Декабрь встречал многих людей с распростертыми объятиями: он по-доброму улыбался и зазывал куда-то за собой в холодное царство. Снега до сих пор было ещё мало, но морозы были лютыми и беспринципными, природа уже давным-давно спала, а дети не особо хотели идти куда-то гулять. Зато такая погода была по душе Чон Чонгуку, который зарывал нос в свой любимый шарф, подаренный ему ещё когда-то давно под Рождество. Шерсть немного колола нос, а цвет из-за стирок стал тусклее, но всё равно шарф был для него безумно мягким, тёплым, а ещё на нём были дурацкие олени, которых Чон раньше не любил, зато сейчас обожает и считает своей фишкой. Чонгук вообще-то по жизни был оптимистом, любил всё забавное и милое, любил мандарины и подарки в носках, как предвкушение Рождества, а ещё сам безумно любил дарить подарки. Но между тем была ещё та переменная, из-за которой Чон вообще обожал этот праздник.
Каждый год в преддверии Рождества с самого детства, как бы это странно ни звучало, перед ним являлся парень. Очень красивый парень. С блондинистыми волосами, оттенок которых отливал серым с бежевым, и грустным взглядом, он любил убирать непослушную чёлку наверх и прикрывать нос ладошкой, когда смеялся (хоть это и было довольно редко). Сколько себя Чон помнит, Чимин всегда появлялся именно зимой, именно в сочельник, он никогда не рассказывал причин, не рассказывал кто он и вообще откуда. Он называл себя хёном Чонгука и выслушивал всё, что накопилось у младшего за год, а иногда рассказывал что-то отстранённое и сам, давал советы. Чимин, как помнит Чонгук, раньше был подобен призраку и почти прозрачным, зато с каждым годом он становился всё чётче и ощутимее, собственно, он и подарил этот шарф Чону на его двенадцатое Рождество.
Родителям Чонгук рассказывал о Паке в далёком детстве, но те, естественно, не верили и списывали всё на детскую фантазию, позже он даже напрягаться не стал, вдруг ещё посчитают его больным (хоть он и был возможным психом). Сама мысль о Чимине никогда не пугала Чона, он наоборот весь год вспоминал о Паке, ждал той трепетной встречи, старался и стремился, чтобы в тот единственный день Чимин мог сказать: «Молодец, Гукки~ Отлично постарался», а после потрепать непослушные тёмные волосы младшего.
На календаре виднелось двадцать третье, а до Рождества оставалось всего ничего. Утро венчалось тусклыми солнечными лучами, которые были редкостью в декабре и свежей прохладой из приоткрытого окна. Чон сладко потянулся, протирая глаза после сна и потрепал свою макушку (так всегда делал Чимин, поддерживая Чонгука за хорошие деяния). Однако вставать Гуки не спешил, ведь ему сегодня ко второй паре. Верным решением было поваляться полчаса-час, да подумать о том о сём.
Минни частенько всплывал у него в голове, он проскальзывал цветным калейдоскопом и дарил вместе с тем огромные приливы нежности и доброты в сердце Чона. Утончённые черты, аккуратный носик и пухлые губы, с невероятно глубокими глазами — всё это было картиной, подобной классике. Самым настоящим произведением искусства, на которое Чонгук мог смотреть бесконечно, и не надоедало.
Мог бы. Если бы Чи не появлялся лишь один раз в год, после исчезая по-английски и желая счастливого Нового года младшему.
Перед каждым сочельником Чонгук никогда не мог отделаться от лёгкого волнения и предвкушения, потому что ещё чуть-чуть и он встретит любимого
лучшего друга, встречи с которым он ждал весь год.
Обычно Чон ничего не дарил Паку, ведь тот ничего не просил и не намекал даже на свои предпочтения. Но в этом году Чонгук почему-то решил прикупить подарок для своего
небольшого безумия Чимина. Когда он увидел этот кулон в форме небольшой льдинки, Гуки почему-то сразу вспомнил Мина и понял, что эта вещь идеально подходит блондину с грустным взглядом, а на хрупкой шее старшего он вообще смотрелся бы шикарно. Кулон-льдинка переливался различными цветами холодного оттенка, которые Минни так любил, судя по его стилю одежды.
Сегодня луна была безумно яркой, что её можно было разглядеть даже сквозь прикрытые шторки, она светила куда-то в пустоту, а, может, и кричала даже, жаль, никто не слышал, ведь все спали. Почти все.
