Подарок

      До вечернего чая еще оставалось немало времени. Усталость от насыщенного дня, ударная «ароматерапия» оранжереи и очередной повод для раздумий сказались на ее самочувствии. Рози, хлопоча вокруг полураздетой Вик с фаянсовым кувшином рукомойника, уверила, что все настоящие леди до вечера нежатся в постели — иначе откуда взяться свежему цвету лица и отдохнувшему виду. Виктория с удовольствием решила последовать этому совету, облачаясь в «пуританскую» льняную рубашку до пят.       Лёжа поверх одеяла и погружаясь в обволакивающую дремоту, Вик впервые за прошедшие дни задумалась о своих делах, оставленных в Лондоне. Она вспоминала лица матери, Джона, Альберта, даже пыталась представить неизвестного молодого американца, гостившего сейчас в их сассексском доме. Последнее видение в виде милой усатой мордочки зеленоглазого Финдуса, причудливо превратившееся в скуластое и волевое лицо Уильяма, вызвало невольную улыбку, и она наконец уснула.       Вечерний туалет требовал особой тщательности в подборе платья и аксессуаров, более респектабельной и замысловатой причёски. Отсутствие украшений у молодой хозяйки не на шутку тревожило Рози. Несколько шпилек и один черепаховый гребень, вот и все, что было в ее распоряжении, чтобы украсить и оживить образ хозяйки. Но, похоже, саму мисс Кент это ничуть не заботило. ---------------       На этот раз чай был накрыт в эркере хозяйской библиотеки с видом на занесённое снегом поле и обледеневшее озеро. Сумерки окутывали дом со всех сторон, а в камине уже весело потрескивали сухие дрова. Несколько пухлых старинных томов на столе были раскрыты, и Вик, оказавшись на месте немного раньше Мельбурна, с удивлением рассмотрела пометки, сделанные его рукой на латыни. Строгая красота готического шрифта с цветными причудливыми виньетками завораживала, но текст был для неё полной абракадаброй. В попытках разобрать хотя бы пару слов из фолианта её и застал Уильям, мягко ступающий по драгоценному ворсу обюссонского ковра. Вид у виконта был уставший, тени легли под глазами, и он исподволь касался своих седеющих висков.       А вот Виктория напротив чувствовала себя лучше после своего полуденного отдыха, вот только душевное равновесие после прогулки в оранжерею никак к ней не возвращалось. Сейчас на ней было элегантное зеленое платье, отделанное атласными лентами, более открытое, чем дневное домашнее платье. Замысловатая причёска, делала ее чуть старше и еще обольстительней. Она искренне намеревалась этим вечером наслаждаться общением с Уильямом, отогнав от себя все те непрошеные мысли, которые то и дело запускали свои острые коготки в ее душу. Он был как всегда галантен, но непривычно задумчив и молчалив. Скрытое напряжение висело в тиши библиотеки... В такие минуты, казалось, что дистанция, разделяющая их и по времени, и по жизненному опыту увеличивалась, и она решила сосредоточиться на чашке чая в своих руках.        — Как Ваше самочувствие, Виктория? — спросил Мельбурн, будто выныривая из своих мыслей и окинув заботливым взглядом ее лицо.       — Спасибо, прекрасно. Гораздо лучше, чем в оранжерее, — довольно сухо ответила она, с ужасом понимая, что теперь разговор непременно коснётся болезненной темы.        — Да, атмосфера, в которой так радостно цветам, не всегда подходит прекрасным дамам, — продолжил Мельбурн, не подозревая о тучах, уже сгустившихся над его головой. — Вы очень редкий, нежный и гордый цветок, Виктория. Я думаю, Вам будет лучше на свободе, чем в самой уютной оранжерее.         — Верно подмечено, я действительно не создана для спокойной тепличной жизни за стеклянными стенами. И привыкла сама решать проблемы и находить ответы… — отозвалась она немного резко, почувствовав, как неожиданно легко рвутся нити, сдерживавшие до сих пор ее растревоженное самолюбие. Уловив оттенок плохо скрываемой горечи в ее голосе, Мельбурн недоумевал, что могло послужить тому причиной. И не находил однозначного ответа в своих сегодняшних поступках или словах. Напротив, он старался окружить Викторию заботой и вниманием, помятуя об их вчерашней принципиальной, но болезненной размолвке.       — Виктория, Вас что-то беспокоит? — спросил он, глядя ей прямо в глаза.       — Эти цветы… — Вик уже пожалела, что начала этот разговор, к которому была совершенно не готова, но было уже поздно, а переполнявшие ее эмоции не давали остановиться. — Я боюсь, что никогда не смогу занять в Вашем сердце и жизни то место… — она опустила глаза, разглядывая узор на ковре, — которое до сих пор принадлежит королеве…        Последние слова дались ей с трудом и она их практически прошептала. Мельбурн заметно сжал челюсти и судорожно сглотнул, с тревогой вглядываясь в свою собеседницу.       — Я другая, и не могу наверное, соответствовать вашему времени, образу жизни, и пока ... я не совсем понимаю, что же значу для Вас…        Уильям сделал движение к ней, но Виктория остановила его предупреждающим жестом, боясь малодушно отступить.       — Не лучше ли сейчас… пока я ещё в силах справиться с горькой правдой… и смогу принять единственно верное для себя решение…       На глаза ее навернулись непрошеные слезы, а пульс грохотал в висках. Вик не смогла закончить фразу, чувствуя, что теряет контроль над собой и вот вот совершенно глупо разрыдается.       Наблюдая ее смятение, ее плохо скрываемые эмоции, Мельбурн с высоты прожитых лет вдруг безошибочно почувствовал и понял, что свалилось на хрупкие плечи этой смелой, независимой девушки, бесстрашно преодолевшей ради него пропасть времени. Ревность, слепая и безжалостная, сжимала сейчас ее разум плотными кольцами, не давая мыслить здраво. И судя по всему, это случилось с ней впервые… Зная о предыдущей помолвке и некоторым любовном опыте Виктории, виконт искренне удивился той глубине чувств, которые невольно вызвал в ней. Помочь, предостеречь и успокоить — вот та непростая задача, что ему придётся решить здесь и сейчас. Как подобрать верные слова, как донести их до ее сознания, не обидев и не задев ранимую душу? В любом случае, надо проявить твердость, нельзя позволить ей сейчас отдаться на милость своих расстроенных чувств.       Уильям накрыл своей ладонью ее руки, нервно комкающие краешек салфетки, и сказал голосом, не терпящим возражения:       — Посмотрите на меня, Виктория! Неужели я похож на человека, с лёгкостью признающегося в чувствах, коими не обладаю? Сегодня утром я открыл Вам их и надеялся быть правильно понятым. Ваша ревность беспочвенна и губительна, поверьте мне на слово. Мне ли не знать, — прибавил он с горькой усмешкой, — как быстро она разрушает отношения и доводит до… — он не стал продолжать, боясь оживить в потаенных уголках сознания мучительные воспоминания о своём первом браке и его неизбежном крахе.       — Если Вы верите мне, то сделайте хотя бы маленький шажок навстречу моему чутью, моему опыту, и… прошу Вас, не спешите с выводами! Уверяю Вас, они беспочвенны! Сейчас же Виктория прошу меня извинить, меня ждут бумаги…       С этими словами Мельбурн поднялся из-за стола таким же невозмутимым и собранным как всегда, но в глубине души уже забилось что-то тревожное, наболевшее и невыносимо ему знакомое. ---------------------       Немного поостыв после своего невольного признания за чаем, который так и не был выпит, Виктория попыталась занять себя, а главное свою голову и руки чем-то полезным. Рисование всегда успокаивало нервы, давало собраться с мыслями и настроиться на позитивную волну. Она сосредоточенно принялась копировать головки ангелов с дюссепорта в стиле барокко. «Нельзя вести себя так эгоистично, будто он твой теперь навсегда и безраздельно! Кем ты себя возомнила Виктория Кент? Ты ворвалась в его жизнь по чистой случайности. Тебя вообще здесь не должно быть, а ты еще хочешь, чтобы он перечеркнул все, что было до этой встречи. Он не может быть просто твоим мужчиной, ведь на его плечах бремя государственных забот, которое не так-то просто отодвинуть,» — убеждала она себя, стараясь окончательно усмирить так неожиданно вспыхнувшую ревность.       Настроение было ни к черту, и Хопкинс, раздобывший для неё наконец акварель и хорошую бумагу, заметил ее подавленный вид и как бы невзначай заговорил о перемене погоды. За окном усилился ветер и пошёл снег, а в такие дни, упомянул он многозначительно, хозяин нередко мается головной болью и бывает сам не свой.       Вик вспомнила вдруг, каким разбитым и бледным выглядел сегодня вечером Уильям, как время от времени прикасался к вискам. Ему, очевидно, стоило немалой выдержки казаться бодрым и вести с ней непринужденные беседы, в то время когда он был элементарно нездоров. Она вдруг отчетливо осознала, что вела себя за чаем как последняя истеричка, выплеснув на него совершенно по-детски свою глупую ревность и задав вопрос, на который и он ещё не знал ответа. Будь она сейчас в своем времени, то позвонила бы своей школьной подруге, поделившись тревогами и сомнениями, или напротив, отправилась бы в модный клуб с Энтони, чтобы развеяться и прочистить мозги. Но здесь, в девятнадцатом столетии, у нее не было ни одной родной души рядом кроме самого Уильяма, в любви и искренности которого она усомнилась, едва не разрушив те доверительные теплые отношения, которые крепли между ними с каждым днем и часом.       Рисунок под ее рукой получался на удивление удачным, но лицо у одного из ангелов все равно выходило несколько демоническим, в то время как взгляд другого был мягким и кротким. - Вот она моя двойственная природа, — горько усмехнулась Вик, рассматривая свою немного аллегорическую работу.        Ей вдруг стало ужасно и невыносимо стыдно перед Уильямом за свою несдержанность. После их прошлой размолвки Мельбурн смирил свою гордость и первым пошел на примирение. Зачем же она ведет себя, как какая-нибудь недалекая экзальтированная героиня бульварного романа? -------------------------       Головная боль растекалась волнами, причиняя владельцу импозантной шевелюры болезненные ощущения, вызывая своей несвоевременностью чувство досады. Подписав все самые срочные бумаги и в последний раз пробежав глазами стопку документов, Уильям отложил перо. Свинцовая тяжесть уже коснулась век, и ему вдруг захотелось встать из-за стола и потянуться до хруста. Распоряжение вездесущему Хопкинсу было коротким и вполне определенным — немедленно ванну с душистым отваром и полный графин превосходного порто!        Медная ванна пузырилась от наливаемой попеременно то горячей, то холодной воды. Запах фирменного травяного сбора экономки уже приятно щекотал его аристократический нос. Два дюжих лакея украдкой вытирали вспотевшие лбы: шутка ли, так быстро натаскать в хозяйскую спальню восемь вёдер воды. Хопкинс деловито раскладывал на банкетке свежее белье, полотенца и тончайшие простыни из египетского хлопка. Кусок превосходного мыла и натуральная губка возлежали на причудливой ракушке — подарке какого-то заморского князька. Покой и удобство хозяина Брокет Холла более не требовали постороннего присутствия. Рюмка, стоящая на столике, уже искрилась рубиновым содержимым, и тёплая душистая ванна с постеленной в неё простыней приняла, наконец, в свои объятья поджарое тело виконта. Он прикрыл глаза, настраиваясь на ленивую очищающую сознание волну, отпуская от себя заботы и перекатывая во рту тягучий глоток порто…       Он не услышал мягких, почти бесшумных шагов по ковру. Неожиданно чьи-то нежные руки коснулись его лба, а потом спустились к вискам. Почувствовав тёплое дыхание на макушке, он, не открывая глаз, узнал того, кто пробрался к нему в этот вечерний час с ловкостью лисицы. И почти застонал от блаженства, когда эти тонкие прохладные пальчики зарылись в его волосы, чувствуя, как вместе с их неспешными, уверенными движениями уходит боль, мучившая его с полудня.. Вновь горячо и радостно забилось его немолодое сердце. Она услышала его, она все поняла — милая сумасбродная умница.       