Zeitgeist

Он находит его убийственно смешным, и нет, даже не потому, что когда они занимаются сексом, ДжинКи всегда умудряется сморозить что-то настолько уморительное, что Кибом не может определиться, на что ему тратить воздух: на собственные стоны или на непрекращающийся смех. ____ ДжинКи проектирует свой первый зонд в четырнадцать лет, и его родители уже почти готовы к тому, что к восемнадцати он полностью угробит себе и зрение, и осанку, но всё равно дарят на день рождения чертёжный стол старого образца и дорогую ручку с фиолетовым лазером внутри. Такая же есть у главы корпорации Dorado Group (они недавно отправили своих конструкторов на Альфу Волопаса) и ДжинКи разрыдался бы от счастья, если бы скулы не сводило от улыбки. Кибому в его четырнадцать нравится шитьё и мальчик из параллельного класса. Он получает тройку по истории космологии за второй триместр, зато вполне доволен тем, какой фурор на выпускном производит его галстук-бабочка (он высмотрел выкройку в рукописных дневниках прабабушки). Замысловатые схемы устройства старых швейных машинок вгоняют его в уныние и ностальгию по временам, которых он никогда не видел, и Кибом жалеет, что не родился в позапрошлом столетии. ____ Когда ДжинКи только появляется в Штабе, ходят слухи, что он мнемоник, аутист и чуточку гений – Кибом почему-то вспоминает свои школьные годы, когда он, наивный, сам пытался ставить себе засосы на предплечье, чтобы все думали, что ему есть с кем спать. Наверное, это тоже можно назвать своего рода аутизмом. У Кибома из головы быстро выветривается ненужная информация (очень практичное свойство его памяти), но об этом новеньком ему просто не дают забыть – о ДжинКи говорят все, и все – это значит каждый. ДжинКи очень молчалив и выглядит как старшеклассник: Кибому хватает двух секунд, чтобы оценить его внешний вид. Он задерживает взгляд на старомодных перчатках из тёмной дублёной кожи (классные, интересно, где достал) и позолоченном значке Конструкторского Бюро. Значке Первого Помощника Главы Конструкторского Бюро. Кибом захлёбывается воздухом и вновь поднимает глаза, чтобы рассмотреть лицо новичка повнимательнее. В Штаб не берут кого попало – там каждый второй – пилот или бывший пилот, а это значит блеск, шик и прямая спина; у тех, что постарше, даже седина на висках элегантно отдаёт платиной. Кибому иногда кажется, что в Конструкторское тоже выбирают по внешности: очки, протёртый на локтях форменный пиджак и сутулые плечи – верные спутники правильно работающих мозгов и плата за гениальность. При таком раскладе ничем не примечательный новенький даже почти не рушит стереотипов – его ничем-не-примечательность (по мнению Кибома) просто зашкаливает. Разве что скулы чуть красивее, чем нужно. ____ Кибом часто вспоминает, как он попал в Штаб - в один прекрасный день ему просто надоела эта их позорная безвкусная форма, которая, он уверен, резала подмышки и напрочь лишала тело пилотов подвижности – он решил устроить маленькую революцию в их мире. Его приняли почти сразу, можно сказать, за эту самую ненормальность – он был слишком честен, чтобы скрывать свою слабость к ретро, которую тогда благородно и снисходительно назвали «новым взглядом». Эстетика футуристичных пространств и неисчерпаемые ресурсы моды давно забытых столетий – он тщательно всё перемешивал, доводя до нужной консистенции. Ему говорили, что Творческое Бюро – это гиблое место, болото, где кучка людей протирает штаны и сливает бюджет всего Штаба просто так. У них в почёте только архитекторы и чертёжники, проще говоря, те, кто умеет на глаз создавать идеально прямые линии - куда уж там Кибому с его ломаными гранями и завитками старомодных костюмов, это сейчас никому не интересно. Обожаемый Кибомом двадцатый век был как давно, что вряд ли кто-то представляет себе сейчас, что такое кружево. «Серые невежественные олухи», – думает Кибом, наблюдая в панорамное окно своего Отдела за