Вегас, детка.

— Синдром дефицита внимания, мадам Качадурян. Мы уже ни раз говорили с Вами на эту тему. — Пожилой психиатр, поправил очки и тихо вздохнул, переводя взгляд с амбулаторной карты на женщину, сидящую по другую сторону стола. — Вам стоит продолжать следовать данным ранее предписаниям. С такими результатами тестов… — Профессор Шрайбер, я все же хотела бы обсудить с Вами вопрос о госпитализации. — Повторюсь еще раз, мадам Качадурян. С такими результатами психологических тестов, никакая госпитализация Вашему мальчику не требуется. МРТ ничего отклоняющегося от нормы не показала. Он — типичный подросток в пубертатном возрасте. Ему нужны внимание родителей и забота. Может быть, как «приятный» бонус — пара-другая легких нейролептиков, чтобы выровнять эмоциональный план. Но — не более. — Вы ошибаетесь, профессор. Кевин, он… — Обычный ребенок, расстроенный разводом родителей и переездом в другой дом. К слову, мадам Качадурян. Как давно Вы сами были на приеме у психотерапевта? Бракоразводный процесс, тем более, в котором присутствует раздел имущества и опеки над детьми, может очень болезненно сказаться на женской психике. Она громко хлопает дверью, буквально вылетая из кабинета врача. В коридоре бело, до зубного скрежета, и едко пахнет дезинфицирующими средствами. Кевин сидит на большом диване, занимающем пол стены холла, вальяжно развалившись на кожаной обивке. Его взгляд неустанно следит за экраном портативной игровой консоли, а пальцы яростно отбивают ритм по кнопкам. Он кусает губы, хмурится, едва заметно ухмыляется и чуть склоняет голову на бок. Раздражает. Она хотела бы, чтобы этот мальчишка исчез. Просто растворился, будто его и не было. Тогда, она смогла бы снова начать жить. Путешествовать и, возможно, написала бы новую книгу. Господи, пожалуйста, пусть он просто исчезнет. Коротко кивнув девушке на ресепшене, Ева проходит мимо дивана, шагая по кафелю на невысоких каблуках — размеренно и звонко. Они не обмениваются ни единым словом — все так же молча, не отрывая взгляда от игры и не поднимая головы, Кевин встает и идет вслед за матерью. Еще один день, когда она безуспешно пыталась запихнуть его в клинику для душевнобольных. Кевин легко скользит взглядом от дисплея к силуэту Евы, когда они садятся в машину и едут домой. Он буравит ее затылок глазами до тех пор, пока женщина не замечает его. Тревожный взгляд в зеркало заднего вида, приносит желанное удовлетворение, расцветающее широкой, белозубой улыбкой. Она боится его. Он — доволен. — Твои таблетки и ужин. — Мать ставит перед ним тарелку с тушеными овощами и бифштексом средней прожарки. Тихо вздыхает, и кладет три разноцветные таблетки, рядом со стаканом апельсинового сока. Он ненавидит апельсиновый сок, как и напускную заботу. Ева это прекрасно знает. — У нас новый сосед? — Отодвинув от ладони стакан, он подхватывает с тарелки «бэйби кэррот», вертя в пальцах и поднося ее ко рту. Морковь скользит по губам мальчишки, размазывая прожаренную кровь от бифштекса, но никак не попадет в рот. Еву бесит, когда кто-то ведет себя развязно и играет с едой. И Кевин это прекрасно знает. — Я не знаю, Кевин. Меня не интересует то, что происходит в соседних домах. В своем забот хватает. — Плохо скрывая раздражение, Ева едва подавляет желание огреть явно дразнящего ее поганца всё той же тарелкой. Снова, тихо выдохнув, она вытирает руки о фартук, отходя от стола. — Заканчивай с ужином и иди к себе в комнату. У меня еще есть работа на сегодня. — Ну, разумеется. — Он едва заметно ухмыляется, раздражающе растягивая слова и не сводя глаз с окна. Там, за старой рамой и плохо вымытым стеклом, яркими огоньками фар его манит черный, как подступающая ночная мгла, новенький «Гранд Чероки», скрывающий за тонированными окнами, таинственного незнакомца. Будто хищник, затаившийся в высокой траве прерий, поджидающий добычу. — Такой кузов идеален для перевозки объемных грузов. Трупов, например. — Губы Кевина едва шевелятся, а слова сами собой срываются на выдохе. — Ты что-то сказал? — Ева разворачивается лицом к сыну, на пару мгновений отрываясь от