Ама ми: Шрам

      "Скрип, скрип, скрип".       У-уф, как же я ненавижу этот звук. Он будто разрезает мою голову ржавой проволокой.       Эти три дня оказались сущим бедствием. Днище у моей повозки за последнюю кисть сильно повредилось. После бури дорога была сильно разгромлена, а так как я спешила, то не тратила времени на объезд препятствий, за исключением тех, что нельзя проигнорировать. И вот результат: теперь мой любимый походный домик скрипит в такт ходьбы моих лошадок, а на выбоенах и кочках шатается из стороны в сторону.       Сразу, как я уехала из деревни, ветер пропал, и начался зной, который до сих пор не закончился. Третий день в пекле очень выматывает, хоть бы несколько тучек налетело. Но ничего, осталось совсем немного до Торминда. К третьему часу дня уже буду на месте.       Торминд является портовым городом, соединяющим материк и Змеиный остров. Также он самый крупный торговый город, от которого идут все большие тракты. Он немногим уступает столице Тинь’шая Вейта, но, тем не менее, остаётся одним из самых значительных и процветающих городов континента.       Торминд — мирный город, и там рады всем, даже орденцы могут туда приплывать, если не будут учинять беспорядки. Хотя, они и не часто прибывают на Тинь’шай, но все же у них есть систематические торговые делегации. В дни, когда они прибывают, для них специально выделяют торговую улицу исключительно с продавцами-людьми. Хоть и понятно, что они прибывают для того, чтобы закупиться продукцией Тинь’шайского производства по дешевке, — для них это очень неприятное дело, ведь мы являемся полностью мамонизированным континентом, где найти ненавистников мамоно — довольно сложно. В самом начале они даже пытались обратить жителей «Туманного континента» в свою веру и построить храм своей Богине, но из этого мало что выходило. Им, конечно же, запретили строить храмы и какие-либо другие священные места на нашей земле. И тогда они схитрили. Орденцы построили помост прямо в воде, перед портом, ведь никто не говорил про постройку на воде. Они начали читать свои проповеди и вести службы, восхваляя свою богиню, и утверждать, что мамоно — это порождение порока и мерзкой, алчной похоти и мракобесия. Что мы — посланники смерти, заключенные в любвижелающие, но срамные обличия. Их мало кто слушал, все просто смотрели на них с отвращением. Но в один день произошел пренеприятнейший инцидент.       Орденцы устроили показательную казнь. Они захотели убить мужчину с медведицей и их дочерью. Они говорили, что «эта семья есть вид того, как мерзко есть демоническое вмешательство». Мужа начали пытать, протыкая ему руки иглами и душа веревкой, медведицу с девочкой избивали железными сапогами. В порт было направлено огромное количество жемчужных клинков — хранителей порядка. Но сделать они ничего не смогли из-за мирного договора: орденцы мучили не Тинь’шайцев и не на их земле. Но, благодаря судьбе, тогда в порт прибыла одна из жриц Посейдона — королева морей. Зипанговская черепаха Уми-ошо. Увидев подобное кощунство, она навлекла на порт сильнейший отлив, из-за чего помосты, построенные на воде, оказались на суше, и, не успевшие опомнится, орденцы были избиты, схвачены и закованы в кандалы. Пленников освободили и оказали врачебную помощь. Мерзких выродков же посадили на корабль и отправили восвояси. Правда, они все равно вернулись и требовали торговые сделки. Назревали конфликты, и тогда им дали выбор: или они уходят со своей Богиней с наших земель, либо начинают соблюдать наши правила на нашей территории и не пытаются внедрить свои учения со своими варварскими обрядами. Они согласились, таким образом был положен хрупкий и шаткий мир.       — Как же жарко! — сказала я, попутно доставая флягу и делая несколько небольших глотков. — И воды не осталось почти… Но ничего. До города дотерплю. Надо перестать разговаривать сама с собой. Хотя, что уд… это еще что?       Мои размышления прервал блик света. Справа от меня, в полутора джа, среди деревьев блеснул лучик света.       — Что там может блестеть? — потянула за поводья. Повозка остановилась, и я присмотрелась повнимательней.       Там, среди сосновых иголок и дикого кустарника, было что-то белое и завернутое в ткань. На больший анализ не хватало резкости зрения. Встав с козла и выпрямившись во весь рост, я возвела руки к солнцу и потянулась, давая затекшим мышцам отдушину.       Оперевшись рукой о того же козлика, я слезла с повозки и направилась к блестящему пятну. Продравшись через кустарник, я тут же оказалась в тени. Кроны деревьев были очень густыми, и под ними сохранилась прохлада. Но она была несущественной — воздух уже успел прогреться, но и этого хватит. С каждым шагом я все отчетливее могла разобрать, что же так привлекло моё внимание. И когда до этого оставалось не более двух кистей, я бросилась к нему, а точнее к ней. Подбежав, я припала на колени перед ней.       Прозрачное тело белого цвета, светло-голубые волосы и небольшой кимоно, прикрывающий всю тушку. Тело маленькое, скукоженное, лежащее в позе яйца. Эта была Нуреонаго. Прикоснувшись к ней, я ужаснулась — она была абсолютно сухая. Тело напоминало варенное яйцо, а кимоно - сушеную водоросль.       — Полностью сухая, — пробормотала себе под нос пугающий диагноз. На мои прикосновения она никак не отреагировала. Если бы я не знала, что мертвые слизни превращаются в лужу, а не остаются телом, я бы точно подумала, что она мертва. Хотя, я чувствую вокруг неё волны демонической энергии… Но они настолько слабы, что их можно принять за ветер.       Не теряя времени, я сорвалась с места и, прорвавшись сквозь лесную преграду, полезла в повозку. Обогнув её, я открыла дверь, запрыгнула в повозку и, кое-как удержавшись на месте, стала искать любую питьевую жидкость. Под мерзкий скрип днища, я перерыла всю повозку.       — Так, это не то, это вообще соленое, эта подошла бы, но нет… — бормотала я, перебирая все склянки, коробочки и в общем все предметы, в которых могла хранится какая-либо жидкость. — …это вообще кости.       Провозившись совсем немного, я быстро собрала в наволочку, преждевременно избавленную от подушки, все питьевые жидкости, что у меня были. Небольшая фляга вина, пятилитровый бочонок воды, гроздь ягод речного бога, несколько фиалов с разными травяными настоями и четыре атвах-камня. Выбравшись из своего походного домика и не забыв прихватить с козла флягу с небольшими остатками воды, я начала продираться сквозь лес. Из-за импровизированного мешка это стало куда сложнее. На мгновение я почувствовала укол в районе груди, и в следующий миг раздался звук рвущейся ткани.       Я не успела даже понять, что порвалось, как моя правая грудь вывалилась из-под тана. Остановившись, я взвизгнула.       — Мой тан! — но вспомнив о умирающей, я выбросила мысли о испорченном одеянии и неприкрытой груди и поспешила к ней. Дойти до нее стало ещё сложней, кроме веса ноши теперь и моя грудь стала мешать передвижению своим покачиванием из стороны в сторону. Нет, я, конечно, подвязываю её снизу полосками ткани, но все это работает в тандеме с верхней одеждой. Так что теперь, обмотанная у основания и снизу грудь гигантского размера раскачивается туда-сюда.       Все же добравшись до погибающего слизня, я раскрыла мешок и положила на землю, доставая бочонок с водой. Поставив бочонок на землю и зафиксировав его ногами, я принялась тянуть за походный вентиль. Я напрягалась изо всех сил, но он шёл слишком туго. Тогда я начала крутить его из стороны в сторону. Таким способом, дела пошли куда лучше. И вот с древесным скрипом он был вытащен. Подняв бочонок над нуреонагой, я стала равномерно поливать её. Вода, касаясь её тела, моментально исчезала в нем же. Её тушка менялась на глазах: конечности стали утолщаться, сама стала она увеличиваться в размере, а все тело, включая одежду, покрываться слизью, которую вначале можно было принять за воду, которую я на неё выливала. Какое-то время ничего не происходило, но когда бочонок был почти опорожнен, нуреонага показала первые признаки жизни. Она стала дергаться и что-то бессвязно мычать.       Опустевший бочонок был отброшен, и в ход пошли ягоды речного бога. Эти ягоды, имеющие размер человеческого глаза, растут гроздьями по двадцать или тридцать ягод, имеют небесно-голубой цвет, а внутри них полно питьевого сока. Взяв гроздь ягод, я стала отрывать по одной и аккуратно, почти вплотную к телу, выдавливать. Выдавив все ягоды, я взялась за фиалы с настоями. Всего четыре небольших колбы и литра не наберется, но все же. Вылив их, я стала наблюдать за ней. Всего, что я в неё вылила, было, конечно, не достаточно, но все же теперь она была не в таком плохом состоянии. Её пальцы зашевелились, руки тоже. Было видно, что она пробует свое тело на послушность. Она открыла глаза. Взгляд из-под полуопущенных век метался из стороны в сторону, и вот она заметила меня. Впив в меня свой затуманенный взгляд, она зашевелила губами. Какой-то шелест сорвался с её губ.       — Что? — переспросила я, наклонившись над её ртом.       — …       — Повтори ещё раз, — я наклонилась еще ближе.       — ла…и       — Я не слышу, ещё чуть громче, — попросила я её, но опускаться ближе не стала, так как могла задеть её своим рогом.       — Влаии, — просипела она изо всех своих сил.       — Влаии? — непонимающе переспросила. — Стоп, влаи, влаи… Ты говоришь влаги?       