Полотно, сотканное из паутиновой нити, по прочности, лёгкости и красоте в несколько раз превосходит шёлк. Оно ещё в древности изготовлялось в Китае, где получило название «ткань восточного моря». Правда, процесс её изготовления был настолько трудоёмок, что одеться в одежду из неё мог себе позволить лишь сказочно богатый человек.
«Хорошо забытое старое о пауках» Ростислав Николаев
***
Что может собрать столько гнилых шакалов в одно месте, как не шанс поживиться свежей плотью? Жалкие псы, зовущие себя аристократами, живущие в своих разлагающихся моральных устоях, собирающиеся ради торговли тем, чему место в огне или земле. Несмотря на большое количество гостей, в большом зале было довольно тихо. Приглушенный шум голосов, шелест купюр и стеклянный звон бокалов — ничего больше. Для музыки и веселья были предназначены совсем другие места, а вот выставки требовали тишины, внимания, и, конечно же, времени. Чем вычурнее, изысканнее представляемая коллекция, тем более требователен зритель и потенциальный клиент. Не каждый человек позволил бы себе (точнее, не позволил бы тощий кошелек) оказаться в подобном месте. Да и хотел бы он оказаться на выставке, экземпляры которой расставлены по шикарному, но все же подвалу, а многие гости желают, чтобы никто не видел их лиц? Очередная коллекция не обещала быть восхитительной настолько, чтобы очаровывать глаз и радовать душу. Доминик понял это еще тогда, когда только получил приглашение посетить новую выставку, для этого ему было достаточно услышать некоторые имена из списка мастеров. Например, супружеская чета кукольников, получившая известность благодаря «красивым личикам» своих кукол. Ходили слухи, что материал для работы попадал в их руки не совсем честным путем — если, конечно, о ремесле кукольников можно было говорить как о чем-то полностью законном. Партии «красивых лиц» обходились не так уж дорого, и уже только это позволяло сомневаться в качестве готовых образцов. Или же мастер-иностранец, совсем недавно начавший творить в их городе: своей личной особенностью, своеобразной маркой и обозначением он считал небольшую печать — клеймо, как не раз говорил об этом Доминик, — оставляемое им на левом запястье кукол. Для неосведомленного покупателя такие мелочи могли не играть особого значения, но Фишер считал себя глубоко оскорбленным, когда кто-то сравнивал его кукол с фальшивками подобных дилетантов. Казалось бы, чем мог так увлечь имеющих всё обычный мужчина, занимающийся пошивом одежды, некий Артур Бейт? Быть может, роль сыграла внешность, не подходящая под описание ни единой этнической расы, быть может, напускная отстраненность, но определенно точно первое место мог занять страшный секрет: ткань что использовал Артур. Тонкая, легкая, но невероятно прочная. Ни одна фабрика, ни одна ткачиха во всем мире не способна была создать такую. Как и одежду из неё не могли шить иные портные, для которых оборачивалась крахом любая попытка перешить авторские изделия. Почему-то сам Бейт считал именно это причиной приглашений на многочисленные приемы и званые вечера, на которых кто-то да обязательно постарается выведать тот самый секрет его работ. Но на этот вечер он решил явиться сам, зная, что на таких прекрасных мертвых телах будут красоваться его платья. О, созерцание прекрасного было едва ли не единственным любимым занятием, после создания того самого «прекрасно», разумеется, которое имел этот мужчина. И тут действительно было на что посмотреть, хотя наряды многих, как кукол так и гостей, оставляли желать лучшего, неминуемо вгоняя в тоску, причем не меньше, чем нудные разговоры малочисленных знакомых, разбежавшихся по всему залу. Вот так, разгуливая по роскошному залу, маневрируя среди отдельных компаний, выбирающих не лучшее место для