Терновый венец

— Если ты переедешь в Канаду, — говорит Жан-Жак, — то сможешь тренироваться с моими родителями. — А ты уже и спросил их небось? — Юра злобно на него зыркает. Жан-Жак поворачивает голову и вместо ответа посылает ему ослепительную улыбку. — На дорогу смотри, — огрызается Юра. Жан-Жак послушно смотрит на дорогу. — Мне и не надо спрашивать, — добавляет он. — Я и так знаю, что они будут рады. — Джей-Джей, прекрати. Я и без того не в форме после Гран-при. Гоша чуть Чемпионат России не выиграл. — Юрочка, ты сколько раз его выигрывал? Четыре? Дай Гоше порезвиться на старости лет. Короче, план такой. Мы женимся, ты получаешь гражданство и выигрываешь Чемпионат Канады. Ну, если сможешь победить меня. И еще пару-тройку человек. У нас тут вообще-то борьба идет, это тебе не Россия, где сейчас только ты да Гоша. — Я что, виноват, что все юниоры хуевые? В женском вот у нас нормально все, и в парах. — Они во взрослое просто приходят уже с комплексом. Ты им такую планку поставил, которую взять невозможно. — Нам слабаки не нужны. — Мне кажется, или ты проигнорировал тот момент, где мы женимся? Юра вздыхает. — Джей-Джей, мы уже об этом говорили. Я не могу рассказать деду. — Думаешь, он будет так против? — Он немолод и нездоров. И у нас с ним эта тема вообще никогда не всплывала. Я понятия не имею, как он может отреагировать, но рисковать не хочу. — Тебе, наверное, было бы проще, если бы на моем месте был какой-нибудь Отабек, — бормочет Жан-Жак и включает дворники. Случайно. — Леруа, что за хуйня? Все-таки разозлил. Молодец, Жан-Жак. А так классно начиналось. Он держал Юрочку за руку под столом, кормил пирогом со своей вилки и поцеловал под омелой на глазах у родителей. Правда, за это, последнее, он получил локтем в бок, но оно того стоило. — Ну, — бормочет Жан-Жак. — У вас типа одно культурное пространство. И он говорит по-русски. И знает, что обсуждать с твоим дедом. И каждый раз, как вы на соревнованиях пересекаетесь, берет напрокат байк и катает тебя по городу. — Это просто такая традиция. Мы так подружились. — Ну, да, а до этого он пялился, как ты у балетного станка ноги поднимаешь. — Мне тогда и десяти лет не было! — Я в первый раз влюбился, когда мне было шесть. Не знал, что с этим делать, конечно, но само чувство помню прекрасно. — Ты чего добиваешься, Леруа? Я не собираюсь оправдываться. Отабек — мой друг. — Ладно, прости, я вообще не о том. — Жан-Жак останавливает машину на светофоре, хочет повернуться к Юре и не поворачивается. — Просто, ну. Если твой парень — серьезный казах с однозначными намерениями, об этом, наверное, не так стремно деду рассказать, чем если он канадский долбоеб с тупыми шутками и улыбкой на миллион. — На миллион? У тебя зубы что ли вставные? — Парочка есть. Я как-то раз об бортик неудачно ударился. — Ты не рассказывал. — Да чего рассказывать. У всех бывало. — Я думал, ты тоже, ну, с однозначными. — Я с однозначными. Просто это не так очевидно. А Отабек тебя небось и не тронул бы до свадьбы. — Слушай, ты можешь его в пример не приводить, а? Это неловко как-то. — Могу. — Жан-Жак стискивает руль вспотевшими ладонями. Зеленый все никак не зажигается. Сломалось что ли? — И ты не долбоеб. И шутки у тебя не тупые. Ну, ладно, бывают тупые. Но это же твой стиль типа. — Ага. Джей-Джей стайл. — Ты обиделся что ли? — Нет. Устал просто. Светофор, наконец-то, переключается на