Этой ночью Чонгук не мог уснуть, сжимая покрепче подушку и сбивчиво дыша, он отчего-то заходился слезами, которые приходилось проглатывать, ведь он вообще-то мужчина, а мужчины не плачут. Но от мысли, что Чимин вновь появится лишь на мгновение, а потом пропадёт, становилось безумно грустно. Ведь когда видишь человека после долгой разлуки, тебе становится только хуже, и ты часто думаешь, что лучше бы вообще не виделись, чем так. Особенно, когда этот человек призрак.
Звёзд зимой почти не было, но именно в сочельник, в появление его хёна, пару звёзд всегда появлялись, заполняя пустоту тёмного неба. Чонгуку всегда казалось, что он немного связан с луной, ведь он чувствовал, что та тоже безумно одинока, а счастлива лишь, когда такие яркие звёздочки сияют вместе с ней, пускай они и далеко, а она не может дотронуться до них. Они рядом. Практически. Чон и луна верят в это всей душой.
Да, Чонгук обычно очень добрый и позитивный, но всё равно ночь — это то время, когда он чувствует себя как дома, он чувствует себя в настоящей безопасности, ведь люди спят, а его мысли остаются наедине с ним. Он любит персиковые оттенки, но ещё больше любит молочные потоки лунного света, проникающего в свою комнату.
Однако ничто не вечно, а людям всё же надо спать, поэтому спустя некоторое время Чон-таки проваливается в сон. Ему снится, то что-то милое и воздушное, как облачко или же рисовый пирожок, то что-то ужасно мрачное, от которого ещё обычно плакать хочется и полдня потом думать. В гармонии эти два дают спокойствие и контраст, от которого понимаешь, что наша жизнь — чёрное и белое, чтобы увидеть белоснежные снега, нужно пройти через осеннюю грозу (а ещё лучше получить удовольствие от ярких вспышек и затяжного ливня), в этой жизни нужно получать кайф абсолютно от всего, чтобы ты ни делал, ведь будущее так далеко, а прошлое ещё дальше. «Живи настоящим и не задумывайся», — Чонгук безумно любил этот девиз, хоть придерживался его не всегда.
Утром Гуки проснулся оттого, что его кто-то мягко поглаживал по волосам и приговаривал что-то нежное. Он раскрыл глаза и увидел привычную грустную моську блондина, который приметив, что младший проснулся, начал улыбаться. Улыбка у него всегда была печальной и меланхоличной, но оттого чистой и искренней, Чону всегда хотелось узнать причины, а, может, и помочь чем-то. Но Чимин никогда никого не подпускал в замок своего сердца, а ключ давным-давно спрятал глубоко в душе.
Каждый раз с появлением Пака Чонгук чувствовал, что попадает в что-то загадочное, возможно, даже в какую-то сказку. И Чону нравилось в это верить, ведь сказки обычно кончаются счастливо, хоть и приходится пройти через все трудности. Чонгук, наверное, всегда хотел бы просыпаться именно так и видеть перед собой лицо никого иного, как Минни.
— Доброе утро, Гуки, давно не виделись, — Чимин разговаривает очень мягко, его голос обволакивает каждую клеточку сонного тела Чона и, кажется, согревает.
Но вместо ответа, Чон лишь обнимает крепко Мина, как будто тот прямо сейчас исчезнет, слегка всхлипывая. Вот оно, его маленькое рождественское чудо, сидит прямо перед ним, заботливо обнимая в ответ. В этом году нежности намного больше, а душа Пака похоже немного ближе, чем обычно.
Они сидят в таком положении ещё некоторое время, а потом решают не тратить попросту время, которого и без того мало. У Чонгука на сегодня есть планы, куда им можно было бы пойти, а Мин особо не против.
На улице наконец выпал пушистый снежок, который ещё и лепится отлично. Он до сих пор слегка идёт, демонстрируя изящные снежинки, которые сыпятся с небес, явно танцуя. Небо больше не плачет, оно отказалось от своих слёз на оставшиеся два месяца, а снег — это то, что осталось, что замёрзло и теперь стало светлым и по-своему загадочным. На небе выглядывало небольшое солнышко, отчего снег слепил глаза, но это не мешало никому совершенно. Чон так обрадовался, увидев в окне снег, что было хотел выбежать прямо так, пока его за шкирку не остановил старший и не потребовал, чтобы тот надел шапку, куртку, да и всё остальное. Чонгук в ответ лишь недовольно фыркнул, но верхнюю одежду всё же надел, после спрашивая Мина, будет ли тот одеваться и подогнать ли ему что-то из своего гардероба, на что тот слишком холодным тоном ответил: «Я не мёрзну, Гуки».