Не дожидаясь утвердительного ответа, я схватила флягу с вином и, откупорив её, вылила на неё все, без остатка.       — Извини, что не поняла сразу. О Крахмальш, что со мной, с чего я так заволновалась и, не успокоившись, не подумала, что делать? Бросилась за сбором воды, порвала тан и не додумалась, что ей надо больше воды. Что не так, почему я веду себя, как маленькая девчонка, у которой самый серьезный случай был — цынга? Надо было успокоится и понять, что нуреонога просто так бы не умерла. Смерть наступает после уменьшения массы до размеров головы человека. А она была с размером пятилетнего ребенка. Наверное, все от жары. Устала, долго ничего не делала, вот разум и не смог сразу нормально мыслить.       Откинув пустую флягу, взяла другую и вылила на неё всё, что там было. От вина её тело приобрело розовый оттенок, так её можно и за человека принять. Выбросив ещё одну опустевшую ёмкость, я достала из наволочки атвах-камни. Они по размеру с яблоко, чёрного цвета. Вся поверхность была покрыта бороздами, выступами и канавками, состоящими из мягкого камня. Их добывают в карьерах и пустынях, откуда они берутся — неизвестно, но внутри них есть много воды. Они как орех, но внутри вода. Есть теория, что эти камни — это окаменелые глаза Матома — вымершего вида песчаных буйволов. Их кости часто находят при раскопках, а атвах-камни идеально походят в провалы глазниц. Правда, непонятно, как такое возможно, но с другой стороны, почему это не возможно?       Взяв один камень в руки, я напрягла пальцы и раскрыла камень на две половинки, прямо над слизней. Оттуда сразу вытекло много воды, которую нуреонага сразу впитала, отложив в сторону уже ненужную скорлупу камня, я принялась открывать остальные. Это было довольно болезненно, но все же я справилась и, сложив последние половинки камня в кучку опустевших тар, я спросила у неё:       — Как ты себя чувствуешь?       — Влаги… — ответила она уже вполне нормальным, но всё ещё слабым голосом.       — У меня больше нет, я влила в тебя все, что у меня было.       Прошло несколько ударов сердца, нуреонага моргнула и повторила:       - Влаги…       - Ну нет у меня больше ничего, нет!       Она как-то странно посмотрела на мою грудь и, вернув свой взгляд на меня, повторила:       - Влаги…       - Слушай, хватит, я же сказала-а-АААААА! — я даже не успела договорить, как она, обхватив меня руками за талию, взяла в рот мою оголенную грудь и начала сосать моё молоко. Я просто остолбенела от подобного. Слизь, что удар сердца назад с трудом говорил, вдруг со скоростью бегущего жеребца бросается на тебя, обхватывает и впивается в твою грудь. - Аааахахаа, дуууураа, что ты творишь?! — с трудом выговариваю я. — Прекратииии, аахххааАха, оХохо, ааАаИиаааи… — я попыталась оттолкнуть её, но мои руки прошли сквозь неё, хотя точнее, внутрь неё. Выдернув руки из её тела, я попыталась вновь, но ничего не сработало. — Прекрааати, преккратиииииииии! — от бессилия я упала на четвереньки. Она же, уже перехватила меня своими ногами, а руками стала массировать мою грудь, скорее всего для стимуляции лактации. — Ммммммм… — простонала я в ответ на подобное действие.- Хватит, пер…ре…рестань… — я даже не могла нормально говорить.       Её ласки слишком сильно на меня действовали. У меня подобного никогда не было, я сама себя ублажала, да, но чтоб меня кто-то — это впервые. — Охохммм, как же это всммМммМуумм… — от подобного вульгарного мычания я прикрыла рот ладонью и стала стоять, упираясь на одну руку. Как я — Хакутаку, наверное, одна из умнейших существ в мире, могла издать подобный вульгарный, непристойный и животный звук? Будто я простая корова, а не высокоинтеллектуальная женщина! А нуреонага, только и ждала этого. Оторвавшись, наконец, от моей груди она толкает меня вправо, и, не удержавшись, я падаю на спину, и она вместе со мной, а точнее на меня. Оседлав мои бёдра, она смотрела на меня похотливым взглядом, в основном направленным на мою грудь. Я попробовала закрыть её руками, чтобы хоть как-то защититься. — Я же сказала, прекрати, отстань от меннанаманмна, — и снова я была прервана, не дослушав меня, она прильнула и впилась в мои губы.       Её язык устроил сражение с моим, не на жизнь, а на слюну. Мы переплелись языками, и с каждым ударом сердца во рту становилось всё суше, она вытягивала влагу из меня, как только могла. Её язык стал утолщаться и становиться длиннее, и спустя три удара сердца у меня во рту гуляло толстое щупальце, которое проникало в глотку. Она засунула мне в рот имитатор мужского достоинства. — Мммнмнммнм… — все, что я могла — это стонать.       