нарезки овощей для завтрашнего ланча. — Мистер Боунс дал вчера большое задание по биологии. Нужно повторить и проверить на ошибки. — О, Боже. Мне очень жаль, мистер…? — Дэндридж. Джерри Дэндридж. — Ева коротко улыбается, все так же не смотря в глаза и пряча взгляд где-то в районе ключиц нового знакомого. Даже человеку, не боящемуся прямых визуальных контактов, сложно выдержать этот тяжелый взгляд темных глаз. — Ужасно, что мы познакомились при таких обстоятельствах. — Она с силой сжимает запястье сына, дергая его на себя и привлекая внимание. Ей кажется, или этот малолетний засранец ухмыляется?! — Кевин, сейчас же извинись перед мистером Дэндриджем! Прошу нас простить. Мне правда, очень жаль Ваш забор. — Простите. — Голос мальчишки звучит хрипло и приглушенно, он смотрит исподлобья, скользя цепким взглядом по силуэту мужчины, стоящего прямо перед порогом их дома. От нового знакомого буквально за милю разит неконтролируемой силой и опасностью, а Кевин не в силах сдержать усмешку, рисующуюся на выразительных губах. Варианты того, как именно он должен извиниться перед мистером Дэндриджем, в голове пацана сменяются один другим, будто яркие вспышки калейдоскопа, взрывая воображение подростка. Когда же мать, в очередной раз, одергивает его, Кевину хочется сжать в кулаке ее короткие волосы, и несколько раз приложить черепом о порог их дома, чтобы мозги разлетелись по белому дощатому полу, орошая кровавыми брызгами лакированные ботинки Джерри. Чтобы они были перепачканы в красном так же, как сейчас желтые кеды самого Кевина — томатным супом. — Завтра же, как рассветет, я отправлю его чистить Ваш забор, мистер Дэндридж. И, могу Вам обещать, что подобного больше не повтори… — Не стоит. Я уже вызвал человека, который все приберет. — Коротким жестом остановив словесный поток Евы, мужчина коротко ухмыльнулся и, в этой ухмылке, она невольно отметила что-то до дрожи знакомое. — Зовите меня просто Джерри. И, Кевин. — Наконец, перестав игнорировать красноречивые взгляды мальчишки, уже успевшего надуть губы из-за, — ей-богу, по-детски! — недостатка внимания в этом диалоге, мужчина опустил на него глаза. — Если тебе, в следующий раз, что-то понадобится или, ты захочешь что-то сказать — просто постучи в дверь. — Джерри впился в карие глаза мальчишки прямым, изучающим взглядом, едва заметно кривя губы в новой усмешке. И Кевин выдержал это импровизированное испытание: не прерывая зрительного контакта, он, кажется, и вовсе забыл, как дышать. Будто неведомая ему ранее сила окутала тело, с ног до головы, бесплотными ремнями перетягивая грудную клетку и тонкую шею, сжимая до хруста и саднящей головной боли, вызывая спазмы асфиксии и, черт подери, клокочущую в горле мольбу «Ещё». — Вы очень добры, Джерри. Но, в таком случае, я вынуждена настоять на оплате услуг мастера по клинингу. — Совершенно не обращая внимания на вновь начавшую говорить Еву, Джерри лишь отвлеченно кивнул, наконец, дождавшись, когда Кевин сдастся. Мальчишка пару раз моргнул, но взгляда не отвел: его глаза стали влажными из-за долгой концентрации, и пышные черные ресницы теперь украшала россыпь крошечных слезинок. Небрежно облизав пухлые губы, Кевин тихо кашлянул, выравнивая дыхание. И он уже хотел было сказать о том, что обязательно придет, но дверь их дома захлопнулась за спиной покидающего порог Джерри. А, уже в следующий момент, на Кевина обрушился очередной шквал обвинений во всех смертных грехах и причитание о позоре для самой Евы. Но мальчишка лишь опустил голову, скользя невидящим взглядом по носкам своих перепачканных в красном кед. Ему совершенно не хотелось сейчас смотреть на мать, и терять образ этого невероятного мистера Дэндриджа из головы. — Томатный суп в «бомбочках» из кондомов? Серьезно? Как дитя малое. — Джерри садится с ним рядом, вертя в руках только что начатую бутылку темного пива. Кевин совершенно не удивляется его появлению здесь. И ведь, действительно, где еще встретишь нового знакомого, как ни на огромной заброшенной свалке у черты города, в час по полуночи? — Будто, больше некуда резинки потратить, в твоем-то