зеленый. Юра озадаченно молчит. Не знаешь, как утешить вдруг захандрившего короля, Юрочка? А король и сам не знает. Это все чертов пирог и поцелуи под омелой. Семейные идиллии. Его родители живут душа в душу. Брат женился. От этого всего немного тошнит, а иногда хочется сказать, давай поедем в выходные в Икею, а не — я отвезу тебя в аэропорт. До дома они доезжают в полном молчании. Юра хмурится и сжимает зубы. Жан-Жак почти чувствует исходящие от него волны раздражения. Может, бойкот ему объявить? Интересно, что он будет делать? Еще год назад по-любому собрал бы вещи и смотал дома страдать. А теперь? Все-таки у них все ровно. Даже локтем за прилюдные поцелуи не сильно врезал, по привычке больше. Жан-Жак паркует машину практически у подъезда — хоть в чем-то везет. Они поднимаются на четвертый. В маленьком лифте Юра стоит к нему вполоборота и нетерпеливо притопывает ногой. Он улетает через три дня. Конечно, Жан-Жак приедет за него поболеть на Чемпионате Европы. Может, и Юра приедет на Чемпионат четырех континентов теперь, когда Яков, кажется, сдался и перестал ему все запрещать. Их видели вместе на соревнованиях, и не раз. “Ангелы Юрия” думают, что они друзья, но все равно рисуют про них пошлые картинки. Хотя они Юрочку с кем только не сношают. С Виктором, в основном, и с Гошей. С Отабеком тоже. А Канада далеко слишком. В прихожей Жан-Жак прижимает Юру к стене, но как-то бессмысленно. Просто он всегда это делает. Тут классное зеркало. А у Юры синяки на коленках. Надо это зеркало в спальню перевесить, там хоть коврик есть. И кровать. Юра не уворачивается, целует в ответ, Жан-Жак кусает его за нижнюю губу, Юра только стонет и шире раскрывает рот. Вообще, обычно Жан-Жака заводят эти внезапные приступы безукоризненной покорности. Они случаются не так уж часто, и он почти никогда не может понять, что именно их спровоцировало. Сегодня, правда, все очевиднее, чем обычно. Юра обнимает его за шею, виснет на нем, ожидая, видимо, что его потащат в спальню. — Может, в Скрэббл поиграем? — спрашивает Жан-Жак. Юра в Скрэббл играть не любит. У него это плохо получается, а он терпеть не может, когда у него что-то получается плохо. Жан-Жак нарывается на хороший подзатыльник. — Да, давай, конечно, — вместо этого отвечает Юра. — Если хочешь. Не хочу я с тобой в Скрэббл играть, думает Жан-Жак. Я хочу тебя выебать так, чтоб ты стоять не мог, а потом в Икею с тобой поехать. Ну, после. Когда стоять сможешь. Зеркало в спальню купить. Они играют в Скрэббл, и Жан-Жак вспоминает, как раздевал глазами тогда еще пятнадцатилетнего Юрочку, обнимая одной рукой Изабеллу. Он вспоминает об этом редко, но сейчас заставляет себя — потому что нельзя забывать о том, что король Джей-Джей не такой уж клевый чувак. Есть у него свои темные стороны. Юра хмурится и составляет трехбуквенные слова. Интересно, что думают обо всем этом Виктор и Юри. Про них как бы условно все знают, но пока ничего не прозвучало вслух, можно притворяться, что все ложь и грязные инсинуации. А то, что Юри в России живет, так это нормально, Виктор же его тренер. Может ему тоже в Россию переехать и тренировать Юрочку? Ага. Плисецкому самому впору его тренировать. Ну, просто переехать и заняться каким-нибудь бизнесом. Кленовый сироп возить. Только тогда Юра будет его презирать. Для него фигурное катание — черепаха, на которой держится земной шар. Единственные разговоры, в