Чуть ниже живота у меня начало разгораться желание. Желание похоти, а между ног почувствовался приятный, но надоедливый зуд. Я снова попыталась её оттолкнуть, но и как в первый раз, ничего не получилось. Я только уничтожила свою защиту. Доступ к моей груди был открыт. Она оголила вторую часть груди и принялась ласкать мои соски, стимулировать грудь и просто мять их у себя в руках. Я больше не могла терпеть. Есть даже такая поговорка: «Если тебя насилуют, то просто ляг и получай удовольствие». У меня слишком долго не было подобного, а самоудовлетворение меркнет с подобным.       Опустив правую руку, я откинула полог юбки и стала водить пальчиками по своей щёлке, левую же я положила на попку этой насильницы и стала её массировать. По-видимому она подобного не ожидала, ибо от удивления даже вытащила у меня изо рта свой язык и посмотрела на меня опешившим взглядом, если слизь вообще может опешить. Мы смотрели друг на друга два удара сердца, после чего она мне улыбнулась и снова вернулась к груди, но уже к левой. Похоже в правой закончилось молоко. Я же пустила на её упругую попку, уже обе руки. От подобного, мы обе в унисон застонали.       Она также опустила свою руку мне между ног и стала там хозяйничать. От её прикосновений по телу проходила дрожь, каждое её касание приносило неописуемое наслаждение. В глазах слегка начинало темнеть.       И вот она начала вводить пальцы в мой храм, от этого в голове что-то щёлкнуло, похотливые мысли сменились страхом и ненавистью. — Не смей! — сказала я ей, но она даже не обратила внимания и тогда я рявкнула. — НЕ СМЕЙ! — от неожиданного крика она отстранилась от груди и вопросительно посмотрела на меня. — Там не трогай, никогда! — жестко проговорила я.       Она кивнула. Убрав оттуда руку, она переместила её чуть ниже, прямо к моей дырочке. И как она достает до туда? Чтобы было проще, я подогнула колени. Она начала водить пальчиками, с опаской смотря на меня. — Да, там можно, — дала я добро.       Услышав это, она сразу стала интенсивно водить там пальчиками. То один упрется и почти войдет, то три, то все пять трутся между булочек. Нуреонага снова прильнула к груди и с большим старанием стала вытягивать из меня молоко. Но вдруг она засунула мне в дырочку два пальца, но хорошо, что они у неё были покрыты слизью, поэтому это было приятно, хоть и неожиданно. Не теряя времени, она стала входить и выходить из попы, это было божественно. От каждого движения по всему телу шли разряды радости и счастья. Мои ноги тряслись, я попыталась их успокоить, взявшись за ляшки. Не помогло. Но вот слизнь отпрянула от моей груди и вытащила свои пальцы. На мой вопросительный взгляд она встала и, развернувшись ко мне спиной, снова оседлала меня. После встала на четвереньки и моему взору предстали её нижние губы. Она хочет, чтобы я её полизала… У меня такое впервые, но ладно. Обхватив её бедра руками для удобства, я поднесла её чресла к лицу и провела языком по щели. От подобного она простонала. Я, не спеша, раздвинула её губы и провела языком вокруг клитора, нежно поглаживая его языком. Теперь мои ласки стали более страстными. Язычок входил все глубже, а мой ротик наполнялся сладким соком. Она стонет. Она берет мои ноги и задирает их к моей голове, так чтобы перед её лицом была моя попочка. Она страстно приступает к моей задней дырочке и вводит туда язык. Сначала она просто его туда ввела и стала выводить и повторять это, от чего у меня прошла дрожь по всему телу. Из моего лоно уже тек сок. Высунув язычок, она прильнула к моей щелке и жадно стала высасывать всё без остатка. От подобного у меня помутнился рассудок, так приятно мне в жизни не было, несколько ударов сердца, я наслаждалась происходящим. Но что бы было все по-честному, я со всей своей страстью прильнула к её губам и стала их ласкать, целовать и слегка покусывать.       Она вернулась к моей попе и снова залезла в мою дырочку и стала водить языком по кругу. То в одну сторону, то в другую. Но вдруг я почувствовала, что в заднем проходе, становится слишком мало места и появляется странная боль. И я поняла, она снова превратила свой язык в щупальце и теперь так насилует мою попу, своим члено-языком. Она начала двигать головой и в такт этому, у меня внутри будто разорвались тысячи молний, будто сама Альмаматр даровала мне вечное счастье. То, что было раньше ни в какое сравнение не идет с этим. Члено-язык то входил, то выходил и с каждым движением приносил волны полнейшего счастья. Руки тряслись, язык не слушался, эйфория полностью заволокла сознание и полностью отдавшись этому чувству я закрыла глаза. Не забывая ласкать щёлку слизня пальчиками рук. Она даже не заметила, как я стала водить их внутрь, имитируя движения секса. Эта идиллия длилась какое-то время, но вдруг нуреонага задрожала. Её ритм движения ускорился и буквально через два удара сердца она засунула свой члено-язык в дырочку так глубоко, как это было по-видимому возможно. Из её лона брызнули капли, попавшие мне на лицо. «Она кончила» — пронеслось у меня в голове.       Но она не прекратила двигаться. И тут я сама почувствовала, как внутри живота появляется какое-то приятное чувство. Оно быстро нарастало, в глазах снова начало темнеть, ноги напряглись и…       Я прильнула ртом к её нижним губам и закричала в них от бушующего внутри меня пожара страсти. По всему телу била дрожь, в голове пульсировала волна приносящая приятное чувство. Она высунула из меня свой члено-язык, повернулась ко мне лицом и повалилась на меня, упершись головой мне между грудей.       Я чувствовала приятную дрожь в своём теле. И как ни странно сухость, она досуха меня вылизала. Грудь стала на порядок меньше. Нервно дыша, я переводила дух. Только что у меня впервые была близость с кем-то кроме меня самой, и это было очень приятно. Возможно, я ещё пару раз это повторю перед тем, как полностью от этого откажусь. Прошло ударов четыреста сердца, когда я попыталась принять попытки встать и привести себя в порядок. Все тело было расслабленно, но кое-как я, оперевшись на руки, смогла сесть. Нуреонага, не ожидавшая этого, просто соскользнула в траву. Нервно потормошившись в траве, она кое-как села на колени, впившись в меня хмурым взглядом, который сразу перешел в счастливую улыбку. Положив руки на колени, она низко поклонилась. «И что это значит, благодарность?» — Да ладно тебе, это моя работа, — ответила я, улыбнувшись в ответ. — Кстати, а как тебя зовут? Мы тут с тобой такое пережили, а имен друг друга не знаем.       Она замерла. - Юииииии… — пропела она. — Значит Юи, красивое имя, — сказала ей, улыбнувшись.       Она замотала головой. — Юииииии, — повторила она. — А, извини, Юиииииии, а я Тинг. Но знаешь, очень сложно выговаривать такую длинную И, я буду звать тебя Юиии, для краткости, не против?       Состроив гримасу, она задумалась, — Дя, — закивав утвердительно головой. — Чудно. Можешь тогда объяснить, что с тобой случилось?       Она снова застыла, обдумывая ответ. Пока же она думает, я прикрою свою наготу. Левую грудь я засунула обратно в тан. Правую же укрыла порватым куском висящей ткани. Каждое прикосновение к груди, вызывало легкую дрожь, приводившую в голову воспоминания о совсем недавнем прелюбодеянии. Но пока я придавалась воспоминаниям, она начала: — Мой дярягой, захотел грибнёй похлёбки. Я пошла собирять грибы, пошля даляко, стало жарко и я сохла. Прилягла подождать ноти, а патём пришла ты. — А ты далеко живешь? — поняв что это конец рассказа, я спросила. — Ммм?- она покрутила головой, изучая лес. — Там, — она указала в сторону идущую параллельно дороге, предположительно указывая в сторону Торминда. — Ясно, но я повторюсь, ты далеко живешь? — Неть, — покачала она головой. - Ты живешь в Тормунде? - Дя! — Тебя довести до дома? — предложила я свою помощь.       Она утвердительно кивнула. — Ну пошли в повозку, — мы встали и направились к дороге. — Где грибы, что ты собирала? — Где-тё, — загадочна ответила она. — А, точно! — вспомнив про пустые тары, я быстренько вернулась и запихнула все вещи обратно в наволочку. Нести мешок и прикрывать грудь, оказалось довольно проблематично.       Увидев что мне не удобно Юиии, подошла и взяла у меня ношу. Выразив благодарность, мы направились к повозке. Продравшись сквозь растительность, я завела её в повозку, пусть там сидит. Зайдя за ней, я переоделась, сменив свой красный тан на жёлтый. Это и к лучшему, тот уже сильно попахивал. Переодевшись, я закрыла за собой дверь, села на козла и открыв окошко позади себя и дала вожжей лошадям. Повозка сдвинулась с места и движение продолжилось.

***

"Скрип, скрип, скрип". «Чума, опять этот звук» — я непроизвольно скривилась. — Нипрятний звукь, — донесся голос из-за спины. — Да, днище прохудилось и теперь доски скрипят. Слушай Юиии, а до Торминда далеко ещё?       И снова несколько мгновений тишина, а затем ответ: - Неть, новсем немнёгя. — Хорошо, — обрадовалась я.       Следующие четверть часа мы провели за разговорам. Я ей рассказала куда ехала, про бедняжку в деревне и то, что еду сейчас домой. Услышав о девочке, она молчала не менее двухсот ударов сердца. Потом она мне рассказала про свою семью. Её муж работает подмастерье у портного, при этом у него есть и вторая жена. И дочь. Её зовут Уиииииии. Да уж, оригинальной её не назовешь. Над головой раздался крик чайки. — О, хорошо, значит уже совсем близко, — с радостью проговорила я.       