возрасте. На такое милое личико, наверняка, любая девчонка в городе поведется. — Мужчина ведет себя преувеличенно по-свойски, но Кевина это, почему-то, не бесит. — Мне это не интересно. — Парень пожимает плечами, прицеливаясь и отправляя металлический болт в голову очередной жертве. Тихий крысиный писк извещает о том, что стрелок попал в цель. Впрочем, как и всегда. — Большая часть людей — лишь расходный материал. Нет никакого смысла тратить на них время. — Рогатка глухо скрипит под натиском цепких пальцев. Кевин, иногда, с грустью вспоминает о том времени, когда он имел возможность держать в руках туго натянутый лук, и тренироваться в стрельбе, на заднем дворе большого дома. Но, не сейчас. — И, что же тебе интересно, Кевин? — Джерри скользит взглядом по телу мальчишки, неспешно поднимаясь по шее и останавливаясь на, отчего-то, раскрасневшихся и искусанных губах. Их диалог — на крыше потрепанного жизнью, полу разобранного грузовика, а продуваемость здесь — будь здоров, но, кажется, Кевину плевать. Даже, не смотря на то, что одет он лишь в майку и джинсы, а его стопы — и вовсе босые. — Ты. — Мальчишка поворачивается так быстро, что, не будь Джерри тем, кто он есть, вполне можно было бы сказать — «резко и неожиданно». Но мужчина не двигается с места даже тогда, когда Кевин пододвигается совсем близко, буквально обжигая его щеку горячим дыханием. — Что в тебе такого особенного, Джерри? Почему этот навязчивый зуд в моей голове отступает, когда я нахожусь рядом с тобой? — Парень кусает свои губы, повинуясь дурацкой привычке, буравя заинтересованным взглядом глаза мужчины. В них он видит только беспросветную тьму. Всепоглощающий омут бездны, там, где должна быть душа. И — ни одного шанса на спасение. — Я думаю, ты и сам уже знаешь ответ, Кевин. — Джерри отвечает на провокацию свободно и играючи, не отстраняясь и не приправляя ситуацию эмоциями. Для Кевина такая реакция на его поведение — нова, и мальчишка замирает на месте, не в силах оторвать взгляд от лица мужчины. Наконец, Джерри отворачивается, чтобы сделать большой глоток пива и, помедлив, стягивает с себя куртку, набрасывая ее на плечи начинающего дрожать пацана. И, только в этот момент, Кевин понимает, насколько замерз. — Пойдем, я отвезу тебя домой. Еще не хватало тебе напороться на кучку маньяков. — Усмехнувшись, Джерри легко поднимается на ноги и, не оборачиваясь, спрыгивает с крыши на кузов. Кевину, до спазма в горле, хочется сдерзить что-то по поводу этого замечания, что, мол, это они пожалеют, встретив его темной ночью. Но он, почему-то молчит, задумчиво следуя за мужчиной. Последние пару часов этой ночи он проводит уткнувшись лицом в куртку Джерри, которую тот забыл забрать. Руки Кевина скользят по собственному, совершенно обнаженному телу, царапая белоснежную кожу короткими ногтями, сминая холодными пальцами, оглаживая нежными ладонями. Из приоткрытых, искусанных в кровь губ, рвутся тихие, сдавленные стоны, больше похожие на сиплые хрипы погибающего зверька. На этих выбеленных простынях ему больно. Невыносимо, до слез больно. Будто позвонки смещаются, один за другим, сухожилия рвутся, а кожа плавится, как воск. Дышать невыносимо тяжело, весь воздух — пропитан тихими всхлипами и невнятными мольбами. Лишь только холодная кожа куртки, спасительным оазисом льнет к измученному телу, позволяя вдохнуть полной грудью, перед новой волной поистине — выламывающего юное тело экстаза. Наверное, он все же простыл, а все происходящее — лишь горячечный бред, захвативший разум. Но Кевину это не важно. Сейчас и здесь, он желает чувствовать только запах, который хранит эта куртка, вдыхать его полной грудью, полностью растворяться в нем, пробовать на язык и, черт возьми, пропитаться самому ароматом тела хозяина этой неприхотливой шмотки. — Джерри. — С влажных, припухших от укусов губ, невольно срывается хриплый, скомканный стон, больше похожий на скулёж, когда Кевин, в пару резких, нетерпеливых движений ладони, доводит себя до пика, пачкая кулак и напряженный живот. Выгнувшись в пояснице, до хруста и тянущей ломоты, он, в отчаянном рывке, ловит