бесед, Артур принеприменно обращая внимание на каждую куклу, без опаски выказывая недовольство сопровождавшему его служащему о качестве нарядов и том, как неудачно многие из них подобраны. Увы, сами куклы, бывшие когда-то прекрасными девушками и юношами его мало интересовали. Кроме одной, чьё изящное личико обрамляли ужасные локоны, а наряд вполне мог сойти за то, что видел Бейт у портовых шлюх, коим так удачно удалось соблазнить какого-нибудь заморского торговца. Да, при жизни он бы с огромным удовольствием сшил для этой леди роскошное платье, преподнеся в дар её необычайной красоте. И он почти решился подойти ближе, дабы коснуться руки и наверняка мягких волос, но в этом деле его опередил некий мужчина. Одет он, стоит отметить, был весьма недурно по мнению самого портного. Доминик остановился возле одного экземпляра и сделал глоток из своего бокала. До этого он просто бродил по залу — его спутники были слишком заняты беседами и алкоголем, — но очередная кукла показалась ему лучше всех остальных. Его интерес не оказался незамеченным, потому возле куклы будто из ниоткуда появился молодой человек и приглашающим жестом указал на образец выставки: «Можете попробовать». — Шестнадцать лет, кожа нежная даже на кончиках пальцев — согласитесь, в наше время это редкость. Обратите внимание и на аккуратные ноготки, — юноша не замолкал ни на секунду, наблюдая за тем, как Доминик ощупывает сначала легкую ткань платья, а потом, наконец, переходит к тонкую руке с почти белой кожей, опускается к запястью и рассматривает упомянутые парнем пальцы. Они действительно прекрасны. Прекрасны и мертвы. Пока юнец распинался о хорошей родословной куклы, Доминик поднял глаза на ее лицо. При жизни она была красавицей, и почти наверняка заставляла кавалеров падать к ее ногам одним только взглядом. Как жаль, что в небесно-голубых глазах не осталась ничего, кроме холодного блеска, а каштановые волосы падают на плечи безжизненными локонами. Молодой человек, видимо, закончивший свою речь, выжидающе уставился на Доминика. Тот почти игнорировал его, задумчиво поглаживая куклу по холодной мягкой щеке. Слишком хороша, чтобы стоять в таком месте, таких не выставляют на продажу. В чем же подвох? — Мне самому найти шрамы? Я ведь могу осмотреть ее полностью прямо сейчас. Первая же попытка оказалась удачной: улыбка молодого человека погасла, и он едва смог скрыть разочарование — от таких осведомленных клиентов одни неприятности. Парень молчал еще пару секунд, после чего приблизился к Доминику почти вплотную, еще немного до того, чтобы это начинало казаться неприличным. Но это вынужденная мера: лишние уши сейчас ох как не желательны. — Изнасилование, сэр. Беременность, роды. Неудачные, как видите… — Ясно, — Доминик жестом перебил его и последним глотком опустошил бокал. — Повреждения плоти значительно понижают цену, не мне это говорить. Вы же и так это знаете, — почти не глядя на побледневшего юнца, мужчина заменил пустой бокал на полный с подноса улыбающегося лакея. — Локоны ей не подходят. И смените платье. Может, тогда найдется достойный ее покупатель. Моментально утратив интерес и кукле, и к парню, Доминик направился к небольшой компании, где заметил парочку своих знакомых. Ко все еще бледному молодому человеку моментально подскочил его товарищ и вцепился в дрожащий локоть мертвой хваткой. Теперь они оба провожали взглядом довольного собой Доминика. — Ну и не повезло же тебе, — сослуживец паренька, мужчина в годах, тихо хмыкнул. — Первая же коллекция, и сразу попасть на кукольника Доминика Фишера. Еще не было такого, чтобы он уходил с наших выставок довольным. Если бы у Доминика был преемник, он бы взял его с собой на выставку лишь с целью показать, каких кукол принято считать «неудачными». Но, увы, мужчине