Лес по бокам стал редеть, крики чаек все чаше стали звучать, а в воздухе появился запах соли. И вот дорога стала идти вниз по холму, беря сильно левее. Аккуратно проехав по склону, повозка выехала на открытую местность. И перед ними раскрылся величественный пейзаж. Их взору предстала огромнейшая бухта, протяженностью более чем двадцати двумя тысячами му. Величественный океан омывающий своими водами белозерненный пляж. Среди вод океана выступали гигантские рифы, разрывающие воды океана на протяжении всей земли. А чуть левее середины, на гигантском рифе, стояла гигантская башня. Стены башни были окрашены в золото, а на вершине её горел небесно-голубой огонь, с легкостью видимый днём. Молийский маяк — одна из бессмертных построек мира. Свет от небесного пламени, попадающий в золотые стены, отражаемый в ночи, делал из него золотой пик, что освещал дорогу даже в самую сильную бурю. Вдалеке были видны корабли, некоторые уходили от суши, другие наоборот приближались. Также маленькими точками можно было разглядеть маленькие рыбацкие шхуны и прочие мореходные транспорты. И порты, соединяющие наш континент с другими землями. Всего их было двадцать восемь, каждый был расположен на равном расстоянии от предыдущего, на протяжении всего города. А сам город, город был прекрасен.       В Тормунде было неисчислимое количество домов и тулоу, раскрашенных во всевозможные цвета и украшенные, чем только можно. Мощеные камнем улицы, мосты, и заборы — все это часть культурного наследия вперемешку с иностранными новшествами. В подобном месте не может быть дискриминации или гонения из-за твоих предпочтений, ну если они не выходят за рамки разумного. Также по городу были разбросаны большие здания в пяти и больше этажей, в основном являющиеся храмами, домами знати и пагодами. Но одно выделялось больше всего — гигантский замок, высота которого была шестнадцать чжан. Четыре круглых, гигантских башни находящихся по бокам большого и сделанного из камня тулоу. При этом сам замок сделан полностью из драконьего камня, закаленного магией дракона. — Эх, какой же великий город, — с трепетом произнесла я.       Задержка в пару ударов сердца и ответ: — Ты правя, — подтвердила мои слова голубоволосая.       Продвинувшись дальше по дороге, мы выехали на звёздник. Звёдник — это большой перекресток, каменная площадка с несколькими домами. Звездник создан для того, чтобы ориентироваться по дороге. От каждой такой площадки шли тракты в разную сторону. То есть, что бы поехать в какое-то место по тракту, нужно сначала было добраться до звездника, найти там по указателю нужную дорогу и отправляться в путь. Мы приехали в звездник Мень Хоу, от которого вели дороги в основном в деревушку горного региона.       Выехав на каменную дорогу, повозка заметно тише скрипела. По краям звездника стояли дома, в них было самое необходимое в путешествие: долго не портящаяся еда, вода, вещи первой необходимости, палатки, одежда… В общем, обычный рынок, а также хотя бы один постоялый двор и конюшня и пост с жемчужными клинками. — Тиинг, — раздался голос из-за спины. — А, — я повернула голову на зов. — Он сдесь! — сквозь окошко, сообщила мне скользкотелая. — Кто он? Муж? — Не поняла я. — И он тоже, — отчасти подтвердила она мои слова. — И он тоже? А кто ещё может здесь быть? — Дом. -… -… — Ясно, где тебя высадить? — развернувшись спросила я. — Слевя, — ответила она. — Красняя вывиська.       Посмотрев в ту сторону, я увидела двухэтажное здание, в окне которого висела красная растяжка с золотыми буквами на ней. Направив повозку в ту сторону, я невольно осмотрела сам звездник. Когда я отсюда уезжала, был вечер, да и не было времени что-то рассматривать. В центре стоял Белый столб, памятник Нидз Чу Же. Ох, какое же ужасное было время. Подобные памятники часто ставят в людных местах, чтоб ни кто не забывал, как на самом деле мир жесток. Все здания были двухэтажными, а в ширь не более четырех чжан. На каждом из них была вывеска или растяжка, на которых говорилось о предназначении данного дома.       Подъехав к дому с красной растяжкой достаточно близко, я смогла разобрать то, что на ней написано. Надпись гласила: «Запад. Одежда, бечевка, ткань, швейные принадлежности».       "«Запад»? Странное название", — подумала я.       Остановив повозку, я слезла и открыла дверь. Не дожидаясь приглашения Юиии, выбралась из проёма и бегом направилась ко входу. Легким движением руки она отодвинула янтарные ширмы и забежала внутрь. Последовала за ней, я оказалась в довольно обычной портняжной мастерской. Только вот растяжка, что закрывала окно, распространяла красный свет по всей комнате, что делало её немного зловещей. Шкафы и ящики, забитые рулонами ткани, мотками бечевки и нити, маленькие коробочки с иголочками и наперстками. В центре большой стол, на котором были как разные инструменты для создания игл, так и куски полотен и обрывки тканей. И одна дверь, ведущая, по видимому, в другую часть дома. В дальнем же углу, застыв в неестественных позах, целовались мужчина и одна очень извращенная слизь. На полу подле них валялись ножницы, наверное муж работал и не ожидал, что на него совершат подобную диверсию. Но мне некогда наблюдать за подобной идиллией. Прочистив горло, я дала о себе знать: - Мило, конечно, но не могли бы вы быстро мне помочь, а потом продолжите своё наиважнейшее дело.       