Они скорее выбежали на улицу, улыбаясь безумно лучезарно. Во дворе уже стояла чья-то ёлка, видимо, для детей, а вокруг неё крутились ребята и украшали различными цветами: кто-то вешал синие шарики, а кто-то красных оленей, кто-то даже повесил небольшую фигурку в виде балерины, безумно красивую. Взрослые крутились рядом и вешали огромную разноцветную гирлянду, которая должна была больше остальных дарить сказочное рождественское настроение. Чонгук с Чимином было хотели пройти дальше, как увидели маленькую лупоглазую девчушку, которая держала в руках красную яркую звезду и пыталась допрыгнуть, чтобы повесить её. У неё не получалось, она надувала свои крошечные губки и складывала руки на груди, демонстрируя, что она обиделась на что-то. Двое переглянулись, а потом, хохотнув, приподняли маленькое чудо, прихватив с разных боков, чтобы она наконец-то достигла, чего хотела. Девочка немного удивилась, когда оказалась в воздухе, оглянулась, а потом, широко улыбнувшись, поставила звёздочку на вершину пушистой зелёной красавицы, чтобы наконец-то закончить целостную картину.
Затем они поставили девчушку на землю, на что та учтиво поклонилась и сунула им по маленькой конфетке в знак благодарности. Они улыбнулись, пожали ей руку и двинулись дальше. Совсем недалеко от квартиры Чона находился парк, в который они поспешили зайти. Народу было куча, но им это не мешало особо. Там тоже невероятно красиво и украшено всё, а на деревьях лежит иней, даря свою атмосферу. Ребята проходят к слегка подмороженной лавочке и садятся. Они не виделись год, а поговорить о многом хотелось, поэтому тут лучше сделать перерыв.
Чон запрокидывает голову назад и расслабляется, а Мин, в свою очередь, сидит с прямой спиной и как-то немного чопорно, что забавляет Чонгука.
— Ты знаешь, что я скучал? — начинает разговор Чон, поднимая голову и смотря прямо на Чимина.
— Конечно, знаю, — вздыхает Мин, — но ничего с этим не поделаешь.
— Да кто ты такой, чёрт возьми? — Чонгук немного злится, — Почему ты появляешься лишь раз в году, где проводишь остальное время, а ещё, ты вообще человек?
— Я не могу тебе всего рассказать, Гуки, точнее вообще ничего не могу рассказать. Время ещё не пришло, — Пак отвечает холодно и спокойно, зля Чона этим ещё сильнее.
— А когда придёт это чёртово время, а, Чимин? Мне уже двадцать лет! Я уже не маленький мальчик!
— Тише, — шикает Мин, — когда надо, тогда и расскажу, не задавай лишних вопросов, прошу, — Пак прикладывает ладошку к ладошке и умоляет взглядом.
— Ладно, — сдаётся Чонгук, тяжело вздыхая, — в любом случае, сегодня праздник, так что давай веселиться.
Вскоре разговор переходит на более весёлый лад, а они ещё некоторое время сидят, но потом всё же поднимаются и бредут дальше. В такое время гуляют либо парочки, либо люди, которые забыли или просто по каким-то причинам не смогли купить еду или подарки к Рождеству. Город украшен красиво: повсюду сияют различные вывески, виднеются зелёные ёлочные переплёты и, конечно, всякие украшения в виде подарков.
Они долгое время ходят безо всякой цели, просто болтая и шныряя белоснежным снегом. Чимин в этот год намного веселее обычного, а ещё более разговорчивый. Снежинки уже перестали падать с неба, даря спокойствие и умиротворённость всему вокруг. Сегодня на удивление намного теплее обычного, отчего снег липкий и не настолько холодный как обычно.
Они доходят до какой-то Богом забытой детской площадки и начинают резвиться, сначала катаясь на всяких каруселях, а потом на качелях. Чонгук обожает качели, он любит взлетать высоко к небесам, а затем опускаться, он любит это витающее сравнение верха с низом, а добра со злом.