приходилось довольствоваться обществом бокала в своей руке. И только молодой служащий с дрожащими губами — он, должно быть, был ужасно напуган, — несколько развеселил заскучавшего кукольника. Подойдя чуть ближе, обладатель невероятно светлых волос позволил себе подслушать чужой разговор, увы, только обсуждавших необычного гостя служащих. Но тот оказался куда полезнее, чем можно было подумать, ведь в нем проскользнуло известное в этих кругах имя. Доминик Фишер, кто же ещё мог находиться в окружении такой красоты со столь мрачным лицом? Артур лишь слышал об этом человеке, пару раз выполняя заказы от посыльных на его имя. О, вспоминая те наряды, мужчина блаженно улыбнулся, проводя рукой по воздуху, словно касался ткани. Но мигом вернулся на землю, спеша за кукольником и на ходу осторожно касаясь чужого плеча. Не сбавляя шага, Фишер окинул взглядом зал: бокал снова пуст, потому лакей с подносом был просто необходим. Однако, ощутив на плече чью-то ладонь, Доминик был вынужден остановиться, и, мало того, обернуться. Окликнувший его мужчина не был ему знаком. Как мастер, уделяющий внешности особое внимание, он никогда бы не забыл образ такого человека, даже если бы видел его всего несколько мгновений. Имя незнакомца в окружении кукольника, наоборот, было на слуху, да и он сам, прислушавшись к советам товарищей, пользовался услугами портного Артура Бейта. Невероятный трепет предвкушения сковывал, заставляя ловкие пальцы с чуть грубой от вечной работы кожей крепче сжать почти пустой бокал. Трепет перед оценивающим со своей позиции мастером. Да, этот взгляд был хорошо знаком Бейту, ведь почти каждый кукольных дел мастер, лично посетивший его дом, считал своим долгом оставить именно такой взгляд в памяти портного. Но впервые это было столь волнительно. И всё же, Артур гордо держался до первых произнесенных слов, не смея скользнуть взглядом ниже чужих глаз, запоминая их оттенок и узор радужки. Такие мелочи всегда вызывали у мужчины особый интерес. — Легкое платье нежного розового оттенка времен ампирной моды с расшитым золотом подолом, — Доминик, наконец, улыбнулся. Он прекрасно помнил клиента, возжелавшего видеть в кукле живого человека; помнил и то, как много сил приложил для того, чтобы дать бледной серой коже вечную молодость, сохранить подлинную мягкость волос. Тогда даже самый тонкий батист казался невероятно плотным, шелк — слишком грубым, неспособным передать красоту тела куклы. Предложение обратиться к некому портному, настоящему кудеснику, оказалось чрезвычайно удачным. — Вы однажды оказали мне ценную услугу, и для меня большая честь наконец познакомиться с Вами лично, Артур Бейт. Я действительно Доминик Фишер, Вы не ошиблись. — О, конечно же я помню это платье. Маленькая его копия красуется на моей витрине. И я не сомневаюсь, что обладательницей оригинала стала потрясающей красоты кукла. Жаль, что мне не удалось лично увидеть весь образ, — Артур помнил не только само платье, но и весь процесс его создания: от подбора полутонов, до расшивки подола. Вспомнил даже о том, как пару раз сломал прочнейшие иглы. И как долго любовался законченной работой перед тем, как передать её посыльному, прождавшему знатных пару часов под дверью мастерской. Одна из лучших работ, чего он совершенно не стыдился. — Я крайне удивился, услышав от вашего слуги о том, что даже тончайший восточный шелк не сгодится на эту работу. Это звучало почти как вызов моим навыкам. То, что Бейт помнил тот проблемный заказ, Доминику льстило, но удивлен он не был: его руки создали множество кукол, однако мужчина запечатлел в сердце каждую из своих работ, каждый аккуратно замаскированный шов и даже краткую предсмертную историю — нельзя упускать такие, несомненно важные, подробности. Артур же