ебанашка.

До слуха доносилось хрипящее дыхание из-за спины, а чьи-то руки до сих пор мёртвой хваткой сжимали ткань худи. Прошло несколько секунд, и эти ладони практически оттолкнули Галата от себя. Стоило Вове развернуться, как удар в челюсть тут же заставил его припечататься спиной к ближайшей стене. Перед глазами вспыхнули звёзды, и что-то отдалённо схожее с болью брызнуло в скуле, сопровождаемое хрустом. Уголок рта пылал. Чёрт, это было прекрасно. — Cовсем ёбнулся, блять?! — рёв Димы, прямо в лицо. — Совсем ёбнулся, я спрашиваю?! Он тяжело дышал, будто только что очень долго бежал. Кулаки сжимались и разжимались. Словно раздумывая, не врезать ли ещё разок. Галат молча смотрел, чувствуя, как рот наполняется кровью. Вкус у неё был гнилой, несвежий, будто прошёл срок годности. Не отводя глаз, он медленно повернул голову и сплюнул. Тягучая нитка тут же легла на подбородок, расчерчивая бледную кожу почти чёрной полосой. — Какого хуя это было, Галат?! — трясущаяся рука метнулась в сторону окна. Дима был в бешенстве. Вова уже видел его таким. Отвёл глаза. Пошевелил челюстью, с сожалением отмечая, что боль прошла. Оттолкнулся от стены, но тут же опёрся о неё рукой, прислушиваясь к тяжёлому дыханию и восстанавливая шаткое равновесие. Чувствуя, как отчаянно начинают трястись ноги. Колени почти подгибались. Вот блять. Это смехотворно. И голова словно ватная. — Зачем? — прохрипел Галат, едва размыкая зубы. Это было похоже на сдавленное мычание. Мысли тяжко сталкивались где-то между висков. Он и вправду не понимал. Он не будет смотреть на Никитина. Достаточно уже того, что его голос набатом стучал в ушах : "Шагни в окно." Эта фраза за все время после баттла стала апофеозом звука в сознании. Она долбилась в кору головного мозга, стремясь, кажется, раздробить череп изнутри. Если ты хотел этого, чёрт возьми, то зачем полез? Почему не дал мне закончить начатое? Совесть? Стыд? Вова почти расхохотался, опускаясь на холодный пол. Вова упрямо сжал губы, находя взглядом тёмные глаза перед собой, сосредотачиваясь, шумно дыша через нос и игнорируя стекающую по подбородку кровь из разбитой губы. -Галат...- предостережение. - Отвечай, что я только что видел? Тон его становился тише, несмотря на то, что глаза по-прежнему метали молнии. Это было чудовищно непривычно. Несколько секунд они молча созерцали друг друга в тяжёлой и злой тишине. От внезапной мысли, возникшей в голове, стало не по себе: если бы Ди не появился в эту секунду в … Просто если бы. Видимо, к тому же пришёл и Вова, потому что пальцы вдруг отпустили худи. В глазах — откровенный страх. — Галат, — Ди качает головой, всматриваясь в лицо напротив так, что в радужках можно различить собственное отражение. Быстрый смешок срывается с обескровленных губ и тут же умирает. — Просто скажи, что это не то, что я думаю. Вова сглатывает. Снова кровь. Вязкость стекает по горлу. Он чувствует себя уродом. Желание подойти и выглянуть в это дурацкое окно почти больше его самого. Выглянуть и увидеть раскромсанный труп где-то внизу, на тёмном асфальте, покрытом изморозью. Он хочет попросить Ди бить его снова и снова, пока лицо не превратится в кашу. О, да, он потеряется в этой боли, изрежет себя ею. Чтобы чувствовать. Чувствовать хоть что-то, кроме пустоты и такой ахуенной бездны разочарования, которая ну никак не могла умещаться в нём. Но каким-то образом уместилась. Раскрылась внутри. Вот почему стало трудно дышать. Он рыдал. Задыхался и рыдал, то тихо, то срываясь на рёв, давясь, то ли новым приступом тошноты, то ли острой жалостью к себе. Он - клубок раскалённых нервов — не