Вскоре они встают и уже собираются пойти в какой-то торговый центр и просто побродить там, Чонгук даже проходит немного, как чувствует неожиданный толчок в спину. Чон падает лицом в снег и недовольно жмурится от холода, затем разворачивается и сначала презрительно глядит на своего обидчика, а потом задорно смеётся, подгребает быстро рукой комочек снега и лепит снежок. Чимин понимает, что немного попал, поэтому начинает быстро убегать, пока ему не зарядили в бок чем-то холодным. Чонгук бегает очень быстро, а кидает слишком метко, поэтому вскоре морщит брови уже Пак, когда ему прилетает снежок. Это задорит их только сильнее, а вскоре превращается в ледяную битву. Мин удивительный, конечно, ведь лепит снежки голыми руками, а бегает в одном лишь свитере с забавными оленями, орнамент которого, напоминает шарф Гука. Снежки летают туда-сюда, а до этого чистая от только выпавшего снега площадка заполняется следами их ног, а иногда и тел, потому что скинуть другого в снег ещё веселее, чем просто попасть ему в лицо снежком.
Через некоторое время оба запыхиваются, так и не определив победителя в этой жестокой битве. Они валятся оба снег и просто лежат некоторое время, тяжело дыша, с красными щеками и безумными искорками в глазах, делая затем снежных ангелов, как это принято всегда зимой. Однако всё хорошее рано или поздно кончается, а они не хотят, чтобы Чонгук простудился, поэтому поспешно ретируются в сторону того торгового центра, в который изначально хотели пойти. Там народа вообще тьма тьмущая, на один квадратный метр приходится по несколько человек, а ещё многие с какими-то недовольными лицами, то ли не купили, что хотели, то ли просто от количества людей вокруг. ТЦ украшен ещё красочнее, чем город, поэтому Чон по-детски с восхищёнными глазами озаряется по сторонам, может, даже хочет что-то себе купить (или не себе). Они бредут в сторону тематического рождественского магазина, не с целью чтобы что-то купить, но с целью, чтобы сделать настроение ещё лучше. У входа их встречают продавщицы с оленьими рогами и красными носами, которые лучезарно улыбаются и приглашают войти вовнутрь.
Сам магазин выполнен в красно-зелёных тонах, как и предполагает рождеству, а в конце стоит огромный картонный олень, на котором сидят два эльфа, а лица у них вырезаны специально, чтобы покупатели могли подставить туда свои. Чимин с Чонгуком переглядываются, а затем наперегонки спешат к оленю, по пути прося кого-то из покупателей сфотографировать их на камеру телефона. Они встают туда и подставляют свои лица, лучезарно улыбаясь и смеясь, покупатель их фотографирует, а они кланяются и благодарят его. В воздухе летает умиротворение и счастье, поэтому они решают всё-таки что-то купить, в награду за труды владельцев магазина. Они выбирают себе милые колпачки, как у Санты, а затем расплачиваются, получая в ответ: «Счастливого Рождества» и добрую улыбку.
После они ещё некоторое время шныряются туда-сюда, а время медленно, но верно близится к вечеру. Огни повсюду загораются ярче, а людей становится меньше, ведь большинство уже спешит отмечать к своим семьям. Чонгук живёт один, поэтому дома его никто не ждёт, ему можно особо не торопится, но всё же они предпочитают вернуться раньше. Напоследок заходят в супермаркет, который практически пустой, покупают себе бутылку полусладкого и небольшую связку мандаринов, последнюю оставшуюся здесь.
Дома Чон тоже зажигает свою гирлянду, которая переливается различными оттенками цветов, почти как радуга. Ёлку он в этом году ставить не стал, чем, кстати, немного огорчил Чимина, но зато разные яркие шерстяные носочки повесил. Они тратят некоторое время, чтобы приготовить несколько блюд из того, что Чонгук предусмотрительно купил накануне, пока ещё продукты были в магазинах, а после ещё накрывают стол. Время медленно близится к одиннадцати, а Рождество уже совсем рядом и, кажется, стучится в дверь.
Где-то минут двадцать они просматривают сделанные сейчас и в прошлые года фотографии и неловко смеются с того, какими были. Раньше Чимина не видел никто кроме Чона, поэтому казалось, что тот разговаривает и гуляет просто сам с собой. Зато сейчас они могли спокойно передвигаться и Чонгук уже не выглядел абсолютным психом, что ещё раз доказывало, что Пак вовсе не его глюк. Следующий небольшой отрезок времени они тратят на то, чтобы Минни поздравил Чона с его двадцатилетием в этом году и пожелал расти дальше, таким же хорошим мальчиком.