главным холлом Штаба – неоновое мерцание сенсорных панелей заменило этим людям солнечный свет, и они разбегаются в стороны по своим делам, создавая неуловимую светодиодную паутинку. Кибом очень расстроен и даже не замечает, как выпивает за обедом лишнюю чашку кофе. ____ Проходит время, а о Ли ДжинКи не перестают говорить, вставляя в предложения много умных и непонятных слов: больше всего Кибома задевает то, что о нём самом, когда он только пришёл в Штаб, никто-ничего-не-говорил. В Конструкторском от ДжинКи все без ума – «мальчик и правда талантлив» – произносит Юнхо, и у Кибома непроизвольно вытягивается лицо, он знает: Юнхо не будет хвалить просто так. В общем зале в обеденное время с часу до трёх всегда очень много людей, но Кибома словно бьют кувалдой по голове – он замечает значок Первого Помощника за двадцать метров в толпе. Волосы ДжинКи чуть растрёпаны, а пиджак сидит как-то косо – издержки старых проектов Дизайнерского Отдела – Кибом в мгновенье прикидывает в голове, как нужно повернуть лекало на выкройке, чтобы вышло идеально. С такой же скоростью он просчитывает, сколько ему потребуется, чтобы преодолеть эти двадцать метров. Дистанция оказывается куда сложнее, чем он предполагал: ему необходимо два дня, чтобы решиться. В этот обеденный перерыв он отсаживается от тех, с кем обедает обычно (Джонгхён шумный и болтает за троих, поэтому никто даже не замечает отсутствия Кибома) и принимается за наблюдение. ДжинКи неизменно в очках с черной оправой и форменном пиджаке с потемневшими от грифеля краями рукавов – Ки не может поверить своим глазам: сейчас никто не чертит карандашами, все проектировщики давно работают на широкоформатных сенсорных панелях. Он без раздумий подхватывает свой поднос. - Я Ким Кибом. ДжинКи, в это время подносящий ложку ко рту, чудом не проливает весь бульон на себя: Кибом со всего размаху плюхается на место напротив, гремя подносом. Уже после приземления Кибом думает, что лучше было бы изящно впорхнуть в обеденный зал, как он это умеет, элегантно опуститься на стеклянный стул и, закинув ногу на ногу, медленно открутить крышку у своей бутылочки с водой. Кстати, представиться более размеренно и спокойно тоже было бы не лишним, потому как, судя по лицу Ли ДжинКи в данный момент, знакомиться и употреблять пищу одновременно является для него весьма затруднительной задачей. В первые секунд десять Кибом всерьёз подозревает, что его обманули насчёт гениальности новичка: ДжинКи выглядит как человек, испытывающий проблемы с бытовым мышлением – Кибому становится страшно, и он размышляет о печальной судьбе людей, у которых вместо головы – физическая формула. Ки опасливо всматривается, будто пытаясь приручить дикого зверька, и неспешно, почти по слогам, повторяет своё имя. В ответ он получает уже известное всему Штабу имя новичка и такую улыбку, что у самого Кибома перехватывает дыхание и вместо головы остаётся шарик, наполненный гелием. ____ Новый проект формы для Конструкторского, он так давно ждал одобрения, конечно, это не совсем то, чего он хотел, но нужно же с чего-то начинать, большая удача, что приняли хотя бы это, он уж и не надеялся – Кибом начинает тараторить, когда волнуется, и ДжинКи приходится напрягать зрение, чтобы уловить содержимое хотя бы одного слайда на сенсорной панели – Кибом без устали водит пальцем по планшету, перелистывая рисунки и сбивчиво рассказывая про какие-то схемы. ДжинКи – первый из знакомых Кибома, кто узнаёт об этом от него самого, и это невообразимо приятно. Через неделю Кибом захламляет квартиру скомканными листочками с набросками и пластиковыми картриджами для проектора – он демонстрирует ДжинКи всё, что успел выдумать. ____ В их первый поцелуй ДжинКи не закрывает глаза, потому что вау и потому что этот их поцелуй для ДжинКи неожиданный и первый во всех смыслах – Кибом догадывается об этом за пару секунд до. ДжинКи видит смешно нахмуренные брови Кибома