касайся, убьет, разорвёт нахрен. А он так и тянет, так и соблазняет своей открытостью — впиться ногтями и разодрать. Снова. А потом лелеять на груди, исходя этим судорожным ознобом, что сотрясал тело сейчас. Напряжённый взгляд тёмных глаз. В них понимание. И ни капли беспомощности, которой был полон Галат. Сейчас нужно молчать. Судорожный кашель. Прекрати, просто прекрати, нахрен, рыдать, Галат. Ди хотел опустить его, смотреть, как на последнее дерьмо, так, чтобы у него не возникло сомнений — Дима сильнее. Достойнее. Его нужно бояться — он может уничтожить. И что же вместо этого? Вместо этого складывалось ощущение, что Ди получил пинок. Твою мать. Каким-то очень отдалённым уголком своего мозга он понимал, что Вова имеет грёбаное право вести себя именно так. Наверняка он полагает, что Ди это всё серьёзно. Конечно. Он ведь херов ебанашка, как он может думать иначе. Очень нехотя Ди допустил в свою голову мысль, что этот ебанашка в какой-то степени служил спасением от терзающих его изнутри демонов, существование которых так активно обычно отрицал.Сейчас же он был уверен в том, что действительно сходит с грёбаного ума. Что бы это ни было, когда дурак находился в пределах досягаемости Ди, оно отпускало, будто ослабляя удавку на шее. И становилось легче, что в любом случае лучше того, как было каждый день до этого. На протяжении нескольких лет подряд. А Ди подходит. Садится рядом. Вспоминает вкус его губ. Так, всё. Ну нахер. Почти рывок вперёд. Ближе. Его ресницы опущены. Взгляд застыл. -Блять, Вов. Галат фыркнул, но взгляд не отвёл. Что-то было в них… в этих глазах... такое, от чего по спине вдруг пробежала дрожь. Ему это не понравилось. Он до сих пор не понимал, кто потянул его за язык в следующий момент, но слова так и зазвенели в комнате, воздух которой постепенно становился всё гуще, проникая в лёгкие словно бы комками: - Что? Не хочешь в очередной раз зажать меня в тёмном закаулке? Это был вызов. Он бросил ему вызов. Что за сучья смелость? Уже привык, что твои грёбаные словечки сходят тебе с рук? Взгляд против воли приковался к сошедшему уже почти синяку на его скуле. Ди не дал себе понять, что именно испытал в этот момент и отчего сердце неожиданно сжалось — просто лениво бросил, отводя глаза: - Именно. Вова вздёрнул подбородок, недоумевая, почему слова с такой силой ударили по его сознанию. Захотелось сжаться в ком и ударить в ответ — но он знал — что бы ни было сейчас произнесено — Ди всё равно. Не более, чем колебание воздуха. - Я голубой, значит? Он кивнул, пытаясь расшифровать это выражение в светлых глазах. Обида? Он задел его? Отлично. - Да.- он хотел так много сказать. У него было припасено несколько особенно унизительных фраз. Но. Замолчал, тяжело дыша. Точнее, заткнулся. Вова вдруг придвинулся к нему, ещё ближе. Его слова. Каждое - внутри его головы. И в карих глазах огромными буквами было написано, что он врал, но это не спасало от чувства, будто лёгкие вытащили из груди и бросили на пол, топча. А потом… решение пришло как-то само. Не хочет. Не хочет именно его. - Проверим? - шепнул он, дыша почти так же тяжело, как и он. Недоумевая, откуда было столько самолюбия, задетого, разорванного практически в клочья. - Что...