Мальчиком. Чонгука немного обидело, что Чи до сих пор его так называет и не видит, что тот вообще-то уже давно молодой парень, из-за чего недовольно дует губы, вызывая лёгкую улыбку у Чимина. Но счастье не вечно, а терпение Чона теперь уже совсем кончилось.
— Чимин, — начинает резко он, делая серьёзное лицо.
Пак немного пугается с такой резкой перемены настроения, да и вообще с тона младшего, ведь тот никогда с ним так не разговаривал.
— Ч-что? — вздрагивает он в ответ и складывает руки на коленки.
— Теперь уже я думаю, что время точно пришло, — Чон делает небольшую паузу, — рассказывай всё от начала и до конца.
Мин хочет, как обычно перевести тему и сказать, что ещё рано, но теперь уже и он понимает, что время пришло.
— Раз ты так этого хочешь, — вздыхает тот и продолжает, — то слушай…
***
Flashback.
Пак Чимин никогда не верил в сказки, не верил в любовь и не верил в дружбу. Он никогда не доверял и даже не обжигался, он просто таким родился. Наследник крупной компании таким и должен был быть, поэтому претензий к нему не поступало, он был гордостью родителей и всех работников. Чимина ничего не волновало, ничего никогда не будоражило его сердце. Он любил одеваться в серое, не любил яркие цвета и даже чёрный с белым. Он не любил добро и не любил зло, он всегда во всём держал нейтралитет и проводил своё время просто так.
Мин никогда не преклонял чашу весов в какую-то сторону, он не бухал, не ходил по клубам и не водил домой баб, но и добродетелем тоже не был. В его жизни было бесконечно много: «никогда» и «не», но его это полностью устраивало.
Холодный и беспринципный, он мог бы убить кого-то, если того требовала ситуация, его бы не мучили кошмары или совесть (если та вообще была), но никто не просил, а он сам никогда не лез. Единственный цвет, который он позволял себе вокруг — цвет льда, причём в больших количествах. Лёд был его стихией, потому что он никогда не позволял себе лишнего, всегда был в одной и той же форме и не менялся, пока в его жизнь не вмешивалось весеннее солнце, которое растапливало его и заставляло стискивать зубы со злости. Потому что солнечный свет для него нечто губительное, то, что растапливает немного ледяные осколки в его душе, заставляя изредка улыбнуться с распукающихся цветов.
Если в сказке о Кае и Герде Кай получил лёд в сердце не сразу, он был добрым и светлым мальчиком, то Мин явно был рождён с этим осколком и ни за что и никогда не хотел его растапливать. Как жаль, что жизнь не подчинялась его «хочу» и «не хочу», как подчинялись люди из компании.
Однажды у него помощи попросила какая-то бездомная женщина, которая выглядела очень болезненно и грязно, а пачкать об неё руки Чимину казалось самым ужасным, поэтому он отказался и даже нагрубил ей. Та промолчала, а потом, когда Чи отвернулся, она растаяла, как тают снежинки, которые попадают на тёплую ладонь. Мин очень удивился, но особо внимание заострять на этом не стал, ведь всему есть научное объяснение, а находить это самое объяснение ему чересчур лень, да и бессмысленно это как-то.
Рождество он и его семья не любили, поэтому никто не отмечал, а он, в свою очередь, лёг с чистой душой спать.
Сон начался довольно странно: маленький он сидел в своей комнате и смотрел на ёлку, которая никогда не стояла в его комнате, насколько Чимин помнит. Или стоп. Неужели это тот самый день? Пак пытался закрыть глаза, чтобы не видеть это, но они насильно распахнулись, демонстрируя отрезок из прошлого целиком.
Маленький Пак лучезарно улыбался, глядя на зимнюю красавицу, а после вытаскивал откуда-то маленький красненький шарик, который он счастливо повесил на эту самую ёлку. Она была небольшая, а украшение было всего одно на ней, но Мин почему-то безумно радовался этому. Он резко вскочил, а затем побежал куда-то из комнаты. Нынешний Пак пытался закричать ему что-то вроде: «Стой, идиот, остановись же!» Но его никто не слышал, а голос звучал ужасно хрипло и слова были неразборчивы. Позже в комнате появился маленький Чи, под руку с папой и мамой, он тыкал маленьким пухлым пальчиком в сторону ёлки и хохотал. Но вместо одобрительного кивка он получил пощёчину от главы семейства и громкие крики: «Откуда ты её притащил?! Ты что сумасшедший? Мы тебя плохо воспитываем, или ты давно не получал?» Причём кричала только мать, а отец стоял и очень сурово смотрел на всё происходящее. Чимин заплакал, закричал в ответ, на что родители только сильнее разозлились.
