армин и Эрен удивительно синхронно повернули на нее головы, глянув осуждающе.       — Микаса, — хором одернули они, и Микаса, подскочив, ушла купаться. Жан присвистнул: нихрена себе, вот это действительно, люди друг друга знают двадцать лет.       — Мне кажется, она надеется, что снова его найдет и выпустит пар, — вздохнул Армин. Эрен хмуро кивнул, и Жан пощекотал его, чтобы привести в чувство. Тот подскочил и мучительно захихикал, сложившись пополам:       — А! Твою мать, Жан! Ну кто тебя просил? — Жан пожал плечами. Эрен дал ему в лоб, и Жан опасно покачнулся — лицо Эрена тут же стало виноватым, и он даже аккуратно поцеловал его в бритый висок: — Извини.       Армин поднял светлые брови, и Жан устало показал ему средний палец. Да, никому его голову трогать нельзя — а Эрену можно. Да, Эрену можно целовать его в висок. Да, даже в тот, на котором метка. Потому что Эрен был миллиметровщиком и никогда не трогал, что не просили, но чем ближе к метке он попадал, тем приятнее это было: Жана всякий раз обливало волной колкого жара. Он как-то попробовал обводить по кромке круглый пластырь у Эрена на груди — почерк был мелкий, хватало самого маленького из набора, такого, для натертых ног — и не прогадал: Эрен стонал и бился, а потом лез целоваться и сам прикладывал его руку к коже.       — Пойдем купаться, — Эрен потянул его за руку, и Жан пошел за ним, как ослик на веревочке. Армин прыснул в кулак от покорности на его лице, и Жан снова показал ему средний палец. И только потом заметил, что Эрен сделал то же самое.       Эрен утянул его в воду, молча понырял, чтобы остудиться и немного расслабиться — Жан старался не выпускать его из вида на случай, если он еще не до конца пришел в себя, — и подплыл к Жану, вытянул его туда, где Жан если что задевал пальцами ног дно, нахмурился:       — Рассказывай.       — Что рассказывать? — не понял Жан.       — Я не такой гений, как Армин, но я тоже понял, что это был не тепловой удар, или что ты там наплел.       Жан вздохнул, просел в воде, пуская пузыри, и Эрен пребольно пнул его в бок. Жан вполсилы толкнул его в живот раскрытыми ладонями — в воде, тем более там, где Эрен толком не доставал до дна, хватало легкого движения, чтобы его отбросить, — и они лениво помутузили друг друга еще пару минут. Эрен окунул его, Жан наглотался, и все закончилось.       — Ну?       — Баранки гну, — огрызнулся Жан, фыркая и убирая мокрые волосы со лба. Из воды торчали смуглые Эреновы плечи, красивые и блестящие, присыпанные мелкими каплями, и он на секунду отвлекся. Эрен, почувствовав его взгляд, дернул рукой. — У меня же метка активированная. Не знаю, как так получилось, не спрашивай, мне лет шестнадцать было тогда, — Эрен присвистнул. — Чего-то он там отчебучил такое интересное, что меня прострелило.       Эрен кивнул сочувственно, сгреб его руку под водой.       И рванул вниз, снова притапливая.       Господи, иногда Жан был влюблен в него так, что самому становилось страшно.              Жан уже успел забыть, с чего они опять сцепились — возможно, он слишком удачно пошутил про интеллектуальный уровень Эрена, на удачные шутки тот всегда обижался, — но факт оставался фактом: они стояли во дворе университета рядом со скамейкой, Армин обреченно прятал лицо в ладонях, Микаса — сюрприз — закатывала глаза, Жан душил Эрена локтем, тот лупил его пяткой по голени. Прохожие студенты или шарахались, или, если узнавали их, ржали.       Жан наклонился ближе к уху Эрена и выдохнул, едва касаясь губами кожи и паскудно улыбаясь:       — Люблю тебя. — И ослабил захват, оставив руку на том же месте.       Эрен завис и медленно поставил ногу на землю. Жан почувствовал, как он краснеет, и мстительно усмехнулся, незаметно прикусывая его мочку.       Эрен вспыхнул и, выворачиваясь, буркнул на грани слышимости:       — Я тебя тоже.              Когда Жан пришел, Эрен уже спал, подтянув колени к груди и скрестив руки перед собой, верхнюю сунув под подушку, а нижней накрыв лицо, прижав к виску тыльной стороной и повернув наружу раскрытой ладонью. Жан лег сзади, вложил руку в его ладонь, и Эрен стиснул его пальцы. Повернул голову, вслепую ткнулся сухими губами в запястье, Жан замер, растворяясь в этом прикосновении, в том, какой Эрен теплый и расслабленный ото сна, мягкий, с закрытыми глазами.       — Чего ты? — Эрен ласково гладил большим пальцем его запястье. Жан вздохнул и лег на подушку, обнимая его поперек живота, подтягивая к себе.       — Спи, — шепнул он. Эрен перевернулся на живот, вытягиваясь во весь рост, и сонно уткнулся лбом в наволочку. Жан рассеянно погладил его по спине, длинно, от затылка по шее вниз, между лопаток, вдоль хребта и до самой задницы, и Эрен отзывчиво повел плечами, ниже нагнул голову, подставляя шею. Жан положил ладонь ему на затылок, съехал чуть вниз, взъерошив волосы, обвел выступившие позвонки, погладил за ухом.       Эрен приподнялся на локтях, морщась и хмурясь, приходя в себя.       — Все нормально? — Жан кивнул, слегка шлепнув его по плечам:       — Ложись и спи.       — Жан.       — Дай укрою, ты замерз, шея вся холодная, — он потянул одеяло наверх.       — Жан, что случилось?       — Эрен, ляг и спи. Серьезно. Все в порядке, успокойся. — Жан раздраженно рванул застрявшее одеяло, и оно накрыло Эрена с головой. Тот автоматически поддернул ноги к себе, перекатываясь на бок: иначе пятки оставались открытыми. Жан протянул руку и погладил его по щеке. — Иди ко мне.       Эрен вздохнул и, покачав головой, подвинулся ближе к Жану, залезая под его одеяло, закидывая ногу на бедро и прижимаясь лбом к груди. Жан обнял его, притягивая ближе, и накрыл одеялом плечи.       Эрен проснулся снова, завозился, выпростал разворошенную голову наружу, навис над Жаном, уперев руки по обе стороны от его лица.       — Я не могу так. Рассказывай. Жан, серьезно. Я тебе чужой, чтобы ты от меня по углам шарился? — Жан посмотрел на него болезненно, и Эрен дотянулся до лампы, стоящей на тумбочке, щелкая выключателем, сел прямо. — Жан?       Жан тоже сел, пожевал губу, отводя глаза. Эрен положил руку ему на щеку, разворачивая к себе и заглядывая в лицо с беспокойством.       — Мама попала в аварию, — признался Жан. — Дома. Она в реанимации. В смысле, все равно не пустят.       Эрен молча сгреб его в охапку, крепко обнимая вокруг спины, погладил по волосам, по лицу, шее, бережно целуя лоб, и Жан невольно подумал: ага. Соулмейт должен быть лучше, чем все остальное, вместе взятое. Тогда он чего-то не понимает, потому что что может быть лучше этого?       — Поехали, — шепнул Эрен. — Давай, Жан, поехали, дорога свободная, максимум часа за два доедем. Ты же тут изведешься весь, ну. Я же знаю.       Жан мотнул головой.       — Да не надо… Там Криста…       — Криста?       — Она тетю Мей приехала навестить как раз, — пояснил Жан. Эрен никак не мог выучить, они с Кристой друг другу четвероюродные или пятиюродные. — Что мы там будем делать? Она позвонит, как что-то… решится.       — Жан, — Эрен поднял его лицо, заставляя смотреть в глаза. — Почему ты этого так боишься?       Жан помолчал.       — Знаешь историю про Марко? Я вот так вот тоже поехал к нему, вмазался в столб, машина всмятку, у меня сотряс. Он пришел в себя, а ему говорят: «Все, ваш Жанчик на тачке разбился, пока к вам ехал». У него истерика. Свалился с каталки и свернул шею. Кости хрупкие.       Эрен прижал его к себе крепче, и Жан вдруг понял, что его колотит — сам не заметил, как началось.       — Жан, — тихо зашептал Эрен ему на ухо. — Ты не виноват. Это какой-то ночной кошмар, но это кончилось. Отпусти его. Тебе нужно к ней. Мы хорошо доедем, я сяду за руль.       — Нет, — вздрогнул Жан.       — Да, — мягко возразил Эрен и погладил его по руке. — Я не нервничаю так, как ты. Я поведу аккуратно. Дорога чистая, светлая, сплошное шоссе. Ни с твоей мамой, ни с тобой, ни, тем более, со мной ничего от этого не случится. Ты ей нужен. И тебе это тоже нужно. Поехали. Я обещаю тебе, что все будет хорошо. Обещаю, слышишь?       Жан закрыл глаза, выравнивая дыхание. Эрен взял его лицо в ладони и принялся целовать подрагивающие веки, лоб, нос, щеки, коротко прижался к губам.       — Хорошо, — сдался Жан. — Но аккуратно, ты понял меня?       (Я же сдохну, если с тобой что-то случится, Эрен, нет, давай останемся дома, пожалуйста)       Эрен улыбнулся и потянул его из кровати.       — Обещаю. Одевайся.       На улице стояла прохладная для начала сентября, почти летняя ночь. Эрен мягко тронул, они выехали со двора и буквально через полчаса, может, меньше, оказались за пределами города.       — У тебя в двери стоит бутылка колы, дай мне, пожалуйста, — Эрен протянул руку, не отвлекаясь от дороги, отпил не глядя и сунул куда-то к себе. Притормозил на развилке, вскользь улыбнулся Жану и ласково потрепал его по колену.       — Лучше поспи, если получится. Знаешь, где спинка откидывается?       Жан послушно разложил кресло почти горизонтально, улегся и почему-то очень легко заснул. Он несколько раз просыпался, резко распахивая глаза, видел спокойного расслабленного Эрена, его ярко освещенные мелькающими фонарями руки на руле, внимательное уверенное лицо и, успокоившись, казалось, от одного его присутствия, засыпал снова.       Эрен поцеловал его в висок. Жан дернулся, нашарил его руку, еще толком не открыв глаза, и сел. За окном медленно светало, горели белые окна знакомой с детства больницы. Эрен вышел сам и открыл ему дверь, даже подал руку — Жан очень плохо соображал, то ли после сна, то ли от нервов, то ли просто по жизни — и, поставив машину на сигнализацию, бережно отвел к крыльцу.       — Видишь, мы доехали, все в порядке.       Девушка за стойкой регистрации, очевидно, ненавидевшая свою ночную смену всеми фибрами души, оживилась при их появлении, и Жан поймал себя на абсурдном желании ревниво сгрести Эрена за талию: да, девочка, тут есть, на что посмотреть, но смотреть буду я.       — Мы к Розамунд Кирштайн, — какой у Эрена голос, Боже ты мой, можно Жан просто постоит, послушает и ничего не будет решать? Кажется, можно. — Она попала в аварию, ее забрали в реанимацию. Можете проверить, что с ней?       — Там еще операция идет, я толком не знаю, что как, не до отчетности же. Лучше поднимитесь и в холле подождите, это на второй этаж и направо до упора. Кажется, там девушка сидит, если не ушла еще.       — Спасибо, — Эрен улыбнулся, и Жан завис. Эрен, заметив это, с ласковым смешком погладил его по щеке, и девушка, досадливо поморщившись, потеряла к ним всякий интерес, вернувшись к кроссворду. Эрен, хмыкнув и не дождавшись от Жана какой-нибудь реакции, снова взял его за руку и повел к лестнице. — О! Нам халаты нужны?       — А, так идите, если что, там в холле висят, — отмахнулась девушка, не поднимая головы. Жан замешкался, и Эрен мягко сжал его пальцы, шепнул на ухо со смешком:       — Давай, просыпайся, не падай на ходу. — Он прижался губами к виску Жана, и тот фыркнул и встряхнул головой, приходя в себя.       Криста сидела на обитой дерматином лавочке и уныло копалась в телефоне, накинув на плечи куртку. Услышав шаги, она подняла голову и, отложив телефон, кинулась им навстречу, повисая у Эрена на шее. Тот осторожно обнял ее и наклонился, чтобы она могла встать на пол.       — Ну да, братско-сестринские чувства, конечно, никого важнее семьи, — проворчал Жан.       — Не бурчи, вы с Эреном и так мне с Имир на пару скоро будете должны ящик коньяка.       — Имир тоже здесь? — удивился Эрен и на всякий случай оглянулся. Жан хмыкнул, и Эрен машинально дал ему по заднице, как дошколенку. Криста прыснула в кулак.       — Нет, она с тетей Мей осталась.       — Боже, скоро тут будет не мама, а тетя Мей, — закатил глаза Жан, и Криста пнула его маленькой ножкой:       — Прекрати! Имир хорошая! Как ты надоел мне! Вот! — Она потянула с себя свитер, оставаясь в лифчике, и Эрен тактично отвернулся. Криста развернулась спиной, указывая себе на лопатку. — Вот, вот! Вслух читай!       — Имир Бирнесон, — уныло прочитал Жан. Эрен смешливо фыркнул в сторону. — То есть теперь это насилие надо мной еще и законно, отлично. Ладно. Поздравляю. Не приглашай нас на свадьбу, пожалуйста.       — Криста, с миссис Кирштайн что-то понятно? — перебил их Эрен, и Криста сникла, одевшись и одернув свитер.       — Нет пока…       Они сели на ту же лавочку все втроем. Криста принялась писать Имир, Эрен, привалившись спиной к холодной стене, зарылся пальцами в волосы Жана, мягко поглаживая. Тот пробормотал что-то себе под нос, стянул толстовку, оставшись в футболке, и сунул ее Эрену под спину. Эрен, дотянувшись, наверное, в сотый раз за ночь ласково поцеловал его в висок, и Жан заставил себя расслабиться.       Спустя минут двадцать погасла лампа «идет операция» и из двустворчатых дверей потянулись усталые врачи. Самый убитый, видимо, хирург, с мукой на лице смотрел на энергичного длинного медбрата, прыгавшего вокруг него:       — Ну как мы ее стабилизировали, а! А остановка! Ух! Я обожаю остановки! А кровотечение? Грудная клетка, а? А? Шедевр! Шедевр же, доктор Смит!       — Угомонись, здесь родственники, — одернул его хирург, подходя к их лавочке. Эрен потряс Жана за плечо и встал, Жан, продрав глаза, встал тоже, Криста осталась сидеть, глядя на врача снизу-вверх.       — Я доктор Смит, хирург. Я только что оперировал миссис Кирштайн, нам нужно перевезти ее в палату. Нам удалось стабилизировать ее состояние, но реабилитация будет долгой и трудоемкой. Как вы слышали, была остановка сердца, но сейчас, уверяю вас, все трудности позади. Сейчас санитары перевезут каталку, я прошу вас не мешать им. Можете остаться на месте.       Три усталых мужика в голубых пижамах провезли мимо них каталку и передвижную стойку с какими-то то ли приборами, то ли хитрыми капельницами. Эрен сжал руку Жана, Криста, дотянувшись, тоже положила сверху свою маленькую ладошку. Они проводили глазами миссис Кирштайн.       — С кем я могу обсудить подробности лечения? — терпеливо спросил Смит. Жан встал с места — Эрен встал за ним, как привязанный, — и кивнул:       — Со мной. Мужа нет, я сын. Удостоверение личности?       — Если нетрудно, — кивнул Смит. Жан растерянно обернулся, и Эрен, подобрав его толстовку, пошарил в карманах и протянул ему водительские права.       — Вы подождете здесь? — спросил Смит. Эрен вопросительно глянул на Жана, и тот кивнул. Смит кивнул тоже и увел его куда-то дальше по коридору.       — Эрен, — Криста потянула его за ремень, вынуждая сесть. — У тебя на коленях удобно спать?       — Жан не жалуется, — устало улыбнулся Эрен. — Надо же, за окном светает уже. Мы так на пары не успеем, я смотрю.       — Там есть что-то, что нельзя пропустить? — спросила Криста, устраивая голову на его коленях.       — Да все всегда можно пропустить, — зевнул Эрен, и Криста, поддавшись, зевнула тоже.       — Вот и пропустите, — посоветовала она. — Оставайтесь, мы вам постелем у тети Мей, мы с Имир вместе спим, так что гостевая свободна. Ой! Эрен, ты дурак.       — Ага, — согласился тот. — А почему?       — Воскресенье, Эрен. Хоть поспите.       — Спасибо тебе, Господи.       — Не за что.              Когда они подъехали к дому, до рассвета оставалось минут сорок, не больше. Вокруг все было светлое, нежно-серое, и бледное небо еще только готовилось заиграть красками.       