вряд ли уступал ему в щепетильности и имел иные требования к конечному результату своих трудов. Для таких вдохновленных мастеров каждый образец имеет значение и оставляет след в памяти. Фишер был уверен, что в этом плане они с Бейтом похожи. Вино, багровее крови, но в разы жиже ее, плескалось на дне бокала, и кукольник, внимательно слушая своего собеседника, недолго наблюдал за игрой темных капель на тонком стекле. Лакей выскочил едва ли не из-под локтя мужчины, ловко заменяя его пустой бокал. Благосклонно улыбаясь, Доминик повел свободной рукой в сторону, предолгая своему собеседнику отойти от выставочных экземпляров подальше: они все еще стояли близко к куклам, так что ушлые юноши могли принять их за покупателей. Бросив последний взгляд на остававшихся в стороне кукол, он улыбнулся одной из них, узнав на ней свой наряд: длинное облегающее платье в китайском стиле с вышитым жемчугом и опалами драконом, словно обвивающим тонкое тело поверх ткани цвета ночного беззвездного неба. И только вышивка словно бы сияла, создавая впечатление, что ткань вокруг светлее. Эта работа ушла за большие деньги и теперь так печально красовалась на весьма не милой кукле. — Печально, что порой моими нарядами пытаются скрыть негодность самих кукол, — невзначай заметил Бейт, вновь возвращая всё внимание своему собеседнику. В сердце всё глубже вгрызалась надежда, что после личного знакомства у него появится возможность шить наряды куклам одного из самых известных и умелых кукольников. Он бы действительно счел это высшей наградой: приложить руку к созданию столь прекрасного из того, что мертво. Совершеннейший абсурд, не иначе. И лишь потому, что Артур не был сторонником таких товаров. Но в основном они и были источником его дохода и известности. В голове даже проскочило воспоминание о том дне, когда его пригласили на выставку его же работ. Десятки кукол в его платьях, часть из которых была безнадежно испорчена. Первый скандал, в конце концов, в котором фигурировало имя Артура Бейта. Ну подумаешь — врезал известному коллекционеру. Что тут такого? — Конечно, я слышал о Вас, — продолжил кукольник, остановившись недалеко от украшенных полотнами стен. Он мог наслаждаться беседой лишь убедившись в том, что больше его не будут беспокоить попусту. — А Вы довольно скромны для самого обсуждаемого в настоящее время портного. Отнюдь не за каждый наряд готовы дать больше, чем за готовую куклу хорошего качества. За Ваши же согласны продать душу Дьяволу. — Я не желал этой известности, если быть откровенным. Скажу больше, я не получил того, чего хотел. Не поймите превратно, Доминик. Я желаю творить, а не воплощать чужие мысли. Но наш мир столь несправедлив, что любое наше желание подавляется необходимостью выживать. И ради выживания мы готовы на всё. Даже оставлять в этом мире то, чему тут не место, — на лице мужчины в очередной раз скользнула мимолетная улыбка, а сам он перевел взгляд на ближайшее к месту беседы полотно, рассматривая образы на холсте. — В этом плане я завидую художникам и, сколь бы странно не звучало, паукам. Вы вглядывались в паучьи паутины когда-нибудь? Это настоящие произведения искусства. Столь тонкая работа. Кропотливая и тяжелая, но столь недолговечная. И ведь это как снежинки — никогда не встретить двух одинаковых. Узоры совершенно разные. И это зависит не только от вида. — Никогда не имел возможности уделять достаточно времени паутине или снежинкам. Чем бы я не занимался, я хочу делать это качественно, — Доминик старался хмыкнуть так, чтобы презрение, которое он обычно не скрывал, осталось незамеченным. Впрочем, Артуру мужчина мягко улыбнулся. — Даже если это касается каких-то маловажных вещей. Но я все же могу с вами согласиться, отчасти. Паутина. Вам случалось бывать в