Нехотя парень оторвался от присосавшейся, как пиявка, жены и устремил свой взор на меня. - Я могу вам чем-то помочь, госпожа ученый?- спросил он ужасно прокуренным голосом, а ведь ему не больше двадцати шести зим. - Да, можете. Видите ли, найдя вашу жену в лесу обезвоженной, я потратила на неё весь запас питьевой жидкости... Вообще весь. И я хотела бы получить за это возмещение. - Чего?- он перевел взгляд на Юииии.- Юииииии, ты была обезвожена. Ты что, пошла в лес без воды? - Да.       В ответ же скользкотелая, притупив взгляд, опустила глаза вниз. Он прижал её к себе и, похлопав по голове, что-то прошептал на ухо. Несколько ударов сердца, ничего не происходило, и вдруг слизь встрепенулась, подняла голову и с улыбкой до ушей чмокнула мужа в губы. После отпрянула от него и подошла ко мне. Обняв меня, она сказала: - Спасиба, Тинг, завсё,- после сказанного, она быстрым шагом ушла в соседнею комнату, закрыв за собой дверь.       Не успев даже сказать слова прощания, я уставилась на дверь, но вспомнив о парне, посмотрела на него. - Итак, сколько я вам должен? — сказал он, подходя к столу и снимая с пояса кошель. - Я потратила на неё довольно много чего, конечно, почти все из того было бесценным, но все же было и кое-что дорогое. Четыре атвах камня и гроздь ягод речного бога,- от перечисленного у парня сразу потемнело лицо. - И сколько это стоит?- почти шепотом произнес он. - Двадцать один дзин,- сказала сокрушительную сумму. Да на такую сумму обычная семья сможет жить целый сезон. У парня аж ноги подкосились, когда он это услышал. - Фух,- выдохнул он.- Вот держите,- дрожащей рукой он отсчитал мне нужную сумму и положил на стол.       Подойдя, я забрала четыре столбика золотых монет и быстро направилась к выходу. Сказав слова прощания, но не услышав ничего в ответ, я быстро забралась на место управления своим походным домом. Развернув повозку, я направила её к дороге, ведущей в город. Доехав до выезда, меня поприветствовали жемчужные клинки и, получив в ответ от меня знак приветствия, прошли дальше. Выехав из звездника, повозка устремилась вниз по петляющей дороге. Мне понадобилось совсем немного времени, и вот, я уже в городе. Как-то даже и незаметно получилось. Сейчас я ехала по второй параллельной дороге, а значит мне нужно сначала попасть на первую, а затем я попаду в порт. Система дорог в Торминде, была основана на самих портах. От каждого порта шла дорога, до противоположного конца города. Всего таких дорог, как и портов, было двадцать восемь, и назывались дороги в честь портов. То есть четвертый порт — четвертая дорога, семнадцатый порт — семнадцатая дорога. А параллельно им, ещё через весь город проходили двадцать пять дорог, которые имели нумерацию в зависимости от отдаленности пляжа. То есть, чем ближе к пляжу, тем меньше число. К примеру, первая параллельная дорога - это дорога находящаяся с пляжем бок о бок; двадцать пятая параллельная дорога находилась в самом дальнем конце Торминда. Таким образом, в городе образовывались квадраты из домов, что сильно облегчало ориентирование в городе. Конечно, в таких квадратах, были подквадраты.       Свернув налево, на восьмую дорогу, я ехала к восьмому порту. И, конечно же, я не могла не рассматривать один из самых великих городов мира. Разнообразные дома, большинство сделанных в Тинь’шайском стиле, конечно, но встречались и континентальные и зипанговские виды архитектуры. А жители, счастливые семь прогуливающихся, одинокие люди спешащие по делам, торговцы сидящие за прилавками. А глядя на влюбленных, в сердце невольно начинало колоть, но что самое приятное, в районе живота появлялась точно такая же боль. Приложив ладонь к нему, я попыталась отбросить плохие мысли. Это все фантомные боли, у тебя там ничего не может болеть. Но от этого становилось как-то хуже. Так что встряхнув головой, я стала думать о том, сколько времени ещё есть. Солнце уже начинало садиться (еще две трети часа и оно сядет). Так что домой я попаду уже затемно. Я ускорила ход повозки до максимального возможного в густонаселенном городе. Спустя четверть часа, я, наконец, доехала до порта. Он встретил меня вечерним бризом и