Крест, который я несу молча

С нами всегда происходит то, чего мы больше всего боимся. - А меня в детстве дядя изнасиловал. Вызвался посидеть со мной, когда родители решили уехать на отдых. Помню - дверь за ними закрылась, стихли голоса прощания и он побежал ко мне. Так быстро и целенаправленно, что до сих пор дрожь пробирает. Дал понять, что давно хотел этого и просто ждал момента. Сгреб меня в охапку, закрыл рот и потащил в родительскую спальню. Больно было, жуть. И унизительно. Помню холодный пол и его не менее холодные пальцы, сжимающие мое горло. Знаешь, я даже не кричала. Лежала и ни слова не могла вымолвить. Будто парализовало. И что самое странное - я стыдилась закричать. Мне было стыдно оттого, что это произошло со мной. Я думала, что это моя вина. Девушка затихла, прижавшись губами к обнаженной мужской груди. Откровения шли сами собой - просто и естественно слетали с губ, придавая обстановке новую глубину. Теперь этот отель на окраине, старый и потертый, как видавшая виды дворняга - с глуповатым обслуживающим персоналом, ужасной, провонявшей потом мебелью и скудной кухней имел свою определенную значимость - в нем Кимико доверила тайну о своем бессилии молчаливому и бесстрастному спутнику. Сложно было оценить его реакцию. Выражение лица было столь бесцветным, будто кто-то лишил его мимические мышцы подвижности. В темноте девушка различила, что он продолжал смотреть в потолок. Грудь мерно вздымалась - даже после активных половых утех его дыхание было ровным и размеренным. Немой слушатель, тихий наблюдатель, человек, оценивающий значимость каждого своего слова и не разбрасывающего ими зазря. Однако, к удивлению Кимико, он нарушил своей обет, который она уже начала считать непреложным: - Сколько тебе было? - Восемь. Спутник вновь предался многозначительному молчанию. Когда слышишь от человека не более двадцати слов в день, учишься распознавать оттенки его тишины. - Он жив? - молодой мужчина сегодня был явно расположен или разжалоблен - Кимико не верила своему счастью, кожей впитывая тихий и низкий бас его грубоватого голоса. - Да, - по сердцу предательски резануло. Сколько бы она не скрывалась, ничего не удастся - он все еще есть и она все еще панически его боится. Вот ее точка бессилия - наиболее верное и точное доказательство того, что она, Кимико, кажущаяся порой непоколебимой и несгибаемой, имеет свою слабость. Жухлый оттенок прошлого, покрытый пылью времени и неизбежно покореженный в памяти, продолжал существовать, периодически давая о себе знать. Как же страшно вновь оказаться подмятой под себя, раздавленной и измученной, слабой и беспомощной. Как же страшно вновь подпустить зверя к себе и стерпеть его изуверства. Молча и стоически. - Это больше не твоя проблема. Нечего бояться, моя mamorimasu (*). Тепло, блаженно разлившееся по всему телу. Некоторые мужчины задаривают своих женщин броской роскошью. Некоторые коронуют и воскрешают своими словами. Встреча произошла в полумраке кабинета, насквозь пропавшего табачным дымом. Мужчины, завидев друг друга, не произнесли ни слова, сразу приступив к делу - на стол небрежно упали какие-то документы, чужак произнес первые слова, которые начали образовываться в бесконечно лившиеся из его рта предложения. Кимико увидела пузырьки слюны в уголках губ высокого и грубого мужчины, непрерывно и возбужденно говорившего - его тон возрастал и повышался, становился резче и стремительнее, на лице появился оскал. Глядя на него, она переставала видеть человека. Перед ней была акула. От непрерывного потока речи ее передернуло. Наедине со своим они почитали культ тишины. Кимико говорила, порой много и так же бессвязно, но каждое ее слово было тем, что создавало неповторимый баланс и материализовало ценность безмолвия. Слова мужчины-акулы были резкими, чужеродными, как кусок стекла в ране - вызывали лишь стремления избавиться от них. Голос пульсировал в висках, прокатываясь