покинутых хозяевами домах или давно оставленных комнатах больших поместий? Некоторое время назад мне приходилось обитать в подобных местах, — увлеченный разговором, мужчина поздно спохватился и прикусил язык: все же не все с пониманием относятся к таким простецким увлечениям. Подобному заявлению Артур даже немного удивился и удивление своё совершенно не пытался скрыть, только что руками не всплеснув. — О, мой дорогой друг, вы многое потеряли. Уделить всего пару минут морозным утром и поймать черной кожей перчатки несколько снежинок, созерцать их узор и искать в этом вдохновение, это ведь так волшебно. И ничуть не мешает работать, — в голосе светловолосого звучал неподдельный восторг и, не задумываясь, он выставил вперёд ладонь, словно сейчас на светлую кожу и должны были упасть те самые снежинки. Не желая показывать свое замешательство портному, Доминик обратил свое внимание на вино, после чего снова заговорил. — Сухая пыль и паутина — обязательные декорации для таких мест. Возможно, все и начиналось с паучьего кружева в темном углу, легкого и тонкого, но для кого-то смертельно опасного. Это невероятно, и прекрасно — именно здесь я с вами, Артур, соглашусь. Однако меня в этом привлекает совершенно другое. Длинные нити овивают любой предмет, опускаются по стенам, создают узоры на мутных стеклах, и так может продолжаться годами, десятками лет, веками, но лишь там, где больше нет жизни. Понимаете? — кукольник отвел взгляд, словно предаваясь старым воспоминаниям. — Паутина делает из развалин, забытого всеми ненужного хлама уникальные картины, и двух одинаковых или даже похожих не найти. Такие атрибуты посмертной жизни мне, безусловно, симпатичны. Из своеобразного ступора мечтаний, в который портной вступал довольно часто, его вывела вторая часть рассказа Доминика, удивившая не меньше. — О, я часто бываю в таких местах. Я ищу себе новый дом и полагаю, что с нынешним достатком буду в состоянии содержать небольшой особняк. Ютиться в той квартирке, где я обитаю сейчас, становится невыносимо. Я буквально сплю с манекенами. И, к слову, недавно посетил одно прекрасное поместье в паре миль от города. В каждой комнате там едва ли не ковер из паутины. Такой прочной, что и не передать. Словно бы нити сотканы из стали. В такую ткань можно обернуть монарха, не иначе. Она ведь создавалась годами, может даже десятками лет. И не истлела, — последнее слово сошло едва ли не с тихим стоном. Бейт сжал руки в кулаки, прижимая их к груди и на миг прикрывая серые, словно отполированное серебро, глаза, нибыто пережил самое невероятное событие в жизни. Но в какой-то момент ему стало даже стыдно и отряхнув лацкан пиджака, Бейт почти виновато улыбнулся. — Простите. Когда дело касается хорошей ткани или пауков, я почти с ума схожу. Это больше, чем страсть. Думаю, у вас тоже есть что-то, чем вы восхищаетесь столь же сильно. А на счет работы… — Артур заметно замялся, стараясь подобрать наиболее правильные слова для ответа. Но те самым наглым образом не желали находиться, словно бы и застряли в паутине мыслей. Артур со своей восторженностью слегка походил на ребенка, впечатляемого обычными вещами, на которые погрязшие в заботах взрослые едва ли обращают внимание. Возможно, именно эта особенность служила для портного источником вдохновения. Ведь действительно, многие мастера и творцы жаждут перенести прекрасные образы реальности в свои творения, по итогу создавая будоражащие сознание шедевры. Тут Доминик мог даже позавидовать своему новому знакомому: он, чаще всего, руководствовался эгоистичными желаниями создать идеальное произведение, удовлетворяющие его собственные эстетические потребности. Мужчина, конечно же, этого не стыдился. Больше того: он привык этим гордиться, однако умилительная