запахом рыбы, от которого скрутило живот, а нос и вовсе замолил бы о пощаде, если б умел говорить. Прикрыв нижнюю часть лица рукавом, я кое-как направила одной рукой лошадей в Портового дома. Там я смогу купить билет на переправник до Змеиного острова. Проехав совсем немного, я остановила домик на колесах и, сойдя с него, быстро вошла в дом. За повозку я не боялась, так как на ней со всех сторон прямо на дереве был вырезан знак змеиного острова. Змея пожирающая свой собственный хвост. Только самый низкий и безморальный гуманоид может попытаться её угнать или украсть что-то изнутри. Змеиный остров и все выходцы из него являются спасителями и героями Тинь’шая, ещё с детства в голову детям вбивают, что нам надо помогать всеми силами. И именно поэтому муж Юииииииии, отдал мне деньги. Я даже не проверила их, ибо уверена, что он поступил по-правильному.       Внутри Портового дома вони было меньше. Все, кто работает тут, давно привыкли к запаху, но для посетителей вроде меня, по парадному залу были расставлены благовония. Благовонию, смешанная с запахом рыбы, было неприятно ощущать, но все же лучше, чем рвотную вонь тухлой рыбы. Парадный зал был просторен: по середине комнаты стояли четыре стола, за которыми восседали служащие. Прислонившись к дальней стене, стояли трое здоровенных мужей. Мускулистые тела, лица грубые и будто вытесанные из камня, короткие волосы и большие синие комбинезоны, заменяющие всю одежду, ну, не считая сапог. В помещении было четыре двери: две спереди и по одной по бокам. К трем столам шла очередь и только к одному, а именно к третьему справа на лево, не было ни души, кроме восседающего толстого мужа, с ужасно острым подбородком. Им, наверное, он мог бы стальные панцири пробивать.       Не медля я подошла к нему. Он что-то записывал в свиток и поэтому не заметил меня. - Извините, что отвлекаю, но скажите мне, переправник до Змеиного острова еще не уплыл?-наклонившись поближе, спросила я. - Нет, еще нет. Но скоро уплывает, примерно в две трети четвертого часа, со второго пирса,-не отрываясь от записывания, пропыхтел он. - Я хочу купить проезд на Змеиный остров, при этом у меня повозка с двумя лошадьми,-быстро сказала я, так как, по видимому, времени осталось немного.       Не переставая пялиться на свиток, он отложил кисточку и достал из сундучка, стоящего у него на столе, железную пластину, на которой было что-то выгравировано. - Вот, с вас один дзин и десять вин,- протянул он руку, все так же не отрываясь от своих записей.       Достав нужное количество денег для оплаты проезда, я положила их на стол. Толстяк кинул беглый взгляд на монеты, взял и проверил их на зуб. Оставшись довольным, он что-то крякнул себе под нос, переложил деньги в другой сундучок, симметрично первому, только лежавший на другом конце стола. После он взял кисточку и принялся записывать что-то на бумаге, полностью игнорируя меня. Не став ему мешать, я как можно быстрее покинула Портовый дом и, разместившись на козлах и держа железный проезд в руках, я направила лошадей к месту отправления.       Доехав до него, моему взору предстал большой корабль. Конечно, он не мог сравниться с боевыми Джоноком, но все же, вполне нормального размера. Хотя я и не разбираюсь в кораблях. С пирса проходила небольшая доска, служившая мостом между ним и кораблем, и рядом с ним находился огромный подъёмник. У начала этого мостика стоял муж с густыми усами, которые глупо смотрелись на его лице. Одет он был в морские штаны, крепкие сапоги и завернут в пальто темно-синего цвета, голова же была обмотана теплым шарфом или чем-то вроде того. Остановившись, я спустилась и немного потрусив, вручила усатому моряку свой железный билет. Аккуратно взяв его у меня, он его осмотрел и отступил в сторону, давая мне возможность пройти на мостик. - Проходите, госпожа ученая, устраивайтесь поудобнее. Вашу повозку с лошадьми мы сейчас погрузим,- сказав это и подмигнув мне, он улыбнулся и пошел к подъемнику, при этом подзывая какого-то паренька, который просто мимо пробегал.       От его знака внимания меня бросило в краску, но встряхнув головой я поспешила подняться на корабль. Что было на самом деле нелегко. Подняться по прогибающейся лестнице, под морским ветром, и имея вместо удобных стоп копыта, было непросто. Но я уже привыкла к этому, так что быстро пройдя по мостику я оказалась на борту перевозчика. Прождав совсем немного, мою повозку и лошадей погрузили на борт и почти сразу после этого капитан судна забил в колокол, предупреждая об отправке судна. Под звучания удара колокола, мы сдвинулись с места и поплыли, преодолевая морские волны, бьющиеся о борта корабля, будто пытающиеся не позволить ему двигаться вперед.