последний отголосок видения а, когда фантомные прикосновения все же исчезают с его тела, грузно валится обратно на кровать. Смахнув с ресниц невольные слезы, с привкусом какой-то непонятной, детской обиды, он упрямо поджимает губы, небрежно вытирая ладонь о простынь. Ему, если честно, было бы глубоко плевать, что подумает мать, если бы та застала его, надрачивающего на чужую куртку — ведь в их доме, как-то не принято запирать двери. Но она не зайдет. Он точно знает. Потому что ей, как и самому Кевину, давно плевать на то, что происходит за закрытой дверью. Ева будет совсем не против, если ее сын, однажды утром, вдруг растворится, как полуночный туман. Мамочка была счастлива до того, как Кевин появился на свет, и он — прекрасно знает об этом. Не будь его, она, наверное, была бы сейчас где-нибудь во Франции. Он покидает свою спальню следующей же ночью, повинуясь новой, такой типичной подростковой привычке. Сбегает через окно, благо, прямо за ним возвышается старенький дуб, так раздражающий Еву своим урожаем желудей по осени. Кора небрежно царапает нежные ладони. Даже не ощущая мелких порезов, он легко скользит с ветки на ветку, наконец, опуская босые ноги на мягкий ковер газона. Сентябрьский ветер задувает под тонкую майку, но мальчишка слишком взволнован, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Прыжок, уцепиться замерзшими пальцами за край, подтянуться и ловко перепрыгнуть, миновав забор. И только у порога приходит мысль, что стоит, наверное, постучать, а не вламываться в чужой дом вот так просто. Но на стук никто не отвечает, лишь сама дверь, тихонько скрипит, отворяясь, и приглашая незваного гостя внутрь. — Джерри? — В гостиной тихо, душно, пахнет сыростью, и темно так, что не видно собственных, вытянутых вперед, рук. Кевин ведет плечами и хмурится: мальчишка не из трусливых, но такая атмосфера напрягла бы и бывалого домушника. Сухо сглотнув, он все же делает шаг вперед, до скрипа сжимая пальцами куртку. Да, кожаная куртка. Повод, чтобы наведаться в соседский дом, посреди ночи и без приглашения. Половица глухо стонет под босой ступней, но не этот звук привлекает внимание Кевина. Ему чудится, что, откуда-то снизу, он слышит тихий вздох и скрежет когтей по дереву. — Ты опять босиком, значит? — Мужчина возникает внезапно, за спиной, просто вынуждая парня дернуться и отступить в сторону, врезаясь бедрами в невысокий столик. Тяжелая ваза вздрагивает, и горка яблок теряет равновесие, позволяя одному плоду безвольно скатиться по столу. Но Джерри вовремя ловит его, не дав возможности упасть на пол. — Куртку принес? Умница. Но, лучше бы надел ее, пока шел сюда. Снова промерз до костей. — Хмыкнув, мужчина подносит наливное яблоко к лицу, касается его губами, жадно вдыхает запах. Но не кусает, лишь усмехнувшись, и укладывает обратно в вазу. — Прости, что без предупреждения. И что зашел сам. — Почему-то Кевину, вдруг, становится неуютно. Возможно, это из-за того, что он почти не видит лица собеседника. Темнота этой комнаты слишком густая. Но, уже в следующее мгновение, Джерри заставляет его забыть об этих мыслях и ощущениях: руки мужчины ложатся на талию мальчишки, впрочем, тут же соскальзывая к бедрам, а сам он, оказывается преступно близко. — Я же уже говорил тебе, Кевин. Моя дверь всегда открыта для тебя. — Его ладони и пальцы почти такие же холодные, как и кожа Кевина, обласканная осенним сквозняком. Он тоже был на улице? Или держал холодную банку пива? — Но, вот, в чем вопрос. — Встав еще ближе, Джерри склонился к его уху, едва касаясь губами чувствительной кожи. Его горячее дыхание диссонансом играло с леденящими прикосновениями, вызывая стройный ряд мурашек на загривке. — Тебе не страшно стоять так близко к человеку, которого ты практически не знаешь? В его доме, заполненном кромешной тьмой. — Хрипло шепчущие губы спустились ниже, теперь легко касаясь шеи Кевина. Мальчишка поймал себя на мысли, что в словах Джерри все же есть истина, а его самого как-то очень нехорошо повело от этого тяжелого дыхания, легких прикосновений, севшего голоса и тотальной