и линии сомкнутых век так близко, что хочется плакать от разъедающей нутро нежности. Подобные вещи в Публичной Библиотеке Штаба – занятие рискованное – приглушённый на ночь свет тысяч сенсорных книжных пластинок ровными холодными полосами пронизывает всё помещение, не оставляя ни одного скрытого угла. Кибом успевает нашёптывать в пупок ДжинКи что-то про старинные библиотеки с настоящими полками и пыльными фолиантами. У ДжинКи почти получается сосредоточиться и слушать внимательно, и он думает, что, наверное, там было бы где спрятаться. ____ Он просто порывался скрасить его одиночество, и секс тут решительно не при чем. Ему просто хотелось подправить его пиджак. Он готов был испытать всё, что угодно, только не эту привязанность, только не так быстро. Акт взаимоспасения от самих себя – наверное, это и есть цель всех человеческих отношений. Кибом глотает пару таблеток кофеина, в ужасе осознавая, что ДжинКи ночует у него уже вторую неделю, и это с самого начала мало походило на благотворительность. Вечером ДжинКи приносит гладиолусы: Кибому они кажутся посредственными, но он слишком любит цветы, чтобы отказаться. ДжинКи немного бесит снисходительная улыбка напротив, но он слишком любит Кибома, чтобы дать ему по челюсти. Когда ДжинКи откуда-то притаскивает огромную коробку со стеклянным колпаком и какими-то кнопками, Кибом не может вымолвить и слова от восторга: он бережно вытирает пыль с винила и аккуратно кладёт пластинку в проигрыватель. Ему кажется, что у ДжинКи под кроватью есть огромная временная дыра. Это оказывается Нина Симон – пластинка жутко скрипит, пока, наконец, запись не выдаёт исковерканный голос негритянки – он звучит так, будто бедная Нина пела с кляпом во рту, сидя где-то на дне бочки. Кибом расплывается в улыбке и забывает дышать. ДжинКи разминает ноющую поясницу – никому лучше не знать, чего ему стоило добыть этот проигрыватель. Спустя месяц они перестают понимать, чьей эта квартира была изначально. ДжинКи почти никогда не забывает ослаблять тонировку на окнах к утру. ____ Ли ДжинКи направляют на Бету Центавра, «у них там какой-то супер-проект» – очень смешно, но Кибому об этом говорит Чанёль - в телефонном звонке, шёпотом и по секрету. У Чанёля такой голос, будто он сообщает Кибому о смерти родственника – ему не хочется драматизировать, просто он боится какого-нибудь эксцентричного необдуманного поступка в стиле Кибома – Штабу не нужны висельники, или как там в двадцатом веке это делали. Кибом не подаёт виду, но чувствует себя так, будто пропустил начало Страшного Суда, хотя тот шёл каждый день прямо перед его носом. ДжинКи молчал всё это время и молчит до сих пор, Кибом не получает от него ни одного намёка на то, что скоро в их квартире станет одним человеком меньше. Кибом бросает свой проект на середине и даже не прибирает завалы листочков в комнате. Режим замедленного самоуничтожения совсем не мешает нажимать кнопку на чайнике. Кибому кажется, что его обманули. ____ - Ты думал, я не вижу, что с тобой что-то происходит? В голосе ДжинКи чувствуется какое-то упрямство, и Кибом от неожиданности натягивает одеяло до самой шеи, словно монахиня, которую застукали за грехопадением. - Я узнал об этом от Чанёля. Представляешь себе, от Чанёля? – Кибому становится невыразимо жаль себя, и он зарывается носом в подушку, чувствуя, как сыреет наволочка. - Я не сказал, потому что отказался. Ещё давно. Как ты вообще мог подумать, что я уеду от тебя? Кибом тычется ДжинКи в плечо и шепчет о том, как он испугался. ДжинКи просит доверять. Через год станция, построенная на Бете Центавра, полностью переходит на световые панели – над проектом ДжинКи разрешают работать прямо из Штаба. В Конструкторском Бюро очень довольны формой нового образца, пошитой для архитекторов – они считают чёрные манжеты довольно интересным решением. Между ними остаются Нина Симон и безутешная благодарность дыханию, что слышится рядом.