«Позаботься о них…»

Парень делает несколько неуверенных шагов в сторону двери. Ручка не поддается сразу, и ему приходиться приложить усилие, чтобы деревянная преграда поддалась и пропустила его в помещение. От открывшейся двери по комнате прошел легкий ветерок, всколыхнувший пыль, лежащую у порога. Неприятное ощущение в груди заставило Нацу немного повременить с заходом. Все же зайти сейчас, после стольких лет слишком сложно. Давящая боль в области сердца намекает, что слишком рано, что нужно уйти. Еще не время. Но Нацу не двигается. Вдыхает пыльный воздух. Наполняет легкие столь спасительным и в то же время губительным кислородом. Видно хозяйка недавно проветривала, хотя недавно громко сказано. Может неделю, может месяц назад. Шторы плотно задернуты, и в комнате царит полумрак. За окном медленно садится солнце. Нацу не знает, почему он здесь. Просто ни с того ни с сего возникло непреодолимое желание проверить еще раз. Убедиться в том… в прочем, не важно. Он уже все видит. На ковре еще блестят тусклые полоски света, что пробиваются сквозь тонкую полоску между шторами. Неприятно. Хочется подойