Ама ми: Шрам

      Аккуратно собирая, складывая и заворачивая в свою сумку аптекарские принадлежности, в которые входили разные травяные порошки, растирательные мази, жиры, травяные колобки, акупунктурные иглы, микстуры, крепители, спец ножи, бинты, жгуты и уйма всего другого, я слушала, как за моей спиной происходит нечто ужасное. Там, давясь слезами и валяясь на полу в обнимку с чем-то окровавлено-безобразным, рыдала девушка, а точнее джинко. А причина была в том, что её маленькая дочка, всего семи зим от роду, умерла.       Ужасное событие для мамоно - потерять своё дитя. Её малышка попала под камнепад, когда тренировала свои боевые навыки. Тело, наполовину погребенное камнями, было просто расплющено, также были задеты жизненно важные органы. Возможно, если бы я приехала хотя б на полдня раньше, я бы смогла спасти её. Но три дня назад была сильная буря, из-за чего дороги завалило, я даже хотела идти пешком, но так было ещё опаснее. Как раз может именно из-за бури и случился камнепад.       Но, наверное, так даже лучше. Жить калекой, неспособной даже ходить и выполнять простейшие движения, могло стать пыткой на всю жизнь. Вряд ли нашёлся бы мужчина, который согласился бы взять её в жёны. Так что почти безболезненная смерть от макового молока с примесью гортензии и корня кророга гораздо милосерднее по отношению к ней.       Собрав все принадлежности, я встала, подошла к двери и, окинув жалостливым взглядом последний раз этот дом, я вышла. Сам дом был обычным. Сделанный из сосновых досок, крыша была также сколочена из них. Внутри было довольно мило, лампы из свиного жира освещали дом. На стенах висели и сушились разные цветы и растения, из-за чего в доме слышался дивный аромат. Даже была пара картин, изображающих природу. На первой был изображён соловей, поющий на ветки жасмина, а на второй - хребет Пенийских гор. На полу были бамбуковые ковры и, что самое привлекательное - на каждой отдельной дощечке ковра был нарисован стебелёк бамбука. Шёл он от края и заканчивался в середине, что создавало в центре комнаты маленький желтенький островок.       Мир встретил меня солнечным, но ветреным днём. Ветер был довольно прохладным, от чего я посильнее завернулась в свой плащ. Одета я была в теплый дорожный плащ зеленого цвета, шёлковый и красный, как роза в пик своего расцвета тан, длинная чёрная юбка, с разрезами по бокам, несколько серебряных браслетов, красный галстук, показывающий мой статус, и специальная учительская шляпа, а на моих рогах красовались золотые бляшки в форме ромба с алыми кисточками.       На улице стояли галдящие зеваки, дожидающиеся новостей. В толпе были как взрослые, так и дети. В основном мужчины, джинго-матери и дети и одна, как пятно в толпе, нуреонаго, держащая маленькую копию самой себя за ручку. Заметив меня, они разом замолчали. В ушах появилась мёртвая тишина, прерываемая пением соловьев. Спустя несколько мгновений все всё поняли. Мужчины поникли или обняли своих жён, женщины опустили уши и глаза к земле, малые дети хоть и не очень понимали, но всё же осознавали, что произошло что-то плохое. Две девочки подростка, обнявшись, зарыдали, из-за чего к ним подошла их мать и крепко обняла. Даже нуреонага, не отличающаяся большим интеллектом, поняла, что случилось, о чём свидетельствовало её потемневшее лицо.       Вдруг из толпы вышел один из мужей и слегка неустойчивой походкой пошёл в сторону большого камня, находящегося в пятнадцати шагах чуть левее толпы. Это был отец девочки - крепкий черноволосый парень. Ему всего двадцать четыре зимы, но выглядел он, будто за пару минут постарел на несколько лет: растрепанные жирные волосы, отреченный взгляд. Он с трудом переставлял ноги, будто пьяный. Подойдя к камню, он впился в него глазами, прошло четыре удара сердца, и вдруг он поднял свою левую руку и с размаху ударил камень. Прозвучали отвратительные звуки чего-то хрустящего и хлюпающего.       От удара его костяк обагрился кровью, а хрустом, должно быть, был звук ломающейся кости. Несколько мужчин начали выходить из толпы, видимо, чтобы оттащить его от камня. - Стойте, пусть продолжает, - остановила я их.       