why do I keep counting?

Йен успел хорошо познакомиться с полом ванной в доме Милковичей. Там и грязь между плитками, и сомнительные пятна, и слой пыли, прикрывающий все это, но Йен все равно опускает голову на пол и закрывает глаза. Он слышит то, как медленно открывается дверь, слушает тихие шаги, приближающиеся к нему. Он не открывает глаза, потому что думает, что его снова может стошнить, но улыбается, когда чувствует руку, скользящую по его волосам. Пальцы нежно задевают его висок, а затем рука опускается вниз, чтобы погладить его щеку. – Ты как? – Я идеален, Мик. Над ним, Микки смеется. Это слабый смешок с оттенком страха и беспокойства. – Да иди ты, мужик, знаешь же, что я имел в виду. Думаешь, сможешь пойти в кровать или проведешь ночь здесь? Йен раздумывает над вариантами. Затем волна тошноты ударяет так сильно, что он поднимается и обнимает унитаз, пока рвота, поднимаясь, выжигает себе путь наружу. Микки кладет руку Йену между лопаток и успокаивающими круговыми движениями потирает спину. Это заставляет живот Йена сжаться совсем по-другому. Он садится и вытирает рот тыльной стороной ладони, мечтая о том, чтобы он мог избавиться от вкуса, который к этому моменту, возможно, навсегда останется на его языке. Он мечтает о том, чтобы он мог избавиться от таблеток, но затем вспоминает Монику, себя, альтернативу. – Я просто полежу здесь, – бормочет он, опускаясь на пол. – Иди сюда, – говорит Микки. Он помещает свою руку Йену под голову и поднимает ее отдохнуть на своем бедре. Йен растворяется в этом тепле и устраивает голову поудобнее. Холодная рука Микки отдыхает на его лбу. – Господи, это потрясающе, – выдыхает Йен, накрывая руку Микки своей. Микки пробегает другой рукой по волосам Йена и согласно мычит в ответ. -- Он не говорит о «после», о периоде, когда его мысли пролетали мимо него, и он совершал поступки, о которых, пожалуй, будет жалеть до конца своей жизни. Он не говорит об этом, потому что не может. Слова застревают в горле, а голову заполняют воспоминания, которые кажутся такими сюрреалистичными, и ему отвратительна та версия себя, которая, безусловно, и есть он. Так что он не говорит об этом, но никто и не спрашивает. -- Он рассматривает трещины на потолке, тяжело моргает несколько раз, пытается забыть. Он знает, что мозг не перестанет работать, пока оранжевые лучи солнца не заберутся в комнату через окно. Он уже привык к тому, что обманывать себя больше не получается. Иногда он заставляет Микки не спать просто для того, чтобы ему не приходилось быть в одиночестве, но он всегда маскирует просьбу еблей. Они занимаются и этим, но он знает, что Микки знает обо всем. Они вставляют пиратские диски с фильмами в DVD-плеер, и Йен жалуется, что все они херового кам-риповского качества, а Микки ударяет его по бедру и говорит заткнуться нахуй, а еще не быть таким придирчивым. Йен смеется и устраивается на диване – рука прижимается к Микки – и потягивает пиво. На середине просмотра Микки скрутит косяк, и они будут передавать его туда-сюда, а Йен будет чувствовать, как с его плеч спадает груз – по одному плохому воспоминанию за раз, пока все, о чем он сможет думать будет то, что Микки рядом и по какой-то причине они еще не целуются. Это клише, дурачиться, пока смотришь фильм, но Йен влюблен в каждое мгновение. Он любит, как Микки оборачивает ноги вокруг бедер Йена, любит, как его руки сцепляются в замок на шее Йена, любит жесткое трение между их членами в контрасте с воздушной мягкостью их губ, двигающихся вместе. Боже, по ощущением секс с Микки шокирующе реален, но поцелуи кажутся грезами. Он всегда убеждается, что он достаточно трезв для таких моментов. Ему нужно запечатлеть их в памяти: каждый поцелуй, который Микки оставляет на его шее и под челюстью, ощущение руки Микки, скользящей в боксеры Йена и медленно отдрачивающей ему, то, как глаза Микки не покидают его все это время. На его лице всегда это выражение – Йен не смог бы его описать – он просто знает, что оно заставляет чувствовать себя так, будто он парит. Самый настоящий кайф. -- – Все в порядке, – шепчет Микки в его шею – его пальцы нежно пробегают по позвоночнику Йена: вверх-вниз. – Ты в порядке. Все хорошо. Йен не знает, как объяснить, насколько далеко это от правды… не знает даже, как открыть рот и произнести слова. Вместо этого он приглушает кулаком очередной всхлип и крепко зажмуривается, надеясь, что скоро он прекратит плакать и просто уснет. Может быть, он проснется и будет чувствовать себя по-другому, лучше, когда на передний план выйдет какая-нибудь недостижимая эмоция, которая заставит его забыть то, как он чувствует себя сейчас. Было время, когда Микки мог все исправить, но сейчас все иначе. – Йен, – говорит Микки, и это не вопрос, это не утверждение. Это то, что есть. Его имя, простирающееся в темноте между ними, обозначая все и ничего и заставляя Йена прикусить большой палец. Он думает, что чувствует кровь. Когда его голова переполнена мыслями, которые он не может осознать, мыслями, которые пеленой окутывают его мозг, только чтобы потом исчезнуть, всегда есть одна постоянная, всегда есть Микки. Его разум переигрывает каждый момент: грязные улыбки, маты, стоны, касания пальцев, когда они делят косяк, ленивые разговоры ни о чем. А затем недели тишины и гнева, когда Микки не знает, что сказать, а Йену просто нужен кто-то, кто скажет, что все не разваливается на части. Если это время и научило его чему-то, то тому, что Йен любит его даже тогда, когда ломается сам. -- Под рукой всегда есть более важные проблемы. Возвращение Лиама, попытки не потерять дом, выигрыш Фионой дела об опеке, чтобы они все могли вернуться домой. Йен бросается в эти проблемы с головой, потому что знает, как расставлять приоритеты. Иногда, когда везет, ему удается потеряться в хаосе и забыть о синяках на его лице, и тех, что покрывают его ребра, и тех, что спрятаны где-то глубоко в нем. Но в перерыве между разговорами, когда комната на редкое мгновение затихает, Йен чувствует слова, вертящиеся на его языке. И на секунду он больше не может притвориться, что он в порядке. Никто, блядь, не в порядке, но и его это касается. И это должно волновать тех, кто утверждает, что им не все равно. Так что он открывает рот, но то же делают все остальные, и он тонет в шуме. Он медленно смыкает губы, откидывается назад и слушает. Отмахивается от этого, потому что ничего страшного. Йен никогда не был тем, кто перекрикивает толпу. -- – Это навсегда? – роняет Йен в тишину между ними. Микки крепче сжимает руку Йена. Для ответа этого достаточно.