которых он никогда с ним не истерит и не выебывается, это разговоры о фигурном катании. Всегда серьезно обсуждает с ним его программы, советы дает, очень часто дельные. Да Жан-Жак и сам не готов уходить на покой. Юра выжимает из себя слово “кот”, вздыхает и говорит: — Может, выпьем? Жан-Жак сам почти не пьет, но алкоголь дома держит — часто заходят друзья. Не следовало бы поить Юрочку, но настроения спорить как-то нет. — Пиво будешь? — спрашивает Жан-Жак. Юра морщится. — Вино? — Чего-нибудь покрепче. — Водку? — А есть? — Нету, на самом деле. Виски есть. — Пойдет. Жан-Жак разливает вискарь, кладет в юрин стакан побольше льда. Юра делает глоток и кривится. — Колой разбавить? — спрашивает Жан-Жак. — Не надо. — Подожди тогда, пока лед чуть растает. Юра, естественно, тут же отхлебывает еще и закашливается. Жан-Жак делает вид, что отпивает из собственного стакана — на самом деле, только пробует губами. Не хватало еще самому накидаться. Юра, откашлявшись, допивает янтарную жидкость залпом. Действительно, чего долго мучиться. — Скрэббл заебал этот, — резюмирует он. — Ты просто не умеешь проигрывать. — У меня вся жизнь на том и построена, что я не умею проигрывать. Вот это глубокая мысль. Жан-Жак ставит стакан на стол. — Налей еще мне, — просит Юра. Жан-Жак наливает — на тот же лед. Юра уже не пытается цедить и выпивает сразу. — Еще. — Тебе хватит. Блевать будешь такими темпами. — Не буду. — Ты напивался хоть раз? Юра колеблется, но отвечает: — Один раз. С Гошей. Когда Виктор чемпионат выиграл. — И блевал? — Ну, блевал. — И сейчас будешь, — заключает Жан-Жак. — К чему вообще все это? — Ни к чему, — отвечает Юра, отвернувшись. — Пойдем спать. В спальне Жан-Жак ложится рядом, целует Юру в висок, опускается ниже, оказываясь головой на уровне бедра. Юрина рука теребит шов на футболке, сбоку, на периферии зрения, качается его украшенная синяком коленка. Жан-Жак отнимает его руку от ткани и сжимает узкую ладонь, медленно ведет большим пальцем поперек — по линии жизни к браслетам, потом по браслетам, по сеточке вен. Чуть сжимает запястье, чтобы Юра не вырвал руку, и касается языком в центре ладони, вылизывает дорожку по линии солнца и берет в рот безымянный палец. Быстро, чтобы Юра не успел опомниться. Юрин мизинец слева судорожно давит на щеку, справа большой и указательный стискивают кожу под подбородком. Средний вполне может воткнуться ему в правый глаз. Жан-Жак смыкает губы на основании безымянного пальца, плотно прижимает его языком к собственному небу. Юра перестает дергается и даже отпускает его подбородок, и Жан-Жак рискует провести кончиком языка по третьей и второй фаланге; с некоторым усилием — по подушечке. И еще раз. Еще. Старается связать с чем-то его вкус. Интересно, чего он ожидал — лепестки роз? молоко? Больше всего похоже на мыло. Он выпускает безымянный палец и переключается на мизинец. Чуть прикусывает, чувствует кость, сразу же зализывает, языком двигает палец куда-то к щеке, тащит по своим зубам. Он так скоро веточки от вишен во рту завязывать научится, или что там завязывают. Отпустив мизинец, он забирает губами одновременно средний и указательный. Длинные, почти упираются ему в горло. Жан-Жак выталкивает их языком обратно, забирает снова, снова выталкивает, пытаясь заставить Юру двигать их самостоятельно, прижимает его бедро к кровати, правой рукой тянется к коленке, надавливает