Маятник

В смерти нет ничего хорошего. Как ни старайся смотреть на мир позитивно, не закрывай лицо руками и не пытайся отгородиться от пустых внутри, будто мыльные пузыри, соболезнований. Девушка умерла, красивая, молодая. Говорить об этом сложно, а вот мысли - мысли катятся по голове, как мраморные шарики, холодные, круглые, быстрые и нет ни единого способа остановить их. Хотелось бы забыться, спрятаться, да пить дело последнее и от водки на душе только тяжелее, как будто снежная гора наваливается на плечи, на голову, не даёт открыть широко глаза, вздохнуть не даёт. В квартире пусто - сам всех прогнал, и пустота тоже давит; только давит на плечи, сжимает рёбра, тянет под ложечкой и во рту горько. - Ну что ты, в самом, деле, разве ж можно так убиваться? Голос рядом, запах знакомый: папиросы, одеколон, улица. Рука вокруг шеи - короткая мысль "вдруг сейчас задушит" приносит вспышку то ли страха, то ли облегчения - потом рука уже вокруг плеч. - Пить будешь? - мой ли это голос, или это говорит кто-то извне, неизвестно, чувствую лишь, как воздух у губ колеблется, нагревается, а потом становится холодным. Холод вообще повсюду. Крадётся под рубашкой, сковывает ноги, давит на виски и промораживает, сжимает сердце так, что слышится надсадный, болезненный скрип. А может, это чьи-то сапоги скрипят. - Тебе хватит пить уже, ты посмотри на себя, глаз не видно совсем, а лицо... - звуки вокруг рассыпаются, за ними не уследить, да и не хочется. Сон тянет куда-то назад, но чужая рука всё ещё мешает, отклоняет тело от заданного мозгом курса. Тогда вместо сна приходят воспоминания, воспоминания плывут, весело выползают, словно пьянь из кабака рано утром, из обкусанных губ: "Ты же мне как брат... Помнишь? Глебушка, я тебе и место на диване, и всё, что хочешь бы отдал, от сердца оторвал бы последний кусок, такой хороший ты для меня был человек". Нет сил следить за этим лепетом, да и незачем, чтобы он, да обратил на мои слова внимание - не было такого и не будет. Кожа на нижней губе приклеилась к верхней, говорить больно, но только это и даёт мне понять, что я всё ещё говорю: "И куда оно всё делось? Дружба, любовь, честь, долг - где они все, где эти догмы? Какой мы закон после этого несём, Глебушка?" - язык во рту вялый, слишком большой, как раскормленный кот, но всё ещё шевелится, когда сухие горячие пальцы касаются губ, разъединяя их. Говорить становится проще, но больше не хочется. - А было ли оно? - голос рядом, совсем рядом с ухом, как будто секрет, как правительственная тайна, - Любовь, Володя, была она? - Да что ты за человек такой, - слова чувствуются как крик, а выходят как всхлип, как маленькая девочка готовится заплакать из-за упавшей в песок конфетки. В уголках глаз влажно, а чужие губы всё ещё так близко, руки держат меня крепко-накрепко, будто я сам секрет, или тот же самый преступник, сейчас сбегу и век меня не увидеть. - Вот так, Володя, поплачь. Не надо стыдиться, потом станет легче. - Вода пробивает по щекам дорожки, как ливень в середине лета, ничем их не остановить, а мысли в голове перекатываются с одной на другую - "у тебя-то стыда отродясь не было". - Может, и не было, Володя, зато знаешь, как жить легче было? - легче. Слово кажется таким забавным сейчас, эфемерным, нечеловеческим. Когда на каждом плече по куску свинца, глаза будто полны пороху, а рядом сидит человек со спичкой и ухмыляется - таким странным кажется это слово теперь. - Зачем ты мне такой на голову свалился? - вопрос повисает в пространстве. Я даже если бы хотел, не ответил. Да и зачем? Правильно заданный вопрос должен оставаться без ответа - зачем это всё? Зачем убиваться по тому, что уже мертво, зачем бороться за что-то, зачем ждать, когда тиски отпустят, зачем гладить меня так по голове, зачем... Сон тащит меня куда-то, вниз, вверх, кто его разберёт. Слышно лишь как часы монотонно идут вперёд, хочется стать ими, растворится в монотонной прохладе маятника, не чувствовать жара от больших сухих ладоней вокруг лица, не ощущать чувства полёта, как будто тебя несут, несут высоко, несут на жертвенный костёр, чтобы сжечь и больше не чувствовать ничего. Боль от пары укусов - в мочку уха, не боль даже, а дразнение, тянущая, засасывающая как воронка, боль в шее, где укус превратился во что-то влажное, удущающее, чему в моём мире нет название и слова: - Спи, Володя, завтра будет... - а что будет, я уже не слышу.