***
Коул не был уверен, когда именно это началось. Раньше он точно знал, что нужно сделать или сказать, и почти никогда не ошибался. Теперь всё было странно, смутно, слепо, слишком сложно. Максвелл хотел ежа, но остался недоволен. Отчего? Ежей было больше одного, он должен был обрадоваться — тоже больше. Это тоже было непонятно, раньше он помогал настолько, насколько это было нужно. Теперь хотелось по-другому. Но не со всеми. Варрик сказал — «это нормально, парень, окружать заботой тех, кто для тебя важен». И это тоже было непонятно. Почему Варрик важен, а судомойка — не очень? Почему Солас важнее Сэры? Как люди выбирают тех, кто становится самым важным? Почему с тех пор, как они с Максвеллом говорили в орлейском кафе, ему всё время кажется, что самый важный — он? Варрик слушал его путаные объяснения и хмыкал, а потом бормотал себе под нос «эх, не мой жанр, а то получился бы сюжетец». Людей в его голове Коул тоже слышал всё хуже и хуже.***
— Слушай, Варрик, — обратился Максвелл к гному, подловив того у камина в гордом одиночестве, — ты не в курсе, что творится с Коулом? — М-м-м… а что такое с ним творится? — удивился Варрик. — Он опять гулял по Скайхолду с курами в охапке? — Этому я бы не удивлялся, — возразил Максвелл. — Он как-то странно сосредоточился на мне. Подбрасывает в мои покои всякое. Хотя я не сказал бы, что особенно страдал в последнее время или нуждался в поддержке. И мне всё сложнее найти его в замке. — Парень умеет оставаться незаметным, что ты хочешь… — В том и дело, что когда я его искал, он всегда позволял себя быстро найти. Раньше. А теперь — как в воду канул. Последний раз, что мне удалось его найти, у нас состоялся очень невразумительный разговор. Вот я и подумал, может, ты что посоветуешь. Варрик в задумчивости почесал подбородок. — Что посоветовать… О чём говорили хоть? — Я спросил, зачем он набрал мне ежей. Он вскинулся на меня так, словно без спросу в варенье залез, или ещё что… И говорит — «они не возражали». И вот раньше, знаешь, он всё-таки отвечал на поставленный вопрос, пусть непонятно, но отвечал. А тут у меня создалось ощущение, что он искал повода побыстрее от меня удрать. Варрик возвёл глаза к потолку и некоторое время молчал. Максвелл ждал. Наконец гном тяжко вздохнул: — Честно сказать, даже не представляю, с какого бока подойти к этой теме. Попробую издалека. Видишь ли, Инквизитор, иногда бывает так, что мальчика больше волнуют косички соседской девчонки, чем лазанье по чужим яблоням. Фигурально выражаясь. Максвелл поморгал. — Я не уверен, что понял тебя, — сказал он. — И на секунду у меня создалось ощущение, что ты намекаешь, будто Коул… Варрик подвигал бровями. — Нет. Нет, — вскинул руки Максвелл. — Да нет, быть того не может! Он ведь дух! — О таком возможном повороте событий Солас, конечно, нас не предупреждал, — заметил Варрик. — Но всё вполне логично, если задуматься. Так что я бы на твоём месте был морально готов получить ещё несколько ежей в спальню. До тех пор, пока он не осознает, что делать со своими чувствами. — Может, мы лучше с ним всё спокойно обсудим? — подал идею Максвелл. — Договоримся о личных границах, сходим на пару благопристойных свиданий… Кстати, ты как приёмный отец можешь даже присутствовать, дабы защищать его интересы. В общем, без лишней паники, а? — А, ну вперёд тогда! — усмехнулся Варрик. — Договаривайся, если найдёшь. Заранее желаю удачи.***
Дориан мирно читал любопытнейший трактат «Роль нага в истории становления гномьего общества», невесть как затесавшийся на книжной полке средь церковных летописей, когда дверь в его покои с грохотом распахнулась. Само по себе это ещё ничего экстраординарного не означало, но вот возникший на пороге персонаж… — Дориан! — воскликнул Коул, растрёпанный больше обычного и где-то потерявший шляпу. — Можно я спрячусь в твоём шкафу? И, не дожидаясь ответа, он поспешил притворить за собой дверь. Дориан посмотрел на него поверх книги: — Признаться, это довольно необычная просьба. Для данной ситуации, во всяком случае. Зачем тебе прятаться в шкафу? — Максвелл меня ищет. Я пытался стать незаметным, но теперь почти не получается. И ещё хуже, если я волнуюсь. Мне нужно спрятаться там, где он не подумает искать. В твоём шкафу. — А что ты натворил, скажи на милость, что тебе непременно нужно скрыться с глаз Инквизитора? Коул помялся. — Сегодня ничего, — сказал он. — Но он хочет поговорить со мной о чувствах! Дориан мысленно порадовался, что не пил ничего в этот момент — до того драматично это прозвучало. — О чьих чувствах? — осторожно уточнил он. — О моих. И о своих. Наверное. Если бы я стал прислушиваться, он меня бы заметил. — Очень интересно! А ты с ним говорить о чувствах хочешь или нет? — Нет! — изумился его непонятливости Коул. Потом помолчал и неуверенно добавил: — Да. Не знаю? Дориан отложил книгу и посмотрел на него с почти отцовской нежностью: — Вот ты и вырос, малыш. Хорошо, можешь спрятаться в моём шкафу, но только не на весь день. И постарайся не помять мне там ничего.***
Парой же дней позже публика в «Приюте Вестника» имела удовольствие наблюдать занятную сцену. Взвинченный Инквизитор ворвался внутрь, окинул помещение хищным взглядом и с воплем «а ну стоять!» набросился на парнишку в несуразной шляпе. Тот, кажется, пытался удрать, но был пойман за рукав и смирился со своей участью. После чего Инквизитор, почти не меняясь в лице, извлёк из-за пазухи слегка помятый цветок подсолнуха, вручил своей жертве и милостиво отпустил. А потом и вовсе удалился, так и не сказав больше ни слова. — Это что сейчас было? — рискнул полюбопытствовать один из солдат, пока парнишка ошалело осматривал подсолнух. — А это называется «как вы к нам, так и мы к вам», — пояснил случившийся рядом Варрик. — Только без ежей. Любопытно, кстати, до чего они договорятся таким образом. Надо бы законспектировать для потомков.