волной по коже, как это бывает после долгого пребывания в одиночестве. Он ей не понравился. Не понравились маленькие хищные глаза, жесткий рельеф тела, вязкость мысли при невероятной ясности изречения. Кимико этого не любила. Мусорная речь, порождаемая скудной мыслью, торжество тела и грубых мозолистых рук, готовых вцепиться в горло первому наметившемуся противнику. Он не сможет прочувствовать человека, с которым работает, думала Кимико. Этот человек в принципе не умел чувствовать - только вынюхивал, как ищейка, слабости, ощущал запах свежепролитой крови, бежал на нее, жадно облизывая губы. Мужчина-акула был охотником. Кимико не выносила охоты. Переговоры начали подходить к концу - чужак протянул руку, но его напарник лишь сдержанно кивнул, слегка наклонив голову вперед. Акула ухмыльнулся, убрал руку в карман и его острый взгляд скользнул по девушке. - Под стать себе нашли, - хриплым голосом произнес он, облизнув губы. - Темная стерва... Кимико не отреагировала, спокойно продолжая смотреть в акульи глаза. Непроизвольно она представила картину- акула вырывает зубами куски ее плоти, смакуя, высасывая кровь... - До пятницы, - тихо произнес свой и прошел к двери, распахнув дверь перед Кимико. Уже на парковке, ежась от холода, девушка рассматривала большой рекламный баннер, на котором была изображена счастливая семья, рекламирующая какой-то продукт. Кимико силилась вспомнить тот день, когда она в последний раз видела свою семью, но не смогла. Сигарета тлела в опущенной руке, а спутник выжидающе смотрел ей в спину, стоя рядом с автомобилем. Он и не собирался окликнуть девушку. Она знала, что он смотрит - просто не желала поворачиваться. Солнце зашло пару часов назад - крыши домов были практически на уровне высокой парковки, на которой стояла Кимико - казалось, если хорошенько разбежаться, можно преодолеть это небольшое расстояние в прыжке, ощутить пропасть под своими ногами и приземлиться у кого-то над головой. Одинокий баннер, влажный асфальт, вечерняя прохлада и сигаретные бычки, беспорядочно разбросанные у ее ног - веяние вечернего города, мимолетная ностальгия по детству, приятные мурашки, бегущие по ногам. Каждый огонек в окне являлся девушке своей отдельной историей - со своим домашним запахом и человеком, который имел только свои, отдельные от прочего пристрастия и желания, мысли в голове и планы на будущее. С дуновением ветра Кимико ощутила запах осени и ей страшно захотелось кофе. Разжав пальцы, державшие сигарету, она направилась к машине. Мужчина пристально посмотрел ей в глаза и сел на водительское сиденье. Все будет хорошо, думала Кимико. Бабушка говорила ей, что ностальгия о прошлом всегда ведет к прекрасным событиям будущего. - Выпьем кофе? Мужчина ответил ей быстрым кивком. Акула безупречно все рассчитал. Узнал точное время отбытия напарника из отеля, номер комнаты и этаж, продумал легенду для охраны и предусмотрел наиболее краткий путь. Он покинул машину в тот же момент, когда спутник Кимико отъехал от парковки и стремительным шагом направился к цели. Чего еще следовало ожидать от охотника. Кимико взвешивала на руке водяную бомбочку, которую сотрудники положили на столик у ванной. Светло-зеленая, она плавно перекатывалась в руке, оставляя на ладони едва ощутимые песчинки... Вряд ли встретишь такие бонусы в обычных, обшарпанных отелях на подобии тех, в которых они чаще всего останавливались. Она ощущала острое удовольствие - бело-золотой интерьер радовал глаз, а на прозрачном столике у ванной стояло множество стеклянных вазочек, в каждой из которой лежало что-то диковинное и очень красивое. Сегодня очень хороший вечер, думала Кимико. Дверь открылась тихо - словно вернулся свой, которому некуда спешить и нечего здесь опасаться. Щелкнул замок и раздался негромкий шум - акула добежал до девушки быстрее, чем та даже успела повернуться. Ее рот мгновенно накрыла грубая ладонь, вторая