Отец просто подошёл к ёлке, сначала взял небольшой хрустальный шарик, который делал ёлку такой красивой, и кинул его на пол. Шарик с громким звуком разбился об их дорогой пол, разлетаясь на множество маленьких кусочков, шум от которого ещё долго стоял у Пака в ушах. Затем мать позвала домработниц, сказала им, чтобы они убрали остатки шарика и выкинули пушистую молодую ёлку в мусорный бак. Они поклонились и живо отправились за мётлами. Когда первая подошла к осколкам, Минни кинулся к ней, отталкивая её и пытаясь собрать осколки. На что отец взял его за шкирку и с силой оттянул оттуда, приказывая женщине убираться дальше. Чимин брыкался, рыдал, но отец держал очень крепко, а остатки его любимого шарика один за другим исчезали на синем совке.
Вскоре пришла очередь ёлки. Пак укусил отца за руку и кинулся за ней, пытаясь выхватить ёлку у другой женщины, только теперь отец, разозлённый ещё больше, грубо откинул его в сторону и стал снимать свой ремень. Домработницы скрылись за дверью вместе с остатками праздника, а Мин понял, что сейчас будет. Отец грубо сдёрнул с него брюки и принялся пороть мальчика. Чимин не плакал и не рыпался уже, он лишь молчал и проглатывал болезненные возгласы и слёзы, ведь последнее, за что он мог ухватиться уже лежало в отбросах их дома тюрьмы.
Пак не хотел смотреть на это, он не хотел вспоминать, а ещё не хотел осознавать, что ему, как Каю, оказывается, осколок попал не с рождения, а лишь потом. Но у него нет Герды, которая спасла бы его и помогла, поэтому осколок должен был остаться там навечно. Должен был.
После картинка сменяется, и теперь он уже видит себя, который пинает построенные счастливыми детьми на улицах снеговики и сдирает украшения с разных ёлок, разбивая их, как разбивал отец. Он видит нынешнего себя. Однако вместо вопросов, вроде: «Я действительно такой?», как и полагается, он лишь задорно смеётся и говорит что-то вроде: «А я неплох», он не видит и не хочет понимать. Ему нравится быть жестоким и холодным, он вырос в этом, таким и должен был остаться. Должен был.
Чимин уже хочет развернуться и с насмешкой уйти, как ему показывается другая картинка. Она очень похожа на его прошлое, только на месте его сидит уже не он, а какой-то другой мальчик. Тот тоже, робея, сжимает крошечный шарик и улыбается. Мин очень удивляется и смотрит дальше. Сценарий происходит почти также, мальчик уходит, а потом появляется с родителями.
Его отец сам Чимин.
Он тоже разбивает крохотные детские надежды о холодный пол, а потом добивает их ремнём.
Пак стоит в шоке несколько минут, а потом снова смеётся.
Всё идет так, как не должно было быть. Ведь сказка про три рождественских феи, которые спасают богатых от зла, заканчивается иначе.
Чимин смеётся громко и злобно, он не меняется и не собирается меняться. Осколок сросся с его душой и не хочет оттуда уходить.
Он просыпается среди ночи со слезами в уголках глаз, то ли от грусти за прошлое, то ли с хохота о будущем. Пак пытается заснуть, но перед ним неожиданно возникает образ той бездомной, она почти прозрачная и смотрит хмуро.
— Пак Чимин, — строго начинает она, — я дала тебе шанс.
Пак смеётся и в этот раз, смахивая слезинки от смеха и отвечая:
— Что за шанс?
— Измениться. Но ты им не воспользовался. За это ты получишь наказание, — она взмахивает рукой и тихо, почти не слышно, добавляет, — пока лёд не растает в твоём сердце.
Перед глазами Пака всё плывёт, а голова начинает нещадно болеть, тело медленно исчезает и становится прозрачным, а он в панике пытается нащупать себя. Не получается. Женщина исчезает, а Чимин начинает метаться по комнате, пока не оказывается в другом месте.