Галат,- он предостерегающе покачал головой и не успел даже поймать себя на моменте, когда неосознанно отклонился назад. Сантиметр. Один чёртов сантиметр, и он начисто забыл всё. Ничего не было. -Ты врёшь. Он вновь поднял на него взгляд — но не в глаза. Чуть ниже. Проследил за движением губ, отчего рот на мгновение будто онемел, а потом вдруг потянулся к нему и Ди замер, потрясённо глядя на этого ебанашку. Осмелится? Его губы, плотно сомкнутые, прижались к его щеке, почти касаясь уголка рта, и застыли. Вокруг всё застыло. Никитин перестал дышать, глядя на него, не отрываясь, ощущая, как дрожащая рука касается его предплечья, посылая по коже неровный строй мурашек, вверх, к груди, заставляя в очередной раз тяжело вздохнуть. Тонкие пальцы сжались — и больше он не чувствовал ничего, потому что его рот приоткрылся, и осторожное прикосновение влажного языка к коже напрочь уничтожило все оставшиеся мысли — разорвало их на части и развеяло прахом. Резкий поворот головы — и Никитин впился в его губы. Почти рыча, почти лихорадочно, почти так, как он себе представлял, и так, как вспоминал снова-и-снова-каждую-ночь. Он ворвался в рот Галата, не сдерживаясь. Окунаясь. С головой-по самую шею. Глухой стон вломился в сознание. Он спустился чуть ниже, подаваясь к нему, и Ди обхватил лицо своей ебанашки ладонями — сильно, жёстко, вминаясь в горячий, раскалённый, прерывисто дышащий прямо в его сердце рот, наполняющий отчаянной, долгожданной дрожью по всему телу. Вова умирал. Умер. Только что — окончательно и бесповоротно, и продолжал, так сильно, ярко, безумно умирать. Пальцы впились в нежную кожу лица и место удара вспыхнуло болью, но это было неважно до такой степени, которую он даже вообразить себе не мог. Этого просто не было. Был лишь язык у него во рту. Врывающийся, проникающий, ненормальный, твёрдый. Он так хотел его, так давно хотел. Слышать, чувствовать, прижимать к себе, он понял, вспомнил, почему так тосковал по его этим-просто-убийственным губам. По ним нельзя было не тосковать, изнывая каждую ночь, каждую свободную минуту. Руки Никитина выпускают лицо, скользят вниз, не разрывая контакта с кожей. Боясь, что Вова может исчезнуть, если отпустить хоть на одно мгновение. От этого скольжения он выгибается, пытаясь тереться шеей о его дразнящие ладони. Ощущать. Плотнее, больше, но они уже немного ниже. А затем — жёсткие пальцы, горячие и сжимающиеся на его плечах. Господи. Дико. Это было дико и разрывало на куски. Дима знал - он был уверен, что никогда и никого ещё не целовал, как его сейчас. — Что ты делаешь… — шёпот. Глухой и низкий. Чужой. Посылающий бешеную дрожь по спине и животу, вниз. Ещё один быстрый, влажный поцелуй, и Вова тянется за исчезнувшими губами, когда Дима отстраняется, придерживая за подбородок, останавливая. Исступлённый взгляд карих глаз скользит по пылающему лицу, заставляет на несколько мгновений прикрыть веки. Мягкое движение — такое осторожное, что сдавливает гортань — вверх по линии челюсти. Подушечки пальцев снова на кровоподтёке, но на этот раз — невесомо, едва ощутимо, проводя вверх и вниз, а пристальный взгляд неотрывно следит за прикосновением. Никитин тяжело дышит приоткрытым ртом, и Вова жадно ловит это дыхание, едва удерживаясь, чтобы не накрыть его своими искусанными и горящими губами. -Дима...- шёпот. И на мгновение опешили оба. — Чёрт… Галат… чёрт… — Никитин не прерывает поцелуев. Быстрых, скользящих, кусающих и проводит по макушке, оттягивая голову назад.- Больше не посмеешь, ебанашка. Слышишь? Этот голос вливается в сознание Галата словно патока. ...так необходим. Потребность коснуться. Сейчас. Просто прямо сейчас. Руки, которые он когда-то боялся отцепить от худых плеч, чтобы контролировать каждое движение, сейчас скользили по бокам и животу, вверх. -Ты понял? -Что?..- судя по безумному взгляду, он ничего не соображал. Щёки горели, а в голове не было ни одной связной мысли. Никитин поднялся , лизнул его губы. -Ебанашка, не подходи к окну. Больше! Никогда!