Они посмотрели на меня, но возражать не стали. Пока он бил камень и уничтожал свои руки, я неспешно подошла к нему. Когда до него осталось всего четыре шага, я остановилась. - Ты идиот?- спросила я с легким раздражением в голосе.       Он остановился и, развернувшись, направил на меня гневный взгляд. В нем читалась скорбь, гнев, ярость. - Что ты сказала? - прохрипел он, то ли от боли в руках, то ли от гнева, вызванного смертью его дочки. - Ты идиот? - переспросила я его, с ещё большем раздражением. - Да как ты смеешь? Та, кто не смогла её спасти, так кт... - ИДИОТ! - утвердительно рявкнула я на него.       Подобного он не ожидал, что даже на миг в его взгляде проскочил момент, когда он всё забыл. Но не давая ему времени опомниться, я начала наседать. - Идиот, болван, кретин, думаешь, если сломаешь свои руки, жить станет легче? Отнюдь нет. Я не могу представить, что ты чувствуешь, но я точно знаю, что ты не сможешь представить, что чувствует Джия (так звали его жену). Она мать, потерявшая свою малышку, ты никогда не сможешь представить, что это такое, - с каждым словом мой голос становился всё более холодным и яростным. - Если ты уничтожишь свои руки, то скажи, как ты сможешь жить дальше, м? Хочешь, чтобы она, пережив подобное, ещё терпела мужа калеку, идиота и иждивенца? А теперь ты возьмешь себя в руки и пойдешь успокаивать свою жену, - выдохнув от собственной тирады, я развернулась и быстрым шагом направилась к своей повозке. Проходя мимо толпы, я заметила в ней мужчину 37-39 зим, когда я только приехала, он принял мою повозку, сказав, что накормит и напоит моих лошадей, а так же проверит состояние повозки. - Ты, - указала на него я своим пальцем. - Запряги моих лошадей, я собираюсь отчаливать.       Мужчина был удивлен, видимо не ожидая, что я к нему обращусь, но среагировав почти сразу, бросился к конюшне. Пока он возился с моим транспортом, я остановилась напротив толпы зевак, которые продолжали чего-то ждать, и спросила их: - Пока я не уехала, кому-то нужна моя помощь?       Из толпы толпы вытянулась лапа одной из джинго. Аккуратно выйдя из толпы, она держала за лапу маленькую девочку десяти зим от роду. - Уважаемая госпожа Тинг, прошу, осмотрите мою дочку. Недавно, всего кисти три назад, когда я пыталась научить её дробить камни кулаками, она взяла слишком большой и крепкий камень и, не рассчитав силы, сломала руку. Я думаю, ничего серьёзного, у нас всё быстро заживает, но она до сих пор жалуется на боль в руке.       Она поставила перед собой девочку, а та протянула мне свою правую руку. Но как только рука выпрямилась, девочка скривилась от боли. Я мягкими движениями взяла её руку и стала ощупывать на предмет недомогания. Хотя я и пыталась сделать осмотр помягче, было видно, что девочке было болезненно. Чтобы разрядить обстановку, я у неё спросила. - Как тебя зовут? - Данда, - ответила она мне. - Скажи, Данда, а о чем ты мечтаешь?       Девочка не ожидала от меня подобного вопроса, видимо, думая, что я буду расспрашивать о руке. Но по-видимому собравшись с духом, она выпалила скороговоркой. - Я хочу стать самой великой и знаменитой в стиле "Сшёу ломаусхау сши". И чтобы мои когти могли резать камень, как бумагу.       Её мать, услышав подобное, положила свою лапу ей на голову и нежно растрепала волосы. - Умница, если будешь тренироваться каждый день, точно станешь самой сильной.       Данда, получив подобную похвалу, сильно покраснела, что сделало её более милой. - В общем, перелом зарастает, но кости начали срастаться неправильно, - сказала я, аккуратно возвращая руку девочки в исходное положение.- Придется снова ломать их, - лицо матери сразу приобрело серьёзный вид, девочка же испугалась, что ясно дали понять опущенные ушки. - Не бойся, будет больно, но я всё сделаю аккуратно, - попыталась успокоить её, мягко поглаживая мягкие ушки. - Хорошо,- со стальной ноткой в голосе и суровым взглядом ответила она мне. Неожиданно, получить такой взрослый ответ, от такой малютки. - Тогда отведи меня к себе домой.       Она взяла своей здоровой лапой меня за руку и повела вперед, к своему дому. Слева, ведомая Дандой, шла я, а справа примостилась её мать.