Мальва

      Когда она ласково оборачивает её шею теплым широким шарфом, причитая что-то о глупых девицах, совсем не заботящихся о себе, Шиноа кажется, что на шее затягивается удавка. Она плотно прилегает к коже, впивается в неё, причиняя резкую колющую боль, а вот из-за недостатка воздуха что-то болит в груди. Вдохнуть не получается, щеки пылают, но это можно списать на мороз, а взгляд намертво прикован к чужим губам, на которых едва видно блестит полупрозрачный блеск.       Такие манящие губы преображаются в мягкую улыбку, Шиноа почти ласково треплют за плечо, призывая-таки очнуться, но она не хочет. Ещё немного этого чудного сна, ещё мгновение ощущать чужое дыхание на своём лице. Всего на секунду поверить в собственную иллюзию, поверить в выдуманный поцелуй. Хотя бы на миг.       Мика отстраняется, на её миловидном лице видна тревога — нет, пожалуйста, только не это. Хиираги отстраняется и с дурашливой улыбкой тянет:       — Повелась.       С тяжелым вздохом и взглядом, направленным к небу, Мика бубнит о том, что нужно перестать так её пугать.       Шиноа тянет улыбку, боль в груди усиливается, горло царапают стебли. Мика оборачивается к ней, её пристальный взгляд для Шиноа яд. Настороженный вопрос:       — Всё в порядке?       Разбивает что-то внутри. Оказывается, так легко широко улыбнуться и без малейшей дрожи в голосе произнести:       — Да. Всё замечательно.       Они идут по улице, их плечи соприкасаются. Мика рассказывает о том, какой Юи милый спросонья, и что он может спутать кофе со всем, чем только можно, недавно едва не заварил вместо него специи, что были в похожей баночке. Мика рассказывает ещё много чего, но оно сводится к «Юи-чан такой милый». Они встречаются уже год, после того как, наконец, решились раскрыть свои чувства, до этого страдая от, как казалось, невзаимной любви.       Хиираги хочет попросить перестать. Приказать заткнуться. Уйти молча, чтобы не слышать. Она не делает ничего из того, что хочет. Смотрит на сияющие радостью глаза, легкую, нежную улыбку и знает, что не сможет разрушить это, даже если будет невыносимо больно. Даже если адское пламя начнет лизать пятки, она лучше промолчит.       Им пора расходиться, дома их в разных сторонах. Шиноа крепко обнимает подругу и решается поднять лицо, шепчет:       — Я люблю тебя.       Получая в ответ:       — Я тебя тоже. — Шиноа не решает поправлять её, говоря, что их любовь совершенно разная и любви Шиндо ей катастрофически мало, что она умирает без неё.       Мика машет ей рукой, просит быть осторожней, и Шиноа обещает, что умрет, в любом случае, не от неосторожности, если любовь таковой назвать нельзя, а от цветов. Стоит им отвернуться друг от друга в разных направлениях, она заходится непрерывным устрашающим кашлем.       На ладони лепестки мальвы всё также неприветливы, испачканные кровью они напоминают осеннюю листву. Стебли обвивают легкие и сдавливают с каждым днем всё сильнее, дышать едва получается через раз.       Придя домой, Шиноа приваливается к стене, сползая по ней вниз, боль расползается по всему телу. Дышать нечем. Она откашливает целый цветок мальвы и, сухо смеясь, думает, что она во всех смыслах «истерзана любовью».       Дышать больше не получается.