Эрен донес спящую Кристу до дома на руках; Жан, как преданный Санчо Панса, открывал и закрывал ему двери и даже наступил на задники кроссовок, чтобы помочь снять. Эрен не отрываясь пристально смотрел за ним через плечо, но Жан не замечал — он то ли уже спал на ходу, то ли нервы наконец отпустили, но в голове плавал плотный белый туман, и он только чудом не собрал все углы и косяки еще на подходе к лестнице.       — Я уже постелила вам, наверх и направо, там дверь открыта, — сказала Имир, забирая у Эрена Кристу — та, сморенная долгим ожиданием и беспокойством, даже не проснулась. Жан безучастно посмотрел, как ее белые волосы рассыпались по плечу Имир, и отстраненно подумал, что, может, так и правильно.       В спальне Эрен обнял его за пояс, прижался к уставшей спине теплой грудью и животом, устроил голову на плече — ступенек Жан не помнил вообще, настолько он падал уже на ходу, но теперь тепло Эрена медленно впиталось в него, зашевелилось под ребрами и будто запустило заново.       — Эй, — шепнул Эрен, касаясь носом его уха. — Что мне для тебя сделать? Ты скажи только.       — Трахни меня, — отчетливо попросил Жан, и Эрен ошарашенно застыл. Жан услышал, как он медленно переводит дыхание.       — Утром, — ответил он наконец, и Жан уловил в его голосе, тихом и мягком, что-то, что давало понять: это не обсуждается. — Если ты не передумаешь.       Жан вздохнул и скинул его руки, стягивая толстовку через голову. Эрен сел на край кровати, поймал его за пояс джинсов, утягивая к себе на колени, и стиснул, не давая выбраться.       — Жан, перестань, — попросил он легким шепотом. Жан дернулся. — Я… Я не хочу, чтобы это было… так. Ни светло, ни темно, твоя мама в больнице, мы толком не спали всю ночь, оба в мыле, замученные, понимаешь? Я хочу… чтобы было наоборот. Чтобы это было потому что тебе хорошо, а не потому что плохо.       Жан прикрыл глаза. Ему отчаянно хотелось оказаться в коконе Эреновой заботы и… и защиты, отзвук которых он почувствовал, когда Эрен баюкал его в полутьме на кровати, как маленького, обхватив обеими руками и снимая с него всю ответственность. Секс снизу — первый и единственный простой способ это получить, который пришел ему в голову.       Жан потерся затылком о его плечо, Эрен послушно разжал руки, разделся, нашаривая в кармане пластырь, и уже через минуту лежал в кровати рядом с ним. Повоевал с подушкой и, будто понял, о чем Жан думал все это время, потянул к нему руки:       — Иди ко мне, хочешь? — Он откинул голову, стало хорошо видно голое горло с крупным кадыком. — Жан, ну пожалуйста.       Жану хотел дать ему в лоб за эту идиотскую манеру — как с ребенком или буйнопомешанным разговаривает, честное слово — но почему-то передумал. Эрен, будто почувствовав перемену его настроения, сгреб в охапку, завозился, закинул на Жана руки и ноги, и скоро тот уже не мог понять, где чьи пальцы, лодыжки, ладони, только Эрен прижимался щекой к его макушке и перебирал короткие волосы на затылке с такой нежностью, что Жан успокоился и расслабился, выдыхая и закрывая глаза.              Когда Жан проснулся, в первый миг ему показалось, что ничего толком не изменилось: неверный свет в комнате, Эрен лежит рядом и перебирает его волосы — неужели не спал совсем?       Медленно морщась и стараясь проморгаться, он постепенно начинал понимать, что происходит вокруг: шторы были задернуты, причем плохо, поэтому казалось, что еще раннее утро, хотя солнце, совсем яркое и по-летнему желтое, мощным потоком вливалось сквозь щель между гардинами. Эрен сидел в кровати, сунув подушку под спину, и, судя по звукам, свободной от оглаживания затылка Жана рукой копался в телефоне. Сам Жан обнаружил себя лежащим у него на коленях.       — Проснулся? — тихо уточнил Эрен, и Жан широко зевнул, машинально подставляя голову под его пальцы, чувствуя, как Эрен ласково улыбается где-то наверху, проходя по коже короткими ногтями и рассеянно спускаясь на шею. Жан довольно замычал.       — Проснулся. Почему мы так странно сидим?       — Ну, — Эрен отложил телефон куда-то на пол и скользнул в его волосы уже обеими руками, завозившись и с наслаждением расправив затекшие плечи, — я попытался встать и пойти приводить себя в порядок, но ты очнулся и решил, что хочешь лечь мне на коленки. Как тут можно было отказать?       — Ну уж извини, — буркнул Жан и приподнялся на локтях, но Эрен за шею уложил его обратно, царапая по затылку и за ухом, чуть выше, опасно подбираясь к метке и проходя ногтями в считанных миллиметрах — говнюк, выучил, где кнопка деактивации. Жан замученно свел лопатки, вытягивая шею, и бессильно замычал, сдаваясь на милость победителя. Эрен удовлетворенно хмыкнул.       Они пролежали так в уютной тишине еще несколько минут: Эрен думал о чем-то своем, с упоением царапая чужой затылок, Жан гонял в голове по кругу одну простую фразу, никак не решаясь вытолкнуть ее из себя.       — Эрен.       — А? — Жан кашлянул, поморщился, мотнул головой, мол, ничего, забудь. Эрен сгреб его волосы в кулак и слегка тряхнул: — Говори давай. Ну?       — Я не передумал, — признался Жан вполголоса. Еще оставался шанс, что его не услышат или просто не поймут, но Эрен замер, выпрямляясь, и откашлялся.       — Ты уверен? — Жан сел к нему полубоком, неожиданно успокоившись. Все вдруг стало легко и правильно. Он твердо посмотрел Эрену в глаза:       — Более чем. — Эрен с сомнением закусил губу, и Жан застонал вполголоса: — Эрен, я собираюсь заняться с тобой любовью, а не с парашютом прыгнуть, в чем проблема? Если ты не хочешь, тебе достаточно сказать, а не...       — Нет-нет-нет, я хочу! — перебил Эрен, подаваясь вперед, с совершенно уморительным выражением на лице, но Жану было не до смеха. — Как я могу не хотеть, ты, придурок? — фыркнул он тихо, отводя глаза. — Единственное, я все еще не хочу... так.       Жан зарылся рукой в волосы, посмотрел на Эрена из-под ладони. Тот сидел красный и взволнованный, обкусывая губу, и глядел на него во все глаза со смесью упрямства и надежды. Жан облегченно засмеялся.       — Это уже не «так», чтоб ты знал, — фыркнул он, наклоняясь ближе. По сбитому дыханию Эрена, по мелкой дрожи было понятно, что он вот-вот сдастся, но это упрямство, с которым он сопротивлялся сексу ради секса и оберегал Жана от чего-то, что сам не мог толком сформулировать, заставляло что-то внутри жарко сжиматься, не давая отвести взгляд. — Так что заткнись и... — Жан выругался, утопая в бессильном смущении. — Нет, я не могу сказать это вслух. Но ты понял, да?       Вместо ответа Эрен впечатался в его рот губами, заваливая на спину, и все то возбуждение, которое он, похоже, еще с вечера завязывал внутри тугим узлом, хлынуло на Жана единым освободившимся потоком. Воздух мгновенно накалился до предела, дышать было некогда, смотреть — некогда, и оставалось только трогать, беспорядочно обшаривать горячую кожу, умирая от каждого прикосновения.       Эрен перевернул его на живот, сунув под бедра подушку, и невыносимо медленно спустился губами по спине к пояснице — так, что Жан мог разве что постыдно скулить, — и там…       Жан чуть не заорал от неожиданности, когда его первый раз укусили за задницу, а потом мог только прятать красное лицо в локти, потому что Господи, кто и когда мог предположить, что Эрен, его юный, по-своему трогательный и (казалось!) неискушенный Эрен способен завалить его и вытрахать пальцами и, мать его, языком? Настолько уверенно, что Жана раскручивало и сминало так, будто его разбирали на запчасти?       Он с трудом не пропустил момент, когда Эрен подтянулся и накрыл его собой, как прибойная волна, и все-таки вошел, тяжело дыша в насквозь потный загривок.       — Мой, — различил Жан, когда шум в ушах немного схлынул; Эрен печатал на его шее поцелуи и шептал безотчетно с каждым толчком: — Мой, мой, никому не отдам, никому, слышишь?..       Черт, подумал Жан, черт, Эрен, что же ты делаешь? Что ты будешь делать, когда Жан станет не нужен? Отдирать теперь — только с мясом. Если вообще еще можно отодрать.       Он кончил первым, ни разу не потянув рук к члену, просто потому что всего этого было слишком много. Эрен почти сразу всхлипнул ему в затылок, выходя, и спине стало горячо и мокро. А потом еще и шершаво, потому что по лопаткам снова спустилось прикосновение языка: Эрен убирал за собой. Жан медленно переводил дыхание и с каким-то отстраненным ужасом осознавал, что свои имя и фамилию еще может вспомнить, а вот возраст — уже нет.       — Эрен, какой сегодня год? — пробормотал он, когда тот рухнул рядом, тут же подкатываясь ближе и утыкаясь носом в мокрый висок Жана.       — Ты реально больше ничего не хочешь сказать? — спросил Эрен негромко, и Жану неожиданно пришла в голову мысль, мучавшая его еще в апреле, а потом постепенно отошедшая на задний план и забывшаяся:       — Нет, у меня есть вопросы важнее, если хочешь. — Жан вздохнул, перекатываясь на спину и с наслаждением потягиваясь. Эрен зачарованно погладил его живот:       — Ну и?       — Эрен, почему ты вписал мне, когда я признался тебе в любви в самый первый раз? Я даже целоваться не успел полезть, — Жан пожал плечом. Это не было обвинением, он не злился даже тогда, чего уж говорить про сейчас, просто… действительно не понимал.       Он удивленно посмотрел на Эрена, когда понял, что тот жарко краснеет, едва не до слез, и ласково погладил его по горячей щеке.       — Прости, — пробормотал тот задушенно, не глядя в глаза. — Я… не знаю, как сказать. Это было очень глупо, я знаю, правда, извини. Я испугался, что ли. Что ты переспишь и забудешь, а я потом куда? Я вмазал рефлекторно практически, если честно… — Жан заржал, и Эрен обиженно ткнул его в плечо: — Да блин, хорош! Че ты ржешь опять?       — Ничего, — выдавил Жан и поцеловал его — коротко и крепко. — Я тебя обожаю, ты в курсе?       — Здорово, — хмыкнул Эрен, но было видно, что ему приятно.              Еще приятнее и веселее стало, когда они все-таки спустились на кухню, где Криста смотрела на них с осуждением пополам с завистью, а Имир исподтишка показала большой палец. Мей, инвалид по слуху, у которой Криста к тому же была очень поздним ребенком, приняла Эрена очень тепло, но все равно продолжала поглядывать на всех четверых подозрительно — видимо, никак не могла взять в толк, чего это они обмениваются такими загадочными взглядами.                            Женя Карноффски появилась в почти семейной почти идиллии Жана в четверг, и четверг незамедлительно был объявлен проклятым днем, потому что… Жан даже затруднялся сказать, что бесило его больше всего. Что она напала на Эрена с поцелуями посреди коридора (вернее, попыталась, потому что Эрен увернулся с неподдельным ужасом)? Что голос у нее был визгливый? Что почерк — мелкий, как у Эрена на груди, или, может, что она настойчиво тыкала им под нос размашистым «Э. Й.» у себя на предплечье, с пьяным наклоном влево, как у Эрена, левши?       Что-то из этого, определенно.       Эрен сказал «нет» не меньше семи раз, потом зло фыркнул, схватил Жана за руку и убежал. И это было бы почти приятно, если бы не новая задумчивость, почти отстраненность, на самом деле, написанные на полях собственные инициалы и сомнение, с которым он теперь оглядывался на женские визгливые голоса и, главное, с которым иногда смотрел на Жана. И вот этого сучке Карноффски Жан спустить не мог.       — Чем она тебя так бесит? — буркнул Эрен в субботу, и Жан объяснил. О да, объяснил. Особенно впечатлился опрокинутый стул. Эрен быстро втянулся в ссору, он всегда мгновенно подхватывал настроение на драку, щетинился и хмурил брови, но сейчас кулаками не махал. Пока.       — Что, случая ждешь, чтобы проявить метку и сбежать как-нибудь без скандала? Так все, скандал уже есть, пакуй вещи! — взмахнул руками Жан, и Эрен аж задохнулся от злости:       — А тебе что, насрать?!       — Да катись на все четыре стороны! Нашел тоже, чем шантажировать! — выплюнул Жан и цыкнул с досадой: ударит. Теперь — точно ударит, причем больно, и поделом, на самом деле. Язык все-таки надо как-то отслеживать, а то срывается какая-то дрянь все время, Эрен, конечно, не обидчивый, но…       Эрен не ударил. Вообще.       Жан с недоверием смотрел, как он плотно сжимает губы, отворачивается, идет в прихожую и молча принимается обуваться.       — Эй, Эрен, давай без психоза, да? — нехотя уточнил Жан, прислоняясь плечом к стене и все еще пытаясь поверить в то, что это происходит на самом деле. Нет, ну так же не бывает, Эрен агрессивный и нервный, ударит и забудет, а чтобы вот так закрыться и всерьез из дома сбежать — кто ты и что сделал с моим… кстати, кем?       Но это потом.       Эрен неопределенно дернул плечом, снимая куртку с вешалки.       — Эрен, стой, — закатил глаза Жан, и Эрен глянул на него с какой-то незнакомой злостью, глухой и болезненной:       — Сначала «катись», теперь — «стой», — ядовито процедил он, яростно дергая куртку за лацканы, натягивая ее на плечи, — давай ты определишься, а я пока пойду погуляю, не хочу мешать мыслительному процессу.       Он рывком распахнул и захлопнул за собой дверь. Жан машинально подошел и закрыл замок и щеколду, притормозил, положил ладонь на панель и вдруг сообразил. Первое: Эрен не взял ключи, вряд ли случайно. Второе: Эрен реально обиделся. Третье: Эрен реально обиделся, потому что Жан мудак и совершенно не имел права говорить ему гадости.       Эрен мог драться, кусаться, вопить, даже плюнул в него однажды, но сказать что-то реально обидное, даже сгоряча, даже в запале — не мог. Жан, оказывается, мог. Жан, оказывается, мудила. Какая, сука, неожиданность.       Он впрыгнул в первые попавшиеся кроссовки, скатился по лестнице, выскочил на улицу — Эрена, конечно же, нигде не было. Жан аж подпрыгнул на месте, рыча от злости и бессилия. Да хоть он лопни теперь — слезами горю не поможешь.       Как выяснилось, на звонки и смски Эрен тоже решил не отвечать, а еще в нем открылся суперталант к конспирации и расчету маршрутов — он умудрялся бегать от Жана по всему университету так, что выловить его не было никакой возможности. Жан не справился даже на общей лекции, хотя практически не выпускал его из виду с того момента, как Эрен поднял руку на перекличке: он сидел выше, так что иногда Жану приходилось отворачиваться, чтобы размять шею и сделать вид, что он хоть немного следит за ходом лекции, и как раз в такой момент минут за двадцать до конца пары Эрен куда-то исчез, видимо, договорился с соседями, чтобы его как-то незаметно пропустили, и больше Жан его не нашел.       — Армин, даже если он просил не говорить мне, скажи все равно, потому что в конечном итоге я все равно его найду, даже если мне придется сломать Микасе дверь в кладовку и перевернуть у тебя диван. Он у тебя или у Микасы?       — Позвони с этим Микасе, чудила, — вздохнул Армин, и Жан мог поклясться, что он устало потер глаза. — Вот скажи мне, ты реально такой конченый или притворяешься? Хотя нет, не говори. — Он повесил трубку. Жану показалось, что он знает, что делать.       Микаса, на удивление, открыла. Спустя десять минут звона и встав в дверях, но открыла. Это был успех.       — Ну? — спросила она, и Жан сделал попытку заглянуть ей через плечо — бессмысленную, Эрен бы вряд ли вышел поглядеть, кого там принесло.       — Я знаю, что он у тебя, — уверенно заявил Жан. Микаса флегматично убрала волосы за ухо и скривила яркие губы, скучливо разглядывая собственные ногти:       — Не знаешь. Мы все выяснили?       — Знаю. — Жан упрямо набычился. — Мне нужно с ним поговорить. Микаса, я тебя умоляю, правда. Я все осознал и буду хорошим, обещаю тебе. Ну пожалуйста.       Микаса смерила его оценивающим взглядом с ног до головы — Жан стерпел, черт с ней, пусть развлекается, когда еще выпадет повод так обоснованно показать ему, насколько он ей не нравится, — и неожиданно отступила, кивая. Жан ошалело моргнул и поспешно шагнул внутрь, снимая куртку.       — Дядь, тут Кирштайн пришел, уйди в кухню, я сейчас, — крикнула Микаса в глубь квартиры. Где-то справа открылась и закрылась дверь, повернулся ключ в замке. Профессор Аккерман собственной сиятельной персоной, сто шестьдесят сантиметров отборного презрения тебе в зад, Жан, утрись, прошествовал в левую часть квартиры, притормозив посреди коридора.       — К Йегеру, что ли? — индифферентно уточнил он у Микасы, смеривая Жана совершенно идентичным оценивающим взглядом — семейное это у них или что?       — Дядь, — скривилась Микаса. Аккерман продемонстрировал Жану фак и, вытянув тонкую жилистую руку в сторону, указал на нужную комнату средним пальцем и гордо удалился.       — Живо, — бросила Микаса, тоже кивнув в нужном направлении, и ушла за дядей. Жан помотал головой, приходя в себя: все, что начиналось на «Аккер» и заканчивалось на «ман», постоянно вводило его в ступор.       Он подошел к двери и, собравшись с духом, постучался. Изнутри не раздалось ни звука, и Жан медленно повернул ручку, вздыхая — заперто. Он постучал снова.       — Эрен, впусти меня. Пожалуйста, Эрен. — Он прислонился к двери лбом, мазнул по дереву холодными пальцами. Голос почему-то охрип и подводил. — Эрен. Эрен, я знаю, ты слышишь меня. Эрен. — Молчание. Жан пожевал губами, плотно закрывая глаза. — Эрен, я тебя очень прошу, открой дверь. Мне нужно с тобой поговорить. Я… я кретин, я знаю. Я не должен был этого говорить. — Жан съехал по двери вниз и прислонился к ней меченным виском, кусая губы. — Эрен. Эрен…       Он не знал, сколько просидел так, упираясь головой в панель и хрипя какую-то чушь — ему казалось, что он теперь только на чушь и способен, ему казалось, что вечность прошла, ему казалось, что Эрен не должен его впустить и не впустит.       — Да сколько можно делать вид, что я не согласен с Микасой? — уныло спросил он у пола и провел по двери раскрытой ладонью. — Да она права тридцать раз, конечно. И что я конченный, и что я зря тебя совратил, и что мне нужно свалить в закат и не портить тебе жизнь и поиски соулмейта… И что я тебя не стою, конечно, тоже… Правда же не стою…       Ключ завертелся в замке так быстро, что вместо скрежета из скважины послышался визг, дверь распахнулась, и Жан, не успев спохватиться, ухнул на пол. Эрен вздернул его за ворот одной рукой, влепил злую пощечину, весь красный, то ли от гнева, то ли от обиды:       — Придурок! — рявкнул он и захлопнул дверь. Жану потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что он не заперся. Он поднялся, снова медленно повернул ручку и, наконец, вошел.       Эрен сидел на кровати, скрестив руки на груди, откинувшись на изголовье и спустив ноги на пол, и старательно смотрел в окно.       — Эрен, — тот дернул плечом, не дождался продолжения и, наконец, глянул ему в лицо — губы сжаты в полоску, зубы стиснуты так, что заострились мягкие скулы. Жан протянул к нему руку — Эрен даже не посмотрел на нее — и бессильно опустил. — Эрен, прости меня, пожалуйста.       Звучало так искусственно и неправильно, что Жан поморщился.       Эрен рывком прижал коленки к груди, закидывая ноги на кровать, и вцепился ногтями себе в шею, отводя глаза — Жан болезненно скривился, смотря на красные полукружья, остающиеся на коже, и, когда Эрен снова глянул на него снизу-вверх, почувствовал, как болезненно сводит ребра: глаза у него были красные и тусклые. Больные. Твою-то мать.       Жан искренне начинал себя ненавидеть.       Эрен ссутулился, неуютно повел плечами, зябко поежился и вдруг заговорил:       — Вот объясни мне. Нет, Жан, правда, объясни мне, ты, придурина кономордая, в каком это, блядь, месте ты меня не стоишь? В каком? Ты где-то головой ударился? Или что? — он обхватил колени руками, утыкаясь в них лбом на мгновение. — Вот какого черта, Жан? Ну? Ты и так херни нагородил, теперь еще хочешь, мало?       Жан осторожно сел рядом, кусая губы. Он не знал, что сказать. Правду? Что он любит его без памяти? Что Эрен — лучшее, что с ним случалось? Что он самый прекрасный человек, что он знает?       Да сказал бы, только Эрен не поверит.       — Я… наверное, просто очень тебя люблю. — Жан бессильно свесил руки между коленей. Эрен шмыгнул носом, отворачиваясь. — Честно. И… Я очень хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Это как-то по-детски, но я действительно хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы соулмейт там, картинка счастливой американской семьи, дети по дому оравой, вот эта вся дурь… А я вроде как и не вяжусь, и при этом так тебя ревную, что в глазах темнеет. Меня аж пополам рвет от этого вот, то в одну сторону, то в другую. Я понимаю, что тебе от этого не легче, но… — он растерянно замолчал, посмотрел на Эрена искоса, подспудно надеясь поймать его взгляд. Тот снова уткнулся лбом в колени, спрятав лицо и замерев неподвижно, впившись пальцами себе в голени.       Жан осторожно подсел ближе, дотянулся и невесомо тронул его костяшки. Рука Эрена дрогнула, как будто он с усилием отдирал ее от брючины, зависла в воздухе и невыносимо медленно легла в подставленную ладонь Жана. Тот с каким-то невероятным облегчением стиснул пальцы, потянул на себя, прижался губами к запястью — Эрен прерывисто вдохнул.       — Прости меня.       — Да Господи, как же ты достал меня уже, — прошептал Эрен севшим голосом и повалился на него, Жан сгреб его в охапку, стиснул руки в своих, Эрен вжался в его шею горячим лбом, шумно сглатывая.       — Дядь, с тебя двадцатка, — фыркнула Микаса от двери через плечо, привалившись к косяку с кружкой в руках и наблюдая, как Жан бережно целует Эрену руки. В коридоре, зеркально повторив ее позу и подпирая стену плечом, Аккерман фыркнул и молча отпил из своей чашки.       Господи, подумал Жан, Боже ты мой, их что, клонируют?..              Эрен уверенно взял его за руку и потащил разбираться с Карноффски на следующий же день. Жан, неожиданно для самого себя струхнувший, тревожно остановился перед каким-то поворотом, спросил:       — А если она?       — Не она, — твердо отрезал Эрен, и Жан дернул его за запястье; пальцы похолодели, в ногах зудели мурашки:       — Эрен, если она?       Эрен, глубоко дыша, смотрел ему в лицо несколько мучительных мгновений.       — Плевать, — медленно выговорил он, повторил отчетливо: — Мне плевать, просто иначе она не отцепится. Но мне — плевать. А тебе?       — На тебя — нет, — вдруг упрямо отозвался Жан, и Эрен рассерженно фыркнул, метнул молнии глазами, но Жан не дал ему возразить: — Я не позволю тебе похерить твою судьбу, понятно? Это…       — Жан, — взмолился Эрен, зажмурившись, и тот осекся. Неловко взял его за плечи. Эрен постоял с закрытыми глазами, шумно дыша, и снова заговорил не терпящим возражений тоном: — Это не она, слышишь? Не она. Все. Ты можешь просто пойти и постоять со мной или нет? В том смысле, что… — он занервничал и зачастил, взмахивая руками: — Я осторожно, но ее же долбанет, вдруг что, я не справлюсь ни хрена, блин, я…       Жан сгреб его лицо в ладони и поцеловал, прерывая панический поток объяснений. Иногда он любил Эрена просто до дрожи.       