Надежда

Трещины в слишком низко нависшем потолке отсвечивали тёплым летним солнцем. Лекстер попытался приподняться, но адская боль скрутила внутренности и прошла навылет. Кажется, с приподняться он погорячился. — О, ты очнулся. Хорошо. Джин копошился у стола с кучей медикаментов и каких-то пробирок. Потом оставил их в покое и подошел к пациенту, поправив Лекстеру съехавшие бинты. — Док, сколько я тут провалялся? — Около недели примерно. А что, ты спешишь? — Мы победили, да? — Лекстеру не терпелось все разузнать. Он слишком смутно помнил события после стычки с тем громилой. Вроде бы, солдаты и даже отец там были, но это вполне могло оказаться его горячечным бредом. — Да, почти. Кое-кому не терпится с тобой пообщаться. Джин направился к покореженной деревянной двери и выглянул наружу. — Эй, старик! Твой сын очнулся! Сердце парня пропустил пару ударов, а потом забилось как бешеное. Значит, не показалось. Значит, отец действительно приехал. Честно говоря, он совсем не был готов к разговору. За прошедшие годы Лекстер не раз прокручивал их встречу в воображении, но старушка-судьба решила все сделать по-своему. Статная широкоплечая фигура с трудом протиснулась в хижину. Каким-то чудом хижина даже это пережила, выразив своё возмущение парой упавших кусков штукатурки. Один из которых обвалился прямиком на макушку старого оружейника, вызвав тем самым недовольную ругань. Впрочем, ласковые словечки он берег для непутевого сына, смотреть на которого ему было совсем непросто. И даже не столько потому, что сын во всех этих бинтах и ранах под ними походил на тренировочное чучело для стрельбы. Док оставил их наедине, с трудом закрыв рассохшуюся дверь. От чего ещё немного штукатурки обсыпалось, теперь уже на кровать Лекстера. Он смущенно смахнул мусор на пол, поморщившись от резких движений, и затих. Отец тоже молчал, задумчиво теребя видавшую виды бандану. Лекстер первым нарушил молчание: — Знаешь, я… — Ты не нашёл её, верно? — Что? — Лекстер совсем не это ожидал услышать. — Ты всегда был упрямым засранцем. Слишком упрямым, даже для меня. Наверное, надо было приковать тебя цепью до того, как ты свалил геройствовать. — Между прочим, я тут недавно мир спас. — Да знаю я. Снова повисла неловкая тишина. — Я не хотел говорить тебе тогда. Ты был совсем сопливым юнцом…Она умерла ещё в первую ночь, когда начались все эти убийства. Я увидел её в руках одного мерзавца, но не успел добежать. Успокаивал себя, каждый раз глядя на багровые пятна на стене, с остатками его размозженной башки. Но это такой пустяк… Я похоронил её за городом, там, где ни один урод не сможет осквернить её память. У меня еще оставался ты. Но ты сделал все по-своему, как и всегда. Чертов мальчишка! — Извини меня, папа. Старик промолчал, сворачивая злосчастный кусок ткани в очередную странную фигуру. Лекстер тоже замолчал, обдумывая услышанное. Он подозревал, что отец что-то скрывает, но до последнего хотел верить в лучший исход. Но как же так, получается, все эти годы он бегал ни за чем? Просто так? Да нет, не просто. Пусть он и не нашёл мать, зато плод его трудов пробивался сквозь трещины в камне, освещая весь город. Сжигая дотла их врагов. Даря людям надежду на будущее без ночных кошмаров во плоти. И эта надежда носила её имя. Правда, Лекстер пока никому об этом не сказал. — Пап, ты видел, я посылал тебе весточки. — Ты про эту хрень, которая «Пушка Лекстера» и все остальное дерьмо Лекстера? — Оружейник хмыкнул. — Видел я твой детский сад. Вот доберемся до дома, покажу тебе, что такое оружие для настоящих мужиков. — Покажешь мне её могилу? — А то. Ты, главное, на ноги встань, таскать тебя на закорках по лесам я точно не стану. — Хорошо. Лекстер закрыл глаза, с твёрдым намерением как можно скорее поправиться. Он внезапно почувствовал себя как в детстве, когда болел, а мать сидела у кровати, рассказывая ему разные истории. Только теперь рядом сидел отец. Пусть история была всего одна, и то трагичная, но все равно. На душе впервые за столько лет стало хорошо и спокойно. И теперь Лекстер точно знал, что больше никуда не уйдёт. И пусть весь этот безумный мир катится в бездну.