Потряхивание пальцев в воздухе, учащённое лёгкое дыхание у самого уха и возврат к его все ещё напряжённой шее, вдруг срезонировали отклик в других частях его мужского тела. Он смущённо охнул и неловко скинул льняную простыню с боковин ванны. Спасительные прикосновения становились все более волнующими и переходили широкими кругами с шеи на плечи, снимая остатки боли и напряжения.       — Я давно борюсь с желанием поймать Вас и хорошенько отшлепать, маленькая ревнивица, — вдруг с наигранной суровостью пригрозил он.        Вик только успела пискнуть в ответ, когда Уильям сначала легонько прикусил мочку ее уха, а затем неожиданно, одним уверенным жестом, наклонил ее тело в ванну, разместив поперёк своих согнутых коленей. Он положил свою руку на аппетитную выпуклость, обтянутую шёлковым платьем, будто хорошенько примериваясь...       — Вы не посмеете этого сделать, — сдавленно вырвалось у неё. — Я талантливый дизайнер и без пяти минут начальник рекламного отдела!       — Нет, Вы моя добыча, — хищно прорычал он ей в каштановый затылок, не ослабляя хватки.        — Ах! — вырвалось разочарованно у Вик , когда он, откровенно смеясь, вернул ее ноги на ковёр, так и не исполнив своей угрозы.       Слова им были уже не нужны, их окутала всепоглощающая нежность. Он мягко, но властно завладел ее губами, его действия становились все более настойчивыми, в них хорошо читалась страсть, разбуженная ее неожиданно смелым появлением. Её нежные руки и взгляд уже не могли оторваться от созерцания и прикосновений к его мускулистому мужскому телу...       — Мы устроили потоп, — немного растерянно прошептала Вик, не обращая внимание на причёску, в которой осталось не более пары шпилек. - Боюсь, мне снова нужна ваша помощь. Платье совсем промокло… — прошептала она вскоре, теряясь в настигнувших ее новых ощущениях.       — Я думаю, сегодня оно Вам больше не понадобиться, — сдавленно произнес он, все ещё переживая то блаженство, что она неожиданно подарила ему. Степень доверия и близости достигла в их взаимоотношениях той глубины, на которую он и не смел надеяться за эти два дня, и которую так и не дождался в супружестве с Каро. Виктория, неожиданно ворвавшаяся в его размеренную и не очень счастливую жизнь, должна стать той единственной, что он видел с собой рядом...       Он решительным и даже слегка нетерпеливым жестом расстегивал маленькие потайные пуговицы ее намокшего одеяния. Его ответная нежность сегодня не будет знать границ...       Янтарные всполохи камина превратили все происходящее в комнате в прекрасную и чувственную скульптуру. А тени на потолке повторяли ее замысловатые линии, дрожали и таяли в своем безмолвном мистическом танце, где не было места разрушающей ревности, сомнениям и обидам. --------------------------       Чуть позже они переместились в примыкавшую к хозяйской спальне гостиную, и уютно расположились на толстом ковре у камина, чтобы хорошенько обсохнуть. Его сорочка с кружевным жабо, накинутая Викторией на чуть влажное тело, смотрелась сейчас модным дизайнерским мини. Рукава предательски сползали вниз, делая ее похожей на Пьеро, и мешали брать из вазы приглянувшиеся орехи и фрукты. Графин с порто, так приятно согревавший их тела и веселивший души, был уже наполовину пуст. Виктория откровенно наслаждалась этими минутами, сидя по-турецки рядом с Уильямом, который недовольно ворчал на слишком лёгкую замену ужина, в котором так нуждался. Но им так хотелось побыть только вдвоём этим вечером и наслаждаться друг другом... Мельбурн справедливо полагал, что верный Хопкинс оградит их от чьего-либо докучливого внимания до наступления ночи.       Они прекрасно понимали, что завтра реальность вновь бросит им свой вызов, заставив столкнуться с новыми испытаниями. Их будущее было зыбким и туманным, теряясь в спутанных временных лабиринтах, но они твердо знали, что их любовь светит ярко и, как спасительный огонек маяка, выведет из любой бури и темноты к долгожданному тихому счастью.