Он резко появляется в какой-то детской комнате и стоит рядом с колыбелью малыша, который слегка выглядывает из своего пристанища и пытается поймать снежинки, трогая маленькими пальчиками окно, и хныкает из-за того что не получается. Пак ничего абсолютно не понимает, поэтому просто стоит.
Неожиданно малыш переводит взгляд на него, хлопает в ладоши и начинает хихикать, издавая какие-то непонятные звуки (возможно слова, который он ещё не выговаривает). Чимин отчего-то не может противостоять и улыбается ему тоже, пока через него не проходит, видимо, мама малыша.
— Чонгуки, пойдем со мной, папа там рождественский ужин приготовил, — она аккуратно берёт его из люльки и забирает с собой.
Малыш, пока его уносят, всё время смотрит на Чимина, тыкая в его сторону пальчиком и по-прежнему смеясь.
***
— Вот так вот, — тихо и неуверенно подытоживает Чимин, не решаясь взглянуть в глаза младшему.
Они несколько минут сидят в полной тишине, которая вскоре разбавляется тихими всхлипываниями Чона и крепкими объятиями.
— Ты так страдал, Чимин-а-а-а, — подвывает Чонгук, поглаживая руками спину Пака.
— Ты ещё такой малыш, — нежно отвечает Чимин, сжимая руки Чона и убирая их со своей спины, затем заглядывая тому в глаза, — наливай вино, уже почти двенадцать.
Чон судорожно и неловко перемещается в сторону кухни, ищет бокалы и попутно что-то роняет. У него немного дрожат руки, а на душе всё ещё скребутся кошки.
Его Минни мучился в детстве и явно не был счастлив во взрослости. А ещё он застыл во времени и немного в себе.
Чимин всё это время сидит ровно и сам переживает нещадно. Ведь совсем неизвестно, как Гукки отреагирует дальше на его прошлое, может, он выгонит его из своей квартиры и жизни в итоге. Мин решает, что оставит Чона в любом случае, если тот попросит, а Чонгук ставит себе строгие условия, что Чимину больше никогда не будет одиноко.
Чонгук возвращается с наполненными бокалами и тоже не смотрит Паку в глаза. Ему отчего-то стыдно, ведь Минни столько лет несёт это бремя в одиночку и никогда не даёт слабину. Чон присаживается на диван и залпом опустошает бокал, потом хлопая себя по лбу от забывчивости и отправляясь за всей бутылкой. Чимин держит в руках бокал и крутит его, наблюдая как красная жидкость покачивается из стороны в сторону, как море при лёгком штиле. Затем Чон возвращается, наливает себе ещё бокал и выпивает ещё чуть-чуть, уже решаясь заговорить.
— И как же теперь быть? — зачем-то спрашивает вслух он, получая тихое «не знаю», а затем грустно добавляет, — Пожалуй, давай забудем о прошлом и просто отметим это Рождество. Ведь ты совсем скоро заново пропадёшь.
Чимин кивает и слегка отпивает вина. Стрелка часов уже практически на двенадцати ночи, она всего лишь в двух минутах от цели, а он совсем скоро снова станет невидимым. Да, все эти годы Мин вовсе не исчезал, он просто становился неосязаемым, он мог лишь
наблюдать. Всё, что рассказывал всегда Чонгук, он помнил и знал, потому что видел сам, но каждый раз внимательно выслушивал. Это так невыносимо находиться рядом с кем-то без возможности что-то сказать или коснуться. Пак каждое утро желал Чону доброго дня, а перед сном всегда спокойной ночи. Он пытался подсказывать младшему на занудных уроках или разбудить его на парах, когда к тому подходил преподаватель.
Его голос всегда звучал в пустоту. Чонгук рос так быстро и незаметно, он преображался на глазах Чимина, становился мужественным, а голос понемногу садился. Вскоре Пак понял, что маленький мальчик уже совсем не малыш, а притягательный мужчина, в омуте глаз которого Пак тонул раз за разом. Он не раз хотел прикоснуться к этим губам, попробовать его кожу и душу на вкус, раствориться в нём полностью.
Но мог лишь смотреть.
Пак не решался рассказывать это младшему, ведь он всего лишь его «старший брат» и «лучший друг», да и ломать мальчику жизнь совсем не хотелось, ведь Мин практически призрак.