впечатлительность Бейта его определенно восхищала и очаровывала. Не желая оскорбить чувства собеседника своей холодностью, Фишер мягко улыбнулся в ответ на его слова. — Ничего никогда нельзя знать наверняка. Бывает и так, что для вдохновения оказываются нужны совершенно неожиданные вещи. Так что, быть может, когда-то и я буду ловить снежинки руками, желая рассмотреть их хрупкий узор, но пока же я могу довольствоваться лишь паутиной. У каждого из нас есть своя страсть, тут вы безоговорочно правы. На самом деле, у Доминика были причины недолюбливать снег, каким бы прекрасным он ни был. Но говорить об этом сейчас ему не хотелось, да и того не позволяла непринужденная атмосфера беседы. — Я бы хотел взглянуть на вас в такой момент. Уверен, это будет удивительное зрелище, в хорошем смысле, разумеется, — улыбка не покидала лица Артура с самого начала их беседы и сейчас становилась только шире. Никогда ещё он не испытывал такого удовольствия от общения, как от этой простой беседы о столь простых, обыденных вещах. Знакомство с Домиником Фишером обещало быть невероятно занятным в дальнейшем. Впрочем, решив, что уже достаточно поговорил о себе, Доминик кивнул на ряды кукол. — Что же мешает вам воплощать в жизнь свои собственные мысли? Я уверен, что наряды от такого мастера, как вы, будут очень популярны и среди живых, и для… кукол. Вас не пугает сложность работы и, как я сам мог удостовериться, вам по плечу совершенно любой стиль. В отличии от нас, кукольников, которых часто приравнивают к жрецам древности с их варварской техникой бальзамирования, перед вами открыты возможности к творчеству. — Что на счет работы… — Артур заметно замялся, стараясь подобрать наиболее правильные слова для ответа. Но те самым наглым образом не желали находиться, словно бы и застряли в паутине мыслей. — Когда я только приехал, мне нужно было просто найти деньги, чтобы жить в таком городе и имеет возможность как-то продвигаться. Клянусь вам, первое моё платье было таким ужасным, что мне предложили его сжечь. Но когда тот человек коснулся подола, его удивила ткань. Это был мой первый заказчик. Тогда я понял, что продавать то, что я создавал по своим эскизам, не так выгодно, как шить на заказ. И я не могу творить свободно ровно до тех пор, пока не накоплю достаточно денег, чтобы это можно было назвать хорошим достатком. — Ищете новое обиталище? — Фишер поторопился склонить беседу к другому. — Неужели рассматриваете и нестандартные варианты? Наблюдение за прекрасным — для души, но разве будет здание, пребывающие в крайне запущенном состоянии, подходящим и для тела? Вы потеряете в разы больше, когда наступит время заняться благоустройством нового дома. Хотя, понять вас я могу. — Хотелось бы приобрести дом с необычной историей. Может, убийство, пропажа без вести, самоубийство в его стенах или на территории, в конце концов. Я хочу, чтобы о моем доме говорили не только из-за моего имени, — светловолосый только развел руками, словно желание его было крайне обыденным и нормальным. — Повторюсь, вы очень скромны; смею предположить, что даже не осознаете, какую значимость придает вашему имени уже приобретенная известность. Поверьте мне, заставить господ возжелать платье, сделанное именно вашими руками, не так сложно, как может показаться. Творите так, чтобы ваше согласие выполнить заказ воспринималась как великий дар Фортуны, а изготовленный вами наряд — золотым руном, — Доминик не заметил, как сам поддался вперед и положил руку на кисть портного, но, даже осознав происходящее, ничуть не смутился. Лишь, улыбнувшись, слегка сжал пальцы на чужом запястье, и только потом отпустил. — Мы оба люди искусства и уважаем свой труд, так что, надеюсь, мне позволено говорить с вами о подобном. За беседой белокурый мужчина