близости. Но, собственно, разве не что-то подобное мороком скользило перед прикрытыми веками, вчера, когда в его собственной спальне было невыносимо томно и, в то же время — тоскливо? — Я ничего не боюсь, Джерри. — Качнув головой, Кевин откровенно подставился под прикосновение губ, съезжая по столу и, ненароком, разводя колени чуть шире, позволяя мужчине встать в более уверенную позу. — И ты как-то очень неправильно пугаешь. — Наконец, отмахнувшись от колкого чувства тревоги, мальчишка открывает глаза, с вызовом всматриваясь в темноту, нацепляя на пухлые губы привычную, шальную усмешку. Глаза уже успели привыкнуть к мраку и, едва сдержав стон от уже более откровенной ласки, выгибаясь под напором сильных рук, забравшихся под майку, Кевин бросает беглый взгляд на зеркало, резной рамой украшающее гостиную. Но, видит в нем, как ни странно, только себя, картинно выгнувшего спину и похабно отставившего бедра. — Что за… Джерри?! — Однако, опомниться ему не дают. Цепкие пальцы до боли сжимают тонкую талию, крепко держа парня в своих руках. Он едва успевает подумать о том, что нужно оттолкнуть мужчину или, хотя бы, попытаться дернуться в сторону, но внезапная боль перетягивает все внимание на себя. Шею жжет неимоверно, и даже ощущение теплых губ на коже, не может отвлечь от бьющейся в груди паники. Вопросы жужжащей сворой мух крутятся в голове, силясь сорвать с языка, как минимум — негодующий вскрик. Но, как только вяжущее чувство отступает, будто болезненным засосом расцветая на истерзанной шее, его рот тут же затыкают. Правда, совершенно не так, как это виделось пацану в его влажных мечтах. — Это что за мать твою… кровь?! Джерри, ты больной ублюдок. — Рефлекторно проглотив соленую, холодную жидкость, металлом разлившуюся по нёбу, Кевин все же дернулся. Внезапно оказавшись вне власти мужских рук, он кубарем слетел со стола, больно ударяясь локтем и коленом о дощатый пол. — Что за херня?! Ты заставил меня выпить свою кровь?! Серьезно? — Практически шипя от вмиг накатившей ярости, мальчишка кинул уничтожающий взгляд на мужчину, с довольным видом возвышающегося над ним. Хотелось схватить эту чертову вазу с яблоками, и в мясо разбить голову гребанного Джерри, решившего так изощренно посмеяться над ним. Или, это его странные сексуальные фетиши? Выдохнув через зубы, Кевин поднялся на ноги, попутно вытирая тыльной стороной ладони губы и, встав прямо перед мужчиной, окинул его тяжелым, темным взглядом исподлобья. — Ну, что, теперь — боишься? — Кривая усмешка на губах Джерри казалась действительно хищной. Он неспешно облизал губы, все еще измазанные в крови Кевина, не сводя с мальчишки долгого взгляда. — Если так, то тебе стоит пойти домой прямо сейчас. — Я. Ничего. Не. Боюсь. — Злость загнанным зверем клокотала в груди, мешаясь с учащенным сердцебиением и рефлекторной тревогой. Но, черт, адреналин, лавой льющийся по венам, дико возбуждал. Помедлив, Кевин все же принял решение, чуть склоняя голову на бок, не прерывая игру в гляделки. — И тебе не стоит меня недооценивать. — Наконец, встав лицом к лицу с мужчиной, Кевин ответно ухмыльнулся и, невольно опустив взгляд на губы Джерри, сам от себя не ожидая, впился в них жадным, но неумелым поцелуем, то и дело раня губы и язык о его неестественно острые зубы. Ответ долго себя ждать не заставил: секундное промедление из-за удивления, прошло очень быстро, сменившись азартом и нарастающим желанием. Подхватив мальчишку под бедра, Джерри легко оторвал его ступни от пола, удерживая хрупкое тело в руках. И, яблоки все же полетели на пол: на «кофейном» столике, вдруг, стало слишком мало места для чего-то еще, кроме двух мужских тел, поглощенных полуночным дурманом. Два следующих дня прошли для Кевина, как в бреду. Температура тела постоянно менялась, озноб замещался жаром, кружа голову и вызывая дикую слабость. Запах и вкус еды вызывали отвращение, и единственное, что не провоцировало тошноту — сэндвичи из белого хлеба, пропитанные клубничным джемом. Но, все же, еда не утоляла голод, а напитки — жажду, внутри его тела все горело огнем, отгоняя сон и покой. Вызванный матерью