на синяк. Пальцы мажут по щеке изнутри. — Джей-Джей, подожди, — говорит Юра. Жан-Жак выпускает его пальцы и вопросительно смотрит вверх. Свет горит, Юра не просил выключить, хотя обычно просит. — Иди сюда. Жан-Жак подтягивается выше, Юра просовывает правую руку между его головой и подушкой, обнимает за плечо, скользнув по шее все еще влажными от слюны пальцами. Жан-Жак закрывает глаза, прижимается носом к его щеке. И слышит звук фотокамеры. Юра пытается обрезать фотку — одной рукой неловко, тем более левой. Жан-Жак осторожно берет его за запястье. — Юрочка, ты чего? — Так. — Фото на память? — Ага. — Ты еще тут три дня будешь. — Буду. — А сейчас чего? — В Инстаграм выложу. Жан-Жак сжимает его руку сильнее. — Перестань. — Чего, боишься, король Джей-Джей? — Я не боюсь, и ты это прекрасно знаешь. И доказывать мне ничего не нужно. — Я тебе ничего и не доказываю. — Ну, тогда не нужно себе доказывать. — Я просто хочу, чтобы все уже знали. — Не хочешь. Все, кому надо, уже знают. Юра, это детский сад. Набухаться вискарем, чтобы совершить каминг аут. Положи телефон, пожалуйста. Если я что-то такое сказал, извини. Я вовсе не этого добивался. Юра вдруг зажмуривается, в уголках глаз собираются морщинки, и тут Жан-Жак понимает, что он готов заплакать. Ай да король Джей-Джей. Играл в игрушку почти три года, а она, оказывается, ломается. Ты думал, она просто так расписана под фарфор и, на самом деле, из камня сделана, а это, выходит, не так? Крутил и вертел ее по-всякому и полагал, что у нее вата в голове и в сердце и она ничего не чувствует? Ну и поделом тебе. Жан-Жак, не помня себя от страха, целует щеки, лоб, закрытые веки, чувствуя губами соль. Шепчет какую-то ерунду. Юра не издает ни единого всхлипа, но дрожит крупной дрожью. У Жан-Жака внутри развязываются и снова завязываются узлы. Он лежит, беспомощно стискивая Юру в объятиях, и думает, а что я тогда буду делать, если он серьезно заболеет? что я буду делать, если он упадет на прыжке и сломает себе что-нибудь? что я буду делать, если… Юра роняет телефон на пол, освободившейся левой рукой судорожно хватает его за бицепс и больно сдавливает. Жан-Жак проводит пальцами по его щеке, и Юра хватает эти пальцы зубами, двигает головой, как будто пытается проглотить, одновременно сжимая ногами его бедро. Жан-Жаку совершенно не хочется сейчас никакого секса. Ему хочется отвести Юрочку в ванную и засунуть там в горячую воду с розовой пеной. Он пытается трогать выступающие лопатки, упругие ягодицы, но это вдруг не оказывает должного эффекта. Черт, двадцать три — как-то рановато для импотенции. — Джей-Джей, ну, — бормочет Юра. — Давай же. — Сейчас. Ты меня как-то очень сильно напугал. — Что в Инстаграм собирался постить? — Да нет. Там. Забей, в общем. Помоги мне лучше. Юра обхватывает рукой его член. — Все равно, — говорит он, — кто-нибудь заметит, что я по две недели ничего в соцсети не пишу. — Они, наверное, решат, что ты к Отабеку гоняешь. Юра с силой сжимает ладонь. — Если ты еще хоть раз упомянешь Отабека, когда я тебе дрочу, ноги моей в этой гребаной Канаде больше не будет! — Можно попросить его тоже ничего не писать две недели. И Виктора с Юри. И Милу с Гошей. Тогда они решат, что мы все вместе встречаемся где-нибудь на Бали и устраиваем там оргии. — Джей-Джей, блять, забудь, что я говорил. Твои шутки тупые, и это нихуя не потому, что Джей-Джей стайл, а просто