Вскоре Чон молча поднялся, оставляя Чимина одного в комнате и пугая этим только больше. «Это конец», — грустно усмехнулся он про себя и уже готов был исчезнуть окончательно, как в дверях появился неуверенный силуэт Чона, который что-то держал за своей спиной, раскрасневшийся, то ли от стеснительности, то ли от вина, и неловко переминающийся с ноги на ногу.
— Я знаю, что ты не любишь подарки, — тихо начал он, — но когда я это увидел, подумал, что оно тебе идеально подойдёт, — сказал на одном дыхании Чонгук, протягивая небольшую синюю коробочку.
Чимин стоял, не двигаясь, неужели этот подарок был для него? Он всё время думал, что Чон прикупил это для какой-то девушки и даже забыл, что внутри. В уголках глаз Пака появились слёзы, но руку он протянул.
Коробочка была бархатной и очень приятной на ощупь. Мин сначала не решался её открыть, но потом всё же приоткрыл. Аккуратный маленький кулон в виде льдинки — это было действительно то, что подходило ему прошлому и ему настоящему.
Сердце Чонгука отстукивало бешеные ритмы, а дыхание сбилось, как будто он только что пробежал марафон. Вдруг Паку не понравится, вдруг он выкинет подарок и посчитает младшего сумасшедшим?
Однако вместо этого Пак аккуратно вытащил кулон и разрыдался окончательно впервые за всё то время, пока Чонгук его знает. Он подбежал к младшему и начал выговаривать частое-частое: «Спасибо, спасибо, спасибо», демонстрируя себя иного, а, может, и настоящего, а Чон быстро застегнул тонкую цепочку кулона на шее старшего.
До конца оставалась минута, всего лишь минута и Чимин снова пропадёт на год. Чонгук решил, что не время отступать, решил, что сейчас или никогда. Он безумно боялся, ладошки вспотели, а в голове был полным кавардак.
Гуки бережно и аккуратно прикоснулся к губам Минни своими, настолько нежно и робко, что у Чимина аж живот свело, затем слегка сминая их в
первом поцелуе. Пак сначала стоял несколько секунд в полном шоке от происходящего, а потом ответил. Он ответил со всей страстью, что копилась в нём все эти годы, он проник в рот Чона своим языком, иследуя его и тихо млея от долгожданной близости. Языки жадно сплетались, а из глаз обоих текли слёзы. Чимин отпрянул от его губ, когда воздух начал заканчиваться, напоследок прикусывая нижнюю губу младшего. «Ну вот и всё», — пронеслось у него в голове и он взглянул вверх, приметив, что они стояли под омелой. И Пак уже готов был стать снова невидимым, как произошло
чудо.
Кулон в виде льдинки неожиданно засиял, переливаясь всеми красками, которыми только мог, яркий свет немного слепил их, а Чон незаметно взял Пака за руку, загадывая рождественское желание, чтобы всё получилось.
Чимин почувствовал, как его тело распадается на кусочки с дикой болью, а глаза слипаются, демонстрируя полную темноту, а затем фильм в быстрой перемотке, с проскальзывавшими кадрами из его прошлой жизни, с его злобными взгляды и ухмылками, его ужасным смехом, когда он потешался над возможным будущим. В глазах его появились слёзы, он искренне
сожалел.
После Пак почувствовал огромную мягкость под собою, а ещё какое-то тепло, и, раскрыв глаза, увидел много-много облаков. На одном из них сидела та самая женщина, которая смотрела очень по-доброму и не хмурила брови, как раньше. Пак хотел к ней прыгнуть и уже подготовился, как она произнесла тихое: «Вот ты и справился» и, взмахнув своей рукой, исчезла.
Следующее, что он увидел, когда раскрыл глаза, было обеспокоенное лицо Чонгука, который навис над ним и слегка ударял по щекам. Чимин притянул его на себя, обнимая, и широко улыбнулся, понимая, что его
наказание закончилось шанс был использован правильно.
— Гуки, ты стал тем человеком, который растопил ледяной осколок в сердце ледяного принца, — голос Чимина немного охрип, поэтому он говорил с трудом, — я тебя никогда больше не отпущу и клянусь, что буду рядом с тобой, — он сделал паузу и нежно провёл рукой по волосам младшего, — Я люблю тебя, Гуки.
— Я тоже тебя люблю, — получил в ответ Мин вместе с нежным поцелуем.
Их история только начинается.