Карноффски требовательно протянула руку, и Эрен взял ее за ладонь двумя пальцами; улыбнулся через плечо Жану, когда тот осторожно приобнял его за талию, и поднес пальцы к буквам. Помедлив, прикоснулся к предплечью на несколько сантиметров выше:       — Уверена? Будет больно.       — Не будет, — с вызовом ответила Карноффски, и Жан старательно пропустил это мимо ушей. Эрен вздохнул и медленно повел пальцами ниже…       — Ай! Ай, а, епт! — заорала Карноффски, выдираясь из его мгновенно разжавшихся рук; ей вторил мужской вопль откуда-то дальше по коридору, послышался грохот, море студентов забурлило вокруг упавшего на пол парня. Жан оперся Эрену на плечи и вытянул шею, но не разглядел:       — Эй! Лиззи, эй, это кто?       — Эрик! — заорала Лиззи в ответ, тряхнув пружинками волос, и Жан улыбнулся, толкая Карноффски в спину:       — Вон мы твою судьбу уронили, у него на лодыжке «Ж. К.», беги. Чего стоишь, беги, говорю! — Карноффски выпучила глаза сначала на них с Эреном, потом на Эрика и умчалась.       — Я же говорил, что не она, — облегченно сообщил Эрен, разворачиваясь в кольце его рук, и Жан поцеловал его снова: все равно все были заняты Эриком и его сумасшедшей, на них никто не обращал внимания. — Кстати, откуда ты знаешь, что у него?       Жан позорно замялся, и Эрен закатил глаза и ткнул его кулаком в плечо:       — Да блин, не парься, я просто так спросил. Я в курсе, что я у тебя не первый и даже не пятый.       — Шестой, — возмущенно буркнул Жан и тут же дал себе по лбу.       — О, ну это меняет дело, — фыркнул Эрен и снова потянул его голову на себя, зарываясь пальцами в волосы, и тут Жана как ужалило: страшно захотелось вертануть башкой, чтобы метка попала ему под руку, и хоть реанимация, хоть морг — срать, лишь бы попробовать…       Он лихорадочно соображал еще секунду, напружинил шею и зажмурился, приготовившись к знакомой острой боли, когда Эрена вдруг оторвало от него со страшной силой: треклятая Карноффски, неприлично счастливая и со свежепроявленной меткой, повисла на них обоих, благодаря непонятно за что своим визгливым голосом, а когда наконец-то смылась, у Жана в голове от ее ора стоял такой звон, что он с трудом помнил собственное имя, не то что желание подставить Эрену висок.              — А Энни? — Жан пнул камешек, пролетевший до бордюра и срикошетивший прямо Эрену под ноги — тот едва успел подскочить.       — У Энни сложно. У нее на пузе, и, понимаешь… — Эрен почесал в затылке и неуютно передернул плечами. — Ну, знаешь, у всех свои аномалии. У нас с тобой совпадают с каждым встречным, у Армина только одна буква, у Энни — сверхкомплект.       — В смысле, у нее вместе со вторым именем указано? Типа как «Дж. Р. Р. Толкин»? Или что? — не понял Жан. Эрен покачал головой неожиданно задумчиво.       — Нет. У нее в столбик, над пупком. Четыре штуки, одна пара под другой. И инициалы все разные, — Эрен кашлянул, поправился: — В смысле, не все, на фамилиях разные, то есть, один «Р. Б.», а второй «Б. Ф.», но это ж не считается за совпадение.       — Будет большая шведская семья? — пошутил Жан, как бы невзначай подцепляя его пальцы и стискивая в своих; Эрен посмотрел на него так солнечно, сжимая руку в ответ, что защемило под ребрами. — А у Микасы что? Она же ядерная, у нее должен быть совсем пиздец.       — Про Микасу не скажу, — неожиданно поморщился Эрен, и лицо у Жана удивленно вытянулось.       — В смысле? А что с ней не так? Что у нее, восемь их, что ли? Или двадцать? Я же помню, она говорила, что не пустая. Не пустая же?       — Не пустая, — протянул Эрен удивительно неохотно, для его-то болтливости, и то, что из него по слову приходилось вытаскивать клещами, только подогревало любопытство.       — Ну колись уже, — взмолился Жан. — Колись, а то поцелую прямо здесь, — Эрен насмешливо фыркнул, но Жан пропустил это мимо ушей. — Они у нее зачеркнутые?       — Да нет же, с инициалами там все в порядке! — не выдержал Эрен, и Жан ненадолго задумался. Его вдруг осенило:       — А если они проявленные и там проблема с тем, что проявилось?       — Жан, вот тут стоп. В смысле, да, но я тебе больше ни слова не скажу. Нет, Жан, серьезно, не-ет. Вы же друг друга терпеть не можете, а это личное. Ну неправильно это с моей стороны. Если невтерпеж, спроси у нее сам, но она тебе не скажет, зуб даю. — Эрен упрямо мотнул головой, и Жан, смирившись, приуныл:       — А где хоть, скажешь? Это же не топ-сикрет, никакого криминала, все и так всегда про всех знают, где.       Эрен посмотрел Жану в лицо, давя хитрую улыбку:       — На правой груди. Прямо вокруг соска. — И добавил, понизив голос и паскудно ухмыляясь: — Сам видел.       — Убью обоих, — пообещал Жан клятвенно, и Эрен, смеясь, боднул его в плечо:       — Все, больше не колюсь, целуй прямо здесь.       Жан хмыкнул и быстрым движением натянул ему капюшон до самого носа.       И как только Эрен открыл рот, чтобы возмутиться, поцеловал, конечно. Скручивая ему руки за спиной.       Эрен, говнюк, закинул колено ему на поясницу, подтягивая ближе к себе.              Рождественский бал был занозой в заднице, и Жан выл по этому поводу третью неделю. Совершенно бессмысленное, излишне пафосное и энергозатратное мероприятие. Хуже не придумаешь и все такое.       Правда, в какой-то момент Эрену в конец остоебенело его слушать, и он запретил Жану ныть; сказано это было таким обиженным тоном, что Жан полез докапываться, в чем такая проблема. Выяснилось, что Эрен, вообще-то, хотел потанцевать — и не просто так, а с ним, с Жаном. Это было так круто, что Жан действительно заткнулся. И даже извинился. Ну, или вроде того.       Весь день был отведен под сборы, и они уже который час лениво тусили на кухне и слонялись в ее окрестностях. По части пожрать в холодильнике был только, мать его, borsch, который Микасе предложил сварить ее препод по русской культуре и по поводу которого она материлась так долго и сочно, что пробовать его не хотел уже никто — только Энни сидела и молча наворачивала третью тарелку, забравшись на табурет с ногами и уже в бальном платье. Выглядело угрожающе.       — Кирштайн. Кирштайн, эй, — Аккерман передернул плечами и недовольно соскользнул ладонью себе по шее, устав копошиться.       — Чего? — Жан, наконец, справился с манжетой и поднял на него глаза. В смысле, опустил. А, к черту.       — Застегни мне пуговицу на воротнике сзади, никак не дотянусь. — Аккерман повернулся к нему спиной. Жан поддернул ему воротник, подцепил пуговицу, толкнул ее в тугую прорезь и притормозил, заметив черные завитки на приоткрывшейся спине. Чуть потянул ворот на себя, чтобы разглядеть получше — Аккерман кашлянул и заворчал, что Жан его придушит.       — Ща все будет, — пообещал Жан, проталкивая пуговицу дальше — засранка и правда шла на диво плохо, видимо, Аккерман об этом знал и поэтому немного расслабился, хоть и явно нервничал. Оно и понятно.       Потому что Жан был прав — на загривке у него размашисто было написано имя. И оставалось только разрешить себе побыть бесцеремонной дрянью и прочитать…       Собственно, было поздно. Мозг среагировал на знакомый почерк, сложил буквы в слова, произнес их у Жана в голове и записал на подкорку — все, баста, увиденного не развидеть. У Леви Аккермана четкими широкими буквами прямо поперек выпирающего позвонка было написано:       «Микаса Аккерман».       Жан сглотнул. Пуговица неожиданно поддалась, и ему потребовалось все его актерское мастерство, чтобы не отскочить и вообще сделать вид, что он ничего не увидел и не понял.       — Готово, — сообщил он и как можно более непринужденно зевнул: — Я к Эрену.       — Как будто мне интересно, — огрызнулся Аккерман, с явным облегчением одергивая рубашку и поправляя узел галстука.       Жан, все еще в прострации, зашел в комнату и аккуратно закрыл за собой дверь. Эрен, сидевший на краю кровати и сосредоточенно чистивший туфли, удивленно посмотрел на него снизу-вверх:       — Ты чего такой синий весь?       Жан сел рядом с ним, обалделым взглядом буравя пространство перед собой.       — Я на Аккермане метку прочитал. Он попросил с воротником помочь, у него воротник сзади на пуговицу застегивается, знаешь такие рубашки, — он машинально показал себе на шею, — а у него на загривке, я и увидел… Твою мать, я в шоке. Ё-мое. Такое правда бывает?       — Как видишь, — Эрен пожал плечами, возвращаясь к туфлям. — Понимаешь теперь, почему я тебе не сказал?       — Ты берег мою нежную детскую психику, — вяло огрызнулся Жан, немного приходя в себя. — Слушай, а они прямо родственники? Прямо… совсем?       — Ну, так, — Эрен неопределенно покрутил в воздухе рукой. — Они там как-то дальше, чем реально дядя и племянница, но так да, родственники. Сейчас, если напрягусь, вспомню… Короче, дядя он, потому что родители ее мамы взяли его к себе, когда у него родители погибли… А родители его им были… А, двоюродные, вот. Собственно, он тогда троюродный брат ее мамы. И ее троюродный дядя, соответственно.       — Все равно дикость какая-то, — вздрогнул Жан. Эрен посмотрел на него насмешливо и одновременно с этим неожиданно строго:       — Ты, радость моя, пидор, и вот это дело церковь до сих пор не разрешает, а браки с какого-то там колена родства — разрешает, так что не тебе тут говорить, что дикость, а что — нет.       — Скажи еще раз, — попросил Жан, хлопнув глазами совершенно по-глупому, и Эрен, казалось, даже растерялся:       — Что сказать? Пидор? Ты пидор, — с готовностью сообщил он снова, ухмыляясь, и Жан несильно врезал ему по бедру.       — Да я знаю, что я пидор, ты мне скажи, что я радость твоя, еще раз, — нетерпеливо потребовал он, усилием воли запрещая себе краснеть. Эрен звонко рассмеялся и, оставив наконец туфли в покое, притянул его к себе за плечи.       — Радость моя, — шепнул он Жану в ухо, гладя его по щеке, и продолжил, нежно целуя шею через слово: — Радость моя, солнце мое, счастье мое, сокровище ты мое.       Он снова легко и тихо засмеялся, глядя, как Жан тает.       — Боже ж ты мой, как все просто, — фыркнул он, выпрямляясь; Жан скользнул пальцами себе по шее, будто пытался нащупать на коже еще не остывшие поцелуи. — Вот бы всех в это носом ткнуть, как стало бы всем хорошо. Ведь правда же, небось, на всех работает.       — А ты попробуй сделай, чтобы не работало, — проворчал Жан беззлобно и привлек его к себе за талию, опаляя сзади шею дыханием. Эрен, слабый на это место, с готовностью откинул голову, подставляясь, и прикрыл глаза. Жан мазнул губами по коже, зацепил легонько зубами, поцеловал под самым ухом, выдыхая даже не тоном опытного обольстителя, а просто как есть, искренне, и это, похоже, действовало даже лучше: — Ты же тоже мое счастье, и радость моя, и солнце, и целый мир. И любовь моя, одна, совсем.       — Врешь ты все, — беспомощно промямлил Эрен, и Жан тепло улыбнулся ему в шею.       — Да если бы, — вздохнул он, потерся носом, вдыхая теплый запах его тела, и Эрен со стоном стек по его плечу, разворачиваясь и припадая к губам. Жан гладил его лицо, чувствуя пальцы у себя в волосах, и думал, что он, наверное, самый счастливый человек на свете. Ну потому что кто еще может похвастаться тем, что вот оно, его счастье — прямо в руках?       Эрен чуть отстранился, переводя дыхание и не открывая глаз — Жан завороженно разглядывал нежный румянец на смуглой коже, дрожащие ресницы, заливающие щеки длинными тенями, и приоткрытые яркие губы, набравшие краску от поцелуев, — и уткнулся лбом Жану в плечо.       — Мы с тобой открыли ящик Пандоры, — обессиленно пробормотал он. — Этому правда невозможно сопротивляться.       — Ну а кому неприятно слушать, что его любят? — Жан снова перешел на шепот, ласково улыбаясь. Господи, его же всегда тошнило от воркующих парочек, и вот, поглядите-ка, не зарекайся, да, Кирштайн? — Тебе разве не приятно? Потому что ты, Эрен, у меня единственный. Самый волшебный. Самый-самый очаровательный. Потому что ты мой. И мне очень нравится, как ты краснеешь. И…       — Прекрати! — взмолился Эрен у него на плече, вжимаясь в него сильнее. Жан со смешком погладил его по голове, и Эрен дернулся, будто во всем происходящем было что-то стыдное: — Ладно. Ладно, ладно, хорошо, ты победил! Ну! Говори дальше. Да, да, черт, да, я хочу слушать про то, что я у тебя единственный, и волшебный, и какой там еще, и что я твой, и про то, как я краснею — Господи, убейте меня — тоже, ну? — Он мотнул головой, прижимаясь лбом к его шее, и покусал губу, тихо выдавив: — Ну пожалуйста.       Жан засмеялся и заговорил снова. Эрен лежал в кольце его рук, устроив голову на плече, непривычно тихий, и слушал. В конце концов дернулся, почти всхлипнул: «Не могу больше!» — и повалил Жана спиной на кровать, вытягиваясь сверху, находя его губы и стискивая руку отчаянно, почти до боли — и Жан, кажется, понимал, что с ним происходит, потому что у него самого от безграничной нежности и волны теплого света внутри ломило пальцы и трескались слишком тесные ребра.       — Ребят, нам… Господи, Эрен, у тебя же есть еще одна не мятая рубашка? — взмолился Армин, и Эрен поднялся над Жаном на вытянутых руках, пьяный и абсолютно ничего не соображающий.       — У нас у обоих есть, иди, — махнул Жан рукой вместо него, не отрывая взгляда от его лица, и Армин тяжело вздохнул:       — Выходим через пятнадцать минут. — Дверь за ним захлопнулась, и Жан, не переставая улыбаться, ласково погладил Эрена по щеке:       — Нам нужно привести себя в порядок, — Эрен рассеянно покивал, глядя расфокусированно, и Жан успел, все еще лежа под ним, кое-как пригладить ему волосы, пока Эрен пытался перестать пялиться на его губы. Получалось откровенно плохо, и Жан поднялся на локтях, снова осторожно его целуя и попутно заставляя сесть прямо, ведя за собой, потом, все еще не разрывая поцелуя, тем же способом поднял с кровати, и только тогда наконец оторвался. Эрен зажмурился и помотал головой, стараясь прийти в себя, и Жан заржал, глядя на его глупое лицо: — Хорош, надо переодеваться, времени в обрез.       — Рядом с тобой в такси не сяду, — обиженно буркнул Эрен и стянул рубашку через голову.                            — Ты проспишь! — гаркнул Жан у Эрена над ухом, и тот вздрогнул, сел рывком и тут же застонал, обхватывая голову руками. Жан поискал глазами около кровати и протянул ему бутылку воды. — Пить меньше надо, блин, тебе, в отличие от меня, к первой паре.       — Че ты-то встал тогда? — огрызнулся Эрен, присасываясь к горлышку, и Жан, не сдержавшись, энергично взлохматил ему волосы обеими руками — Эрен облился и завопил.       — Чтоб ты спросил, — фыркнул Жан. — Подъем, у тебя там Аккерман вроде, нет?       — Блядь, Аккерман! — Эрен выскочил из кровати и унесся в ванную, и Жан, отсмеявшись, вздохнул и ушел ставить чайник.       — Он меня пришьет, — бормотал Эрен, на ходу прихлебывая чай и попутно собирая сумку. Жан, сидя боком к столу и лениво наблюдая за его истерикой, запустил руку в волосы и поморщился: его парикмахерша уволилась, а новая постригла высоковато, и теперь буквы наверняка просматривались по нижнему краю.       — Я тебя отвезу, успеем.       — Так тебе ко второй? — моргнул Эрен, замерев перед ним, и Жан вздохнул:       — Все равно не сплю, а ты водишь как осел, когда опаздываешь. — Эрен завис еще на секунду и недоуменно нахмурился:       — Это ты так нарываешься или заботишься? — Жан метнул в него убийственный взгляд, и Эрен расплылся в идиотской улыбке, обхватил его ладонью за затылок, целуя в висок.       И промахнулся.       Жана перетряхнуло, обожгло незнакомой волной от виска до самых пяток, и Эрен отскочил в ужасе, заглядывая в лицо и боясь дотронуться, частил что-то, то ли извинялся, то ли материл, но Жан не слышал, в ушах грохотал собственный пульс и какой-то мелодичный звон, Жан еще вспоминал потом, что подумал — музыка сфер, не иначе.       Эрен забарабанил ему по коленям, выбрав наконец безопасное место, и звуки вернулись душной волной.       — Что на мне написано? — перебил Жан, и Эрен запнулся. Жан нервным движением провел рукой по виску, убирая волосы в сторону, повернул голову к свету. — Эрен, твою мать, соображай быстрее! Что там?       Эрен наклонился ближе, все еще тормознутый и бледный от шока, и откровенно завис. Потом сграбастал руку Жана и сунул себе под футболку, прижимая к сердцу; его мгновенно скрутило в похожей судороге, ноги подкосились, и Жан с трудом поймал его, подхватив в последний момент.       — Ты как? — спросил он почему-то севшим голосом, и Эрен распахнул глаза:       — Охуеть, — и задрал футболку.       У него на груди, чуть левее середины, прямо над сердцем, мелким скупым почерком Жана было написано его имя. Тот завороженно протянул руку, провел по чуть выпуклым буквам пальцем, и Эрен вздрогнул коротко, вцепился в плечо:       — Блин, — выдохнул он. — На тебе должно так же работать, а то нечестно.       — Мне кажется, — медленно сказал Жан, — или мы — два слепых кретина, за это время зря потративших кучу лишних нервов?       — Да срать вообще, — фыркнул Эрен, блестя глазами, и как-то по-новому решительно обхватил его голову ладонями: больше не боялся задеть. — Зато весело.       — Оборжаться можно, — пробормотал Жан и вдруг резко отодвинул его от себя: — Аккерман!       — Сука! — взвыл Эрен и посмотрел на него умоляюще: — Да и на него тоже насрать, ну блин, что за…       — Тебе сейчас насрать, а через полчаса ты будешь дуться, потому что опоздал из-за меня, я в гробу это видал, — отрезал Жан. — Все, поехали.       Эрен почему-то не сдвинулся с места: стоял, насупившись, и смотрел исподлобья.       — Тебе что, все равно?       — Мне не все равно! — рявкнул Жан и резко выдохнул носом. — Мне не все равно, но ты сейчас опоздаешь и опять расстроишься. — Эрен поджал губы и отвернулся, глядя в окно, и Жан вздохнул, снова шагнув к нему, сжал плечи, подумал и взял лицо в ладони, заставляя смотреть себе в глаза, и заговорил терпеливо и тихо: — Послушай. Мне не плевать. Правда. Вообще никогда не смей думать, что мне насрать, ясно? Просто… По-моему, я все еще в ахуе. Я не могу до конца поверить, что… все, я не умею говорить, ну в задницу. — Он вздохнул и вдруг прижался лбом к его лбу: — Блин, только сейчас дошло, что ты мой. Никуда теперь не денешься.       Эрен ударил его кулаком в плечо и буркнул:       — Я бы и так никуда от тебя не делся, козел.       — Я тоже страшно тебя люблю, — засмеялся Жан и быстро поцеловал его. — Выйдешь за меня?       Эрен захлопал глазами, беззвучно открыл и закрыл рот, и Жан засмеялся громче, а потом взгляд его упал на часы:       — Ебать-колотить, ты прав, этот вопрос ждет, поехали! Эрен, не стой столбом, ну!              Жан уже вырулил на прямую дорогу к универу, поглядывая на часы рядом со спидометром, когда вздрогнул от прикосновения и едва удержал руль: Эрен дотянулся и тронул меченый висок.       — Я за рулем, мать твою! — рявкнул Жан, и тот отдернул руку от неожиданности, но долго не вытерпел: снова потянулся, когда они затормозили на светофоре, и Жан, вздохнув, прикрыл глаза и подставил голову, тяжело и медленно дыша. Эрен бережно, с опаской перебирал короткие волосы, гладил выпуклые буквы, как зачарованный, и Жан мог бы его понять, правда, мог бы, если бы не был так занят: помнить о том, что у него педаль тормоза под ногой, становилось все сложнее. В себя его привел нетерпеливый клаксон позади: давно горел зеленый.       — Мы так не доедем, — выдавил Жан, сжимая пальцы на руле, и поразился тому, как охрип голос. Эрен хмыкнул и полез в сумку.       — Бля, я домашку забыл, — протянул он раздосадованно, и Жан напрягся:       — Да ладно, только не говори, что к Аккерману?       — Не, к третьей паре. Но все равно по гланды засадят, — вздохнул Эрен, явно расстроенный. Жан пожал плечом:       — Помнишь, где лежит? Я тебя высажу и скатаюсь.       — Да ну, чего ты будешь мотаться, — махнул рукой Эрен, и Жан пихнул его в плечо, не отрываясь от дороги:       — Заткнись и пользуйся тем, что я сегодня настроен творить добро.       — Зеленая папка, около кровати осталась валяться наверняка, — улыбнулся Эрен и, дождавшись следующего светофора, наклонился, чтобы обхватить Жана за затылок и прижаться губами к метке. Того перетряхнуло с ног до головы; он зажмурился и шмыгнул носом:       — Вот это точно нечестно.       — Что? — не понял Эрен, садясь на место. — А, что ты до меня добраться в любой момент не можешь?       — Я слишком ревнивый, чтобы раздевать тебя прилюдно, — мрачно кивнул Жан и поддал газу, закладывая опасный поворот и заворачивая на университетскую парковку. Глянул на часы. — У тебя еще целых семь минут. Шарф с заднего сиденья возьми.       — Да, мам, — закатил глаза Эрен и прежде, чем Жан успел договорить «сукин сын», дернул его за куртку на себя и с наслаждением поцеловал. И кто Жан такой, чтобы сопротивляться, в конце-то концов.       Эрен уже распахнул дверь и даже вышагнул на припорошенный ранним снежком асфальт, когда вдруг завис и наклонился обратно в салон, упираясь одной рукой в сиденье, другой — в торпеду.       — Жан, слушай, — начал он неуверенно, и тот развернулся к нему, насколько позволяла коробка передач, — а тот… вопрос. Ты это серьезно?       — Который вопрос? — нахмурился Жан, и тут его осенило: — А, предложение? — Эрен неловко кивнул, и Жан легко улыбнулся: — Выходи за меня. Без пизды.       Эрен засмеялся и наклонился ниже, чтобы дотянуться до его лица. Жан обхватил его голову обеими руками, зарылся пальцами в волосы, спустился по шее и прижал ладонь к бешено колотящемуся сердцу прямо через футболку. Потому что мог. Потому что можно. Потому что и метка, и сердце, и весь Эрен целиком теперь — его.       — Йегер! — рявкнули откуда-то с улицы, Эрен рванулся, приложился затылком об крышу и наконец выпрямился; Жан, наоборот, согнулся пополам от смеха — больно очумелые у Эрена были глаза.       Через две машины от них стоял Аккерман собственной персоной, полтора метра отборного презрения и превосходства.       — Йегер, если ты снова опоздаешь ко мне на пару, ты знаешь, что с тобой будет, — снова подал голос Аккерман и окинул их взглядом. — Можешь взять своего ненаглядного с собой, я готов пустить Кирштайна вольнослушателем, если вы оба будете прилично себя вести.       Эрен наклонился в салон:       — Пойдешь?       — Не, — мотнул головой Жан и кинул ему в лицо шарф, вытянутый с заднего сиденья, — я лучше за твоей папкой съезжу и кофе попью, Аккерман — это не то, что я люблю по утрам.       Эрен засмеялся снова, машинально обматывая шею шарфом, послал ему воздушный поцелуй и захлопнул дверь, бегом кидаясь Аккерману наперерез: добежал раньше лектора — не опоздал. Жан проводил его глазами и, хмыкнув, неспеша выехал с парковки: торопиться было некуда, и что бы теперь ни случилось, все будет хорошо.       Просто потому что будет.