ты долбоеб! Жан-Жак толкает его в плечо и подминает под себя. — А я тебе так и сказал. *** В день Юриного отъезда льет дождь. И не просто так, а с душой. Отличный январь. Жан-Жак ведет машину сквозь пелену и почти не думает ни о чем, кроме дороги. Юра на пассажирском сиденье молчит и смотрит в окно, за которым ничего не видно. Они практически не разговаривают. Пьют кофе в какой-то кафешке. Юра накрывает его ладонь своей, но убирает руку, когда мимо проходит официантка. Жан-Жак перехватывает его пальцы и пожимает их, прежде чем снова отпустить. Они стали неосторожны. У паспортного контроля Юра резко разворачивает его к себе и быстро говорит: — Я не могу переехать в Канаду. — Джей-Джей открывает рот, чтобы его перебить, но Юра поднимает ладонь, призывая молчать. — Не из-за деда, а просто я хоть и хуевый, но патриот, так сложилось. В там, что касается спорта, по крайней мере. Я тебе сказал, что юниоры говно, и это правда. И Гошу я на себе тащу, он все меня догоняет, а без меня сдуется. Не думай, что я не хочу. Я, может, больше тебя хочу. И деду расскажу, если тебе так надо. — Не надо мне, — наконец, вставляет Жан-Жак. — И фоток в Инстаграм не надо. Мне только тебя надо. — Погоди. — Юра запускает руку в волосы и вдруг достает оттуда шпильку. Освобожденная прядь падает на его правую скулу. Жан-Жак вопросительно поднимает бровь. — Мадам сделала прическу, а я не оценил? — Отвали. Так удобней просто. Спереди волосы в хвост не влезают. — Разваливается что ли? — спрашивает Жан-Жак. — Заколоть? — Да погоди ты. Юра разгибает шпильку и начинает с остервенением гнуть ее в обратную сторону. Та ломается посередине. Юра запихивает одну половину в карман и принимается закручивать вторую. Жан-Жак смотрит на это дело с опаской, оглядывается, проверяя, нет ли поблизости секьюрити: уж очень суровое выражение лица у оплота российского фигурного катания, арестуют еще, подумают, что бомбу мастерит. Юра сворачивает шпильку, ставшую уже просто проволокой, в какую-то непонятную загогулину. Все-таки он сильный, хоть Жан-Жак и сильнее. Наверное. — Вот. — Юра, наконец, протягивает ему свою загогулину. Она какой-то неопределенно округлой формы. Похоже на терновый венец. — Спасибо, — говорит Жан-Жак, сжимая непонятную конструкцию в руке. — Только так не очень удобно пользоваться. Да и мне ни к чему. Но главное внимание, конечно. — Ты дебил? — Вероятно, — отвечает Жан-Жак. Юрочке должно быть виднее. — Блять, Джей-Джей. Я пошел, короче. — Да. Напиши, как долетишь. — Сам мне через пять минут напишешь же еще. — Ну, напишу. — Поцелуй меня. Жан-Жак осторожно целует его в уголок рта. Никто на них не смотрит. Два чувака целуются в аэропорту Монреаля, эка невидаль. Юрины руки обвиваются вокруг его шеи. — Поженимся, когда я на пенсию выйду, — шепчет он, почти прижимаясь губами к уху, и, легонько толкнув Жан-Жака в грудь, разворачивается и уходит, размахивая красным паспортом. — Ага, — тихо отвечает Жан-Жак. Юра уже не слышит и не оборачивается. Он никогда не оборачивается. Да и зачем. Жан-Жак ухмыляется и разжимает ладонь. Надевает искалеченную шпильку на палец — крепко Юрочка закрутил, но на безымянный налезает, хоть и с трудом. Отсчитывает ровно пять минут и пишет: “Я согласен, феечка” И получает в ответ: “Не надевай эту хуйню” “Не снимешь потом” “Поздно”, — пишет Жан-Жак и шлет ему фото. “Джей-Джей, ты долбоеб”, — отвечает ему Юра.