врач констатировал грипп, прописал антибиотки и покой. Но, если честно, никакого результата все это не приносило. Кевин пытался спать, но каждый раз перед глазами вставала одна и та же картина: их старый дом, где «семейство Кей» жило до развода родителей. Темная гостиная, смежная с кухней, освещалась лишь холодным светом полной луны, льющимся из всех окон. Распахнутая дверь, ведущая на лестницу к заднему дворику, позволяла летнему ветру мягко вздымать газовый тюль, приподнимая штору над мраморным полом. Там, за порогом, он отчетливо видел силуэт Джерри, скрестившего руки на груди и оперевшегося о парапет. Он привычно, колко ухмылялся, следя за Кевином, казалось бы — скрытого полумраком комнаты. Но взгляд Джерри был внимателен и цепок, а, когда пораженный представшей перед ним картиной, мальчишка пытался сделать вдох, с губ мужчины слетала фраза, всегда — одна и та же: «Ты же хочешь все изменить, Кевин? Впусти меня, малыш». Ласкаемый сумраком ночи, Джерри выглядел так хищно и опасно, что Кевин, невольно, отводил взгляд, не решаясь ответить на его просьбу. Сон всегда прерывался именно на этом моменте, встречая парня очередным приступом реальности, холодным потом и неконтролируемым ознобом. Но, не сегодня. Пересилив себя, Кевин все же смог поднять взгляд и, встретившись им с голодными, блестящими глазами Джерри, шумно выдохнул, едва заметно шевеля губами: «Ты можешь войти». Довольная ухмылка мужчины, его резкий, казалось, со скоростью света — рывок в комнату и сильные руки, вмиг подхватывающие слабеющее и теряющее координацию тело мальчишки. — Мой хороший мальчик. — Неестественно холодные губы коснулись его виска коротким поцелуем и, перед тем, как отключиться, уже в своей кровати, Кевин явственно услышал приглушенный, сдавленный женский вскрик из соседней спальни. — Прости, я хотел, чтобы ты сам ко всему пришел. — Мужчина стоит на коленях у, с виду — раритетной чугунной ванны на кованных ножках, мягко скользя поролоновой губкой по телу Кевина. Мальчишка расслабленно погружен в темно-рубиновую воду, доходящую ему почти до подбородка. Джерри говорит, что раствор с красной глиной — положительно влияет на внешний вид кожи. Особенно, после долгого возлежания в сыром погребе. — Если бы я сразу тебя забрал или вообще не отпускал — было бы легче. Целых три дня промучался, подумать только. — Если бы ты меня вообще не кусал, было бы еще проще. — Хмыкнув, Кевин скосил хитрый взгляд лисьих глаз на мужчину, кривя выразительные губы в насмешливой ухмылке. — Было не обязательно так грубо распускать клыки, знаешь ли. Мог бы и объясниться, для начала. — Можно подумать, что ты бы мне поверил. Современные подростки отличаются редкостным скептицизмом. А ты не особенно похож на гика, радость моя. — Усмехнувшись, Джерри сжимает губку в ладони, отчего та разряжается ярко-алыми каплями по груди и плечам Кевина. Взгляд мужчины расслабленно скользит по бледной, нежной шее, все еще хранящей свежий след от укуса. — Гик. И где ты только таких слов набрался. — Чуть склонив голову на бок, Кевин ловит взгляд мужчины, довольно скалясь в пародии на улыбку и, будто бы специально, красуется еще более откровенно. Удлиненные, но, до умиления, аккуратные клыки юного вампира, показываются из-под пухлых губ, придавая ему еще больше схожести с диким зверьком. Наконец, наигравшись в переглядки, и получив очередную порцию откровенных взглядов, Кевин поднимает глаза к потолку, переводя тему. — А, скажи мне, Джерри. Для чего этот крюк, над ванной? И все эти цепи на стенах, в комнатах? — Чуть нахмурившись, мальчишка снова переводит взгляд на мужчину, который теперь также задумчиво смотрит вверх. На пару мгновений воцаряется молчание и, хмыкнув, Джерри опускает губку в воду, убирая руки и вытирая их полотенцем. — Я думал, что мы поговорим об этом позже, но… Кхм. У меня для тебя есть подарок, Кевин. Не знаю, готов ли ты его принять. Морально, разумеется. В том, что ты голоден, я не сомневаюсь. — Поймав вопросительный взгляд пацана, который, чуть ли ни через бортик ванны перевалился, всем своим видом выдавая заинтересованность, Джерри