легла на шею. Ухо Кимико обожгло горячее дыхание: - Сейчас я достану пистолет. Пикнешь - словишь пулю. Мгновенно ускорившееся сердцебиение вызвало прилив тошноты и головокружения - девушка непроизвольно обмякла в руках охотника. Мужчина убрал руку от ее лица, и в следующее мгновение она почувствовала обжигающий холод пистолетного дула на своем виске. Вторая рука от шеи скользнула к груди, грубо сминая ее через махровый халат, который мгновенно съехал с плеча. Тошнота усилилась и в полумраке номера Кимико показалось, что узор обоев, в которые она упиралась лицом, зашевелился в бешеном, причудливом танце. Нечего бояться. Она не проронила ни звука. Тяжело дышала, чувствуя, как все больше темнеет в глазах - узор размылся, представ уродливым сплошным пятном. Пистолет въедался кожу, оставляя на ней глубокий след. Мужчина громко и хрипло дышал, стягивая с нее халат. - Я же говорил, - яростно шептал он. - Говорил... Темная стерва... Теееемная... Кимико надеялась потерять сознание. Но за пеленой тошноты и слабости лежала абсолютная ясность разума - ничем не затемненная, трезвая, явная. Свой не вернется - он просто не успеет. Он ни о чем не подозревает, а охотник знает все - это его расчет, в котором он не ошибется. Мужчина сминал ее ягодицы, ногтями сдирал кожу с бедер. Он резко прижал ее к стене, навалившись сверху всем весом - зарылся носом во влажные волосы, жадно вдохнул их запах, потянулся руками к собственной ширинке. Кимико широко раскрыла рот и изо всех сил напрягла свои связки, чтобы закричать. Тишина. Усилия отозвались резкой болью в горле, головокружение стало еще сильнее, девушка, плотно вжавшись щекой в стену, раз за разом напрягала все свои силы, чтобы издать хотя бы малейший, жалкий звук. Пусть он лучше застрелит меня. В ответ раздавалась лишь тишина - Кимико оставалась безмолвной. Акула грубо раздвинул ее ноги и резко вошел. Все внутри запылало огнем - каждое движение отдавалось звенящей болью, которая откликалась пульсацией в висках. Он откинул пистолет на пол и сжал бедра жертвы обеими руками, толкнувшись на всю длину. Кимико задохнулась и из ее глаз брызнули слезы. Акула двигался быстро, резко и грубо. Когда девушка начала падать, он взял ее за шею и прижал спиной к себе. Слишком мало воздуха... Кимико чувствовала запах его пота и одеколона, спиной ощущала крепкую, быстро вздымающуюся грудь. Тошнота стала невыносимой, подошла к самому горлу и ее вырвало. Акула, резко выругавшись, отпустил ее шею и сжал в кулаке копну волос, позволив девушке наклониться. Хватит, хватит, пожалуйста, хватит. Неожиданно мужчина остановился и вышел из нее. Развернул Кимико лицом к себе и их взгляды соприкоснулись - затуманенные черные глаза пытались сфокусироваться на глазах охотника. - Ну как? Понравилось? - тихо прошептал он. Акула резко толкнул ее на кровать и навалился сверху, жадно подминая ее под себя, сжимая руки и грудь, после чего снова вторгся в нее одним рывком. Нахлынул новый прилив боли, лицо насильника маячило перед глазами девушки, щеки обжигало его прерывистое дыхание. Раздавлена, беспомощна, безмолвна, без малейшей возможности воспротивиться этому. На самой глубине ее ощущений - бушующих, яростных, рвущихся из груди, маячила горестная самоирония - ну вот, опять, все снова. Ничего нового и неожиданного. И как простой итог всего действия - в детстве было больнее. Ждать спасения со стороны глупо, ведь все предназначенное должно рано или поздно случиться. Кимико знала это и просто ждала - в тот день дядя обрек ее на этот кошмар, который неизбежно должен был повториться. Пелена разверзлась и Кимико представилось лицо своего - неизменно серьезное и уже такое родное. Он не придет. И в случившемся нет его вины. Все это - лишь устоявшаяся закономерность. Охотник всегда выследит свою жертву. Все закончилось так же быстро, как и началось. Мужчина тихо вышел, закрыв за собой дверь. *mamorimasu - оберегаемая.