не сразу обратил внимание на прикосновение. В ином случае он бы спешно отвернул руку, настолько не воспринимал тактильные контакты. Но сейчас было не до этого хотя бы по той причине, что чужие руки оказались весьма прохладными и не вызывали тех мурашек, что бывали у портного, стоило ему прикоснуться к чему-то теплому. — Вы мне льстите, Доминик. Я не так известен, как вы и за мои наряды явно не готовы убивать, как в случае с вашими прекрасными куклами. Я слышал пару историй о том, как богачи убивали своих любовниц ради того, чтобы увековечить их красоту благодаря вам. Вообще, по городу и окрестностям ходит много слухов о вашем ремесле. Хотя, о моем сейчас не меньше. Я слышал однажды о том, что за ткань, из которой я шью, я продал душу Дьяволу. Смею убедить, душа у меня вряд ли была. А даже если и так, едва ли такое «подношение» устроило бы так называемого Дьявола хотя бы потому, что у него в любом случае в распоряжении души всех ныне живущих и почивших. Но, конечно, всё это — пустые разговоры и ничего подобного быть не может. Это антинаучно, — с усмешкой проговорил Артур Бейт, в этот момент вспоминая и более противные слухи, о которых не стоило упоминать в приличном обществе хотя бы по той причине, что это могли счесть за оскорбление личности. Определенно, для начала вечера вина уже было достаточно. Фишер опустошил очередной бокал и поспешил отдать его лакею. Все же алкоголь являлся панацеей от скуки, и наличие хорошего собеседника избавляло мужчину от необходимости проявлять свою любовь к вину. — Вы не будете против, если я приду на этой неделе к вашей мастерской? Хотел бы еще раз взглянуть на платье, к созданию которого косвенно приложил руку и я. — О, это немного неожиданно. Но я буду рад. Я сейчас как раз работаю над новым платьем, в готическом стиле и мне не помешает оценка со стороны. Мне всё время кажется, что что-то не так и свежий взгляд будет очень кстати. Особенно от человека, повидавшего множество дивных вещей. По сему, выбирайте день и время. В плане приема гостей я свободен всегда. Голоса вокруг стали громче, и кукольник осмотрелся, дабы понять, что же происходит. — Уважаемые дамы и господа! — на небольшой помост у одной из стен поднялся улыбающийся мужчина. Гомон в зале стих: все присутствующие обратили внимание на выступающего, ожидая услышать обычную для таких мероприятий речь. Доминик, только глянув на мужчину, презрительно фыркнул и сразу же поспешил подозвать к себе лакея, один бокал с его подноса выпивая сразу и залпом, второй оставляя в руке на потом. Во-первых, он был недоволен тем, что разговор с Артуром пришлось прекратить; во-вторых, выступающий мужчина был кукольнику знаком, и ничего хорошего об этой особе он сказать не мог. — Чертов Гессе… — Каждый раз возникает чувство, что он на самом деле ничего не смыслит в куклах… — обращаясь к Доминику, тихо проговорил светловолосый, продолжая слушать с нарастающим раздражением, но разглядывая в первую очередь увлеченную толпу. И правда шакалы. Стоят и наблюдают за более сильным хищником, в надежде урвать и себе хороший кусок. Да только тут всё действительно сгнило и совершенно не в переносном смысле. Полный зал трупов, которыми восхищались. Это всё ещё было слишком странным для портного, хотя и среди кукольников у него давно появились любимые мастера, действительно уделявшие внимание своим работам. Жаль только, что их не было в сегодняшнем списке. Иначе хотя бы было на что взглянуть. Мужчина вновь перевел взгляд на своего собеседника, отмечая, что тот раздражен выходом этого странного мужчины, чьё имя Артур так и не смог запомнить, не меньше. И уже через пару минут понял, почему. Того крайне заинтересовала причина, по которой на выставке отсутствовали куклы одного из самых умелых мастеров. Нет, конечно