За тобой - хоть на плаху!

Горячий воздух плавит, и без того, раскалённые легкие, обжигает ноздри. Солнце упрямо застыло в самой середине золотистого из-за отсвета пустыни, небесного свода. -Аид бы побрал этих чертовых египетских саламандр. - Жалуется кто-то из моих соглятаев. -Зачем мы притащились в это пекло – Продолжает уже иной голос. Поворачиваюсь, одного моего взгляда хватает чтобы усмирить их негодование. Говорю, словно сплевывая яд на кипящий песок: -Все клянущие свет, все недовольные чем-то бабы отправятся прямиком к Гадесу*, вам там самое место, недостойные жить. Отворачиваюсь от стада изнеженных амбалов и продолжаю свой путь. Горизонт сливается с песком до такой степени, что различить где есть что не представляется возможным. Золотые песчинки прилипаю на дорожки влаги, скатывающиеся вдоль спины, марают одежды, расцарапывают кожу на ногах, просыпаясь в сандали. Каждый шаг –каторга. Вот, близ линии, смыкающей небо с землей появляется синяя полоса – оазис. Отряд ускоряет шаг. Раз-да. Раз-да. Менее, чем через час мы оказываемся около животворящей влаги. Пьем жадно, обливая руки и грудь. Смываем запёкшуюся кровь с уставших степень. На несколько мгновений жизнь кажется вполне сносным занятием, приносящим не только тупую боль. Итак, долгожданный привал. Разгружаем наших мулов, скидываем вещи в одну огромную кучу, она стремительно разрастается, покрывая небольшой илистый участок. Что-то варится в котелке, источая сладковатый запах пряностей. Есть мне не хочется. Позволяю обожжённым векам прикрыть измученный пустыней глаза и забыться тревожным, тонким сном. Просыпаюсь ещё до рассвета, лагерь стремительно собирается, до города путь не близкий, никому не хочется оставаться в пустыне в часы зенита Ра. Подхожу к колодцу, к капилляру, отходящему от самой главной артерии жизни этой опухоли на лице мира. Зачерпываю зеленоватую воду обоими ладонями, опускаю лицо в прохладную бездну, она склеивает мои волосы кусочками ила, стекает ручьями по плечам, разливая прохладу. Снова опускаюсь над ней, наполняю дорожную флягу по краев. *** Навкратис*. На рынке невыразимо шумно, каждый из сотен блох на теле этого города, кричит, завлекает других насекомых к себе в маленькую, захолустную лавчонку, чтобы там всучить сладости, эликсир жизни, или золотую цепочку. Под деревьями сидят цирюльники, пёстрые очереди из людей, желающих воспользоваться их услугами, и не думают убывать. Проходим, тараня толпу, нам вслед оборачиваются праздные зеваки, разглядывают наши наряды и лица чужаков. Перед нами оказывается невольничий рынок. Шум и гвалт умножаться дважды, число наречий, языков, звучащих здесь, стремительно перевалило за количество пальцев рук и ног, в первые мгновения моего нахождения здесь. Множество людей-паразитов, привезенных из самой клоаки мира жмутся в нестройные ряды, сгибаясь под гнетом жары. Подхожу к толстому старику, торгующему телами и душами. - Миса иль фаиль*- приветливо говорит работорговце - Ана исми Суди. -Эраст- бросаю я- Фурса саида- заканчиваю приветствие. Подхожу к его товару. Мгновение – и мой взгляд встречается с взглядом девушки, со связанными руками. Смотрю в ее зеленые глаза, глаза слишком красивые для рабыни. Подхожу ближе, беру за подбородок, она разжимает идеальные губы. Вроде бы все зубы целые, выбитых нет. Приподнимаю волосы – чисто, аккуратные, мягкие словно мед черные змеи, стекают по моей загорелой руке. Кожа на спине ровная, ищу шрамы, но не нахожу их. Идеально. Поворачиваюсь к Суди. - Эна айз эштыри ди, би кам да?- Проговариваю я, стараясь не запутаться в иноземном наречии. -Тисаа.- Улыбаясь, говорить араб. - Кетир кеда? - Тисаа. – С такой же жеманной улыбкой повторяет он. Злюсь, но все же подхожу к нему, попутно отыскивая кошель с золотом. - Лёу самахт, тисаа. – Заканчиваю я, и кладу в морщинистую и влажную руку девять золотых монеток. - Шокран гиддан- Суди отвешивает мне полупоклон. Оборачивается, что-то кричит свои помощникам, зеленоглазую отвязывают и ведут ко мне на встречу. Через несколько секунд в моих руках оказывается грубая веревка, ключ к ее свободе. Смотрю в прекрасные очи и нахожу в них только ненависть, горькую, соленую ненависть. Она скалится, пинает песок ногой, пытаясь вырвать веревку из недостаточно цепких ладоней. От недавней покорности не остается даже тени. Ослепленный песком выпускаю грубый кусок канта. Мгновенно, срываюсь с места и одним прыжком хватаю ее за иссиня-черные волосы, наматываю их на кулак. - Энта фах Емни? –Зло спрашиваю, сплевывая песок. Молчит. Прокусывает губу острыми белоснежными клыками. Бисеринки крови скапливаются на нижней губе, перемешиваются со слюной и стекают алой струйкой, капая с подбородка. Тяну кулаком вниз, она опускается. Снова спрашиваю. - Энта фах Емни?- Поднимаю ее голову ровно настолько, чтобы она смотрела прямо в мои глаза. - Айуа- Срывается ее уст, кровь пенится и марает второй краешек рта. – Хаволь-Улыбается она. Сбиваю ее с ног, тяну за волосы вверх. - Мэ исмук?- Скалюсь ей в ответ. Сейчас, сидя на песке, со спутанными волосами и окровавленным ртом, в одеждах и путах раба она все равно выглядит гордой, по-императорски статной и несломленной. - Небит- Отвечает она, приподнимая голову. Встает, я ослабляю хватку. Отряхивается, пальцами проводит по волосам. Тыльной стороной ладони размазывает кровь. Перехватываю веревку, попутно отпуская черных змей. Дергаю, и она отправляется со мной в путь. Все такая же гордая и холодная. ***