качнул головой, направляясь к выходу из комнаты. — Впрочем, сейчас мы это и узнаем. — Кевин?! Что здесь вообще происходит?! Почему ты голый?! И этот дом, Джерри, я не понима… — Да, заткнись ты уже. — Отвесив сильный, резкий удар в солнечное сплетение, Джерри встряхнул женщину и тяжело вздохнул, наконец, встречаясь взглядом с Кевином. Мальчишка уже спустил воду в ванне и собирался выйти из нее, но сел на место, когда увидел, как мужчина вволакивает его связанную мать в комнату, легко управляясь с ее сопротивлением. Вид Евы оставлял желать лучшего: и без того бледная кожа, сейчас отдавала серым оттенком, а глубокие тени под глазами и скулами, делали худое лицо ненормально болезненным. — К сожалению, я не могу ее больше держать в камере. Боюсь, еще пару дней она не протянет. — Ты хочешь, чтобы я…? — Парень осекся, понимая, что Джерри смотрит на него слишком серьезно. Ни о каком «розыгрыше» или испытании, речи идти не могло. — Но, Джерри, она же… — Та, кто испортил тебе детство? — На лице мужчины начали проступать пугающие, нечеловеческие черты, выдавая его истинную сущность. — Или, может быть, та, кто, со дня твоего появления на свет, мечтала, чтобы ты исчез? Та, кто оставила на твоей руке этот безобразный шрам, Кевин? — Я хотел сказать, что она, все же, моя мать. Но да, ты прав. — Окинув взглядом заходящуюся в тихой истерике, истощенную женщину, Кевин с минуту помедлил и, наконец, кивнул. — Скажите мне, что я должен сделать, Мастер. Верхняя губа мужчины дрогнула, выдавая его эмоции. Джерри откровенно нравилось, когда пацан называл его Мастером, виртуозно перескакивая на «Вы», хотя, от Кевина он не стал бы требовать такого официоза. Мальчишка идеально подходил на роль Наследника, даже сейчас, спустя всего неделю, после обращения, демонстрируя идеальное хладнокровие и расчетливую жестокость. Прирожденный талант, не иначе. Толкнув женщину к ванне, но не разжав руки в ее волосах, Джерри болезненно пнул ее под колено, заставляя опуститься на один уровень с парнем. — Вот сюда. Коснись языком, и почувствуешь, как пульсирует вена. — Подтянув ее голову ближе к Кевину, мужчина провел большим пальцем по сонной артерии, учащенным пульсом под кожей, отозвавшейся на прикосновение. Чуть ли ни затаив дыхание, он цепким взглядом следил за действиями мальчишки, чувствуя, как возбуждение, горячей волной разливается по телу, кружа голову. — Кусай аккуратно и на выдохе, чтобы не поперхнуться. Напор из аорты — сильный, будет много крови. — Arteria carotis communis, мамочка. Ты была права, учение — свет. — Коснувшись губами шеи женщины, Кевин чуть ни застонал от удовольствия, почувствовав ее дрожь. От Евы буквально разило терпким, липким страхом. Она сейчас выглядела такой жалкой, что это не могло оставить мальчишку равнодушным. — Знаешь, я всегда хотел, чтобы ты мной восхищалась. Любила меня, поддерживала. Это же так просто, ты не думаешь? — Кевин, я всегда... я всегда любила тебя, Кевин! — Сорванный за несколько дней голос, плохо слушался свою хозяйку, которая, и без того уже заходилась в слезах. Пытаться отодвинуться от примеряющегося к ее шеи Кевина, было невозможно: Джерри крепко держал ее над бортиком ванны. — Это уже не важно, мамочка. Теперь — уже не важно. — Прерывая мольбу женщины, сорвавшейся на хриплый крик, Кевин впился клыками в ее шею, вспарывая тонкую кожу. Бледная шея вмиг окрасилась темно-алыми ручейками парной крови, сводя с ума тяжелым металлическим запахом и пряным, таким желанным вкусом. Голод с новой силой захватил тело Кевина и он, практически урча от удовольствия, жадно лакал кровь матери, стеклянным взглядом уставившись в лицо Джерри. Вид молочно-белого, мокрого от недавнего купания, от шеи до ног залитого свежей кровью пацана, стал последней скобой, слетевшей с крепкого замка самоконтроля мужчины. Тихо зарычав, он грубым, небрежным жестом откинул тело умирающей женщины на пол, заливая белоснежный кафель рдяными брызгами, тут же подаваясь вперед и впиваясь в приоткрытые, измазанные кровью губы мальчишки, жадным, глубоким поцелуем-укусом. Хмельной от позднего ужина Кевин, даже не подумал сопротивляться, и лишь повиновался сильным рукам, силком выволакивающим его из ванны на пол. Дрожащие руки были плохим подспорьем равновесию, а ладони и колени, то и дело разъезжались по мокрому кафелю, угрожая лицу встречей с полом. Но проблема очень быстро решилась сама собой: наконец, разобравшись с заевшей пряжкой, Джерри чертыхнулся и, ловко подхватив Кевина под талию, крепко прижал его спиной к своей груди. — Прости, малыш, но, на этот раз, прелюдий не будет. — Напряженный член мужчины, лишь небрежно смазанный слюной, красноречиво упирался меж ягодиц пацана, вынуждая Кевина отвлечься от желания допить остатки крови, и сконцентрироваться на возрастающем возбуждении. Отставив задницу и прогнувшись в пояснице, настолько, насколько позволяла стальная хватка рук мужчины, мальчишка капризно хмыкнул, толкаясь бедрами навстречу члену. — Как скажете, Мастер. — Резкая, саднящая боль, током прошила тело, срывая с припухших от грубого поцелуя губ протяжный, звонкий стон. Кевин дернулся и еще сильней выгнул спину, откидывая голову назад, касаясь затылком плеча мужчины. Джерри не дал ему даже передышки, чтобы привыкнуть к размерам, и сразу набрал частый, жесткий темп, в голос рыча от удовольствия обладания юным, податливым телом. Попытка выровнять дыхание и поймать ритм, провалилась ко всем чертям и, подставив шею под влажные, жадные поцелуи Джерри, Кевин просто отдался его власти, позволяя делать со своим телом все, что угодно. Теперь, Кевин принадлежал Джерри, был его собственностью, Наследником древнего рода Крови. Он был для Него. Сейчас он понимал, что, больше всего в жизни, хотел быть защищенным и уверенным в нужности своего существования. С тех пор, как они познакомились, Джерри взгляда с него не сводил. А, в последние пару дней — учил многому из того, что знал сам. Покровительствовал, заботился и оберегал. Будто Кевин являлся чем-то драгоценным и неповторимым. Он, всего за неделю, с лихвой получил все то, чего ему не хватало семнадцать лет. И даже больше. В очередной раз выровняв разъехавшиеся по полу руки, мальчишка скользнул мутным взглядом по полу, натыкаясь на стеклянный взгляд мертвых глаз. Женщина сейчас больше напоминала свежую мумию, замершую в немом крике. Растерзанная шея все еще привлекала его своим аппетитным видом, но Кевин успел запомнить правило: мертвой кровью питаться нельзя. «Теперь ты, наконец, смотришь только на меня, мамочка» — самодовольно ухмыльнувшись, Кевин выдохнул судорожный, скулящий стон, в ответ на череду особенно быстрых и чувствительных фрикций мужчины, поворачивая к нему голову и скользя медово-карими глазами по разгоряченному, такому хищному сейчас лицу любовника. Поймав взгляд мальчишки, Джерри довольно хмыкнул, снова припадая к манящим губам развязным, грубоватым поцелуем. — В эту среду? — Кутаясь в не по размеру большой халат, Кевин с ногами забрался на диван, всем телом прижимаясь к боку Джерри. Обняв мальчишку, мужчина скользнул пальцем по экрану айфона, пролистывая страницу риэлторского агентства. Кивнув, он впился зубами в блестящий бок яблока, звучно откусывая кусок. — Зачем ты это делаешь? — Заинтересованно взглянув на Джерри, Кевин невольно подался вперед, касаясь губами и языком его подбородка, скользя к губам мужчины, и слизывая с них яблочный сок. — Нам же не нужно питаться человеческой пищей. Ты сам говорил. — И это так. Но. — Поставив телефон на блокировку, Джерри отложил его на столик, вместе с яблоком. — Поживешь с мое, у тебя тоже появятся маленькие слабости. — Красноречиво окинув взглядом оголенные ноги парня, Джерри привычно ухмыльнулся, опуская на них ладонь и неторопливо оглаживая. — Значит, Вегас? — Голос Кевина вмиг сорвался и дрогнул, когда губы Джерри коснулись его шеи, легко скользя по стремительно зарастающему шраму от укуса. Язык вампира провел влажную дорожку от артерии к ушку, на котором тут же сомкнулись губы. — Вегас, детка. — Хрипло выдохнув, мужчина довольно хмыкнул, чувствуя отдачу Кевина, моментально подставившегося под неторопливые ласки. Он определенно не прогадал с выбором Наследника.