Dull Razor

Ева устала. Она не спит уже третьи сутки. Каждый вечер, ложась в холодную пустую постель, она боится закрывать глаза. Она не помнит, когда начались эти сны, но точно знает, что без него они становятся совсем невыносимыми. Она слышит лай. Она слышит жужжание, которое преследует ее повсюду. Она слышит плач, хохот, хрип, стон, визг, шепот… Она слышит сотни звуков, которые сводят ее с ума. Ворочаясь на влажных простынях, она то падает в омут бреда, то с криком выныривает из него. Ей мерещится кровь, которая стекает с потолка и уже образовала лужицы по углам. Она видит жуткие обожженные лица за окном. Ева вскакивает с постели, чтобы плотнее сдвинуть шторы, и путается в одеяле, падает на осколки стакана, разбитого днем ранее. Маленькие стеклянные иглы больно вонзаются в тонкую кожу, но ей все равно. Она хромает к выключателю, щелкает клавишей, и яркий свет бьет по глазам. Нога расцветает красными маками. Ева берет ноутбук, надевает наушники и включает музыку громко, почти на грани боли, чтобы заглушить этот несносный хор в своей голове. Кровь с ноги пропитывает простынь и одеяло. Ева заходит в соцсеть, сегодня она опять не хочет и не может уснуть. Утро. Мерзкое, бледное, холодное. Она отрывает запекшуюся корку крови вместе с одеялом и оставляет это безумное кровавое месиво. Смотрит на себя в уцелевшее зеркало в ванной и вздыхает. Черные мешки под глазами, бледная жирная кожа, спутанные волосы. Сил давно нет, но она на автомате продолжает делать нужную рутину: чистит зубы, ходит на работу, улыбается, ждет… Еве плохо, ее воротит от этого мира, от людей, от себя. Она давно видит похотливые взгляды начальника, но делает вид, что не замечает их. Она искренне хочет всадить острые ножницы между его сальных глаз, но лишь вежливо улыбается и нежно, но настойчиво убирает его руку из-под своей юбки, больно цепляя свежую корку на колене, сочащуюся сукровицей. Бесцельно шатаясь между пустыми полками супермаркета, обласканная холодным голубым светом, она чувствует на себе взгляды. Больной желудок не скажет спасибо за вынужденную голодовку, но она физически не может запихнуть в себя еду. В оранжевую корзину для покупок ложатся баночки энергетиков. От такого количества химии ее внутренности уже давно должны приобрести тот же приятный голубой оттенок. Она обещает себе проверить это дома. Еве пиздецки плохо. Она падает прямо посреди дороги домой, разбивая и так покалеченные ноги. Где-то высоко над ней, в густых кронах деревьев смеются вороны. Ева рычит раненым зверем, бросаясь на стены своей клетки, она рвет волосы, ломает ногти, режет себя, но это не помогает избавиться от боли и пустоты. Ева прячет острые предметы, но это никогда не помогает, ведь она знает, где спрятала их. Она залезает в душ, не раздеваясь, и просто стоит под обжигающими струями воды. Кипяток щиплет порезы на предплечьях и бедрах, но теплее не становится. Оставляя лужи на полу, она стаскивает с себя мокрые черные лохмотья. В темноте добирается до кухни, сгребает в горсть таблетки (седативное, антидепрессант, нейролептик) и запивает их напитком, который должен бодрить, но, кажется, только усугубляет усталость. В спальне воняет. Старым потом, влажностью, кровью, безысходностью. Развороченная постель вся в бурых пятнах. На полу разряженный ноутбук, банки из-под напитков, осколки и лезвия. Еву трусит так, что стучат зубы. Мокрая, грязная, она забирается в гнездо из одеял и молит Бога, в которого никогда не верила, о забвении. Тени надвигаются. Айзек приходит после полуночи. Тихо открывает дверь своими ключами, шуршит паркой, стучат об напольную плитку снятые поношенные кеды. Он проходит в спальню, почти неслышно шлепая босыми ногами по полу, внося за собой терпкий аромат табака и слабый — дождя. Молнии пронзают ночь ярким электрическим светом. Он оглядывается на бардак вокруг, морщится, расстегивает рубашку, звякает пряжка на джинсах. Ева дрожит, обнимая себя исполосованными руками. Где-то далеко, не в этой реальности, гремит гром. Айзек прижимается к холодной, мокрой спине Евы. Просовывает руку под грязные спутанные волосы, а второй обхватывает влажное, испуганное тело, нежно сжимая тонкие израненные предплечья, прижимая к себе. Он почти невесомо прижимается губами к макушке. Ева улыбается. Ева засыпает.