этот вопрос волновал и Бейта, но задавать его он счел бестактным. Но, видимо, только он один. — Рад приветствовать вас на нашей выставке кукол! Мастера трудились не покладая рук ради того, чтобы удовлетворить, поразить красотой да великолепием каждого гостя, и предоставить вам возможность пополнить свои коллекции новыми превосходными экземплярами! — грубый немецкий акцент господина Гессе резал слух, однако многие дамы считали это привлекательной особенностью. Холеный мужчина в дорогом, украшенном сверкающими вставками, костюме, расхаживал по маленькой сцене, рассказывая о прелестях то одной, то другой куклы, красочно восхваляя при этом создавшего ее кукольника. Гости же отвечали на его слова бурными овациями, чему Фишер не был удивлен: в ораторстве с Гессе никто не мог сравниться, он прекрасно владел вниманием публики. Доминик было снова повернулся к Артуру, порываясь негромко продолжить прерванную беседу — нескончаемый поток лести Гессе значительно проигрывал занимательным рассказам портного. -.И как жаль, что господин Доминик Фишер, уважаемый всеми мастер и постоянных гость наших встреч, очередной раз не порадовал требовательных клиентов своими прекрасными куклами. Что же так, Доминик? Возможно ли то, что муза покинула вас, и вы не можете творить более? Кукольник с удивленным вздохом поднял голову и посмотрел на сцену. Гессе глядел на него своими маленькими свиными глазками, и мужчина точно знал, что его неприязнь к немцу взаимна. Одномоментно став центром всеобщего внимания, Доминику оставалось лишь дружелюбно улыбнуться. — Вы явно что-то упускаете, Агидиус, и на вашем месте я бы не кичился такой неосведомленностью. Я не нуждаюсь в подобном пиаре на выставках, так как настоящие ценители и без этого придут ко мне, желая получить кукол высшего качества. Каждая моя кукла — сокровище, и показывать его общественности или нет, решают только мои клиенты. Для меня, мой друг, нет ничего выше слова клиента, — наконец отводя глаза от сцены, кукольник окинул взглядом зал и поднял так удачно оказавшийся в руке бокал. — За ваши желания, господа! Одобрительные аплодисменты послужили прекрасным ответом для Доминика, но вот господину Гессе пришлось спешно переходить к описанию следующей куклы, однако, лишь тогда, когда в зале стих шум голосов и смех. — Агидиус никогда не упускает возможности побудить ко мне интерес уважаемых господ, — объяснился перед Артуром кукольник, еще раз глянув в сторону сцены. Выдохнув, он снова положил ладонь на руку портного, на сей раз намеренно желая привлечь его внимание. — Но, к сожалению, я больше не вижу возможным свое здесь присутствие. Простите, что мне приходиться прощаться с вами так скоро; я бы хотел посетить вас через пару дней, и, смею надеяться, вы не будете против принять меня как гостя. — В любом случае, вы крайне ловко выкручиваетесь из созданных им неловких ситуаций, — после небольшого диалога своего собеседника с тем самым Агидиусом, отвечает портной, поджав губы, дабы не высказать ещё чего-то, что приличное общество не стерпело бы. В конце концов, именно этот странный тип лишил его возможности провести остаток вечера в хорошей компании. — Действительно, очень жаль. Но не посмею вас задерживать, ни в коем разе и буду ожидать в своей мастерской в любой день. Полагаю, адрес вам известен? Если нет, завтра же отправлю к вам посыльного с приглашением. Не официальным, разумеется. Могу же я счесть ваш визит дружеской встречей? — немного неуверенно он касается чужой руки свободной, накрывая кисть на миг и тут же отстраняясь. — Полагаю, после его рассказов о всей напускной красоте этих ужасных кукол толпа ринется на ваши поиски. Потому советую поторопиться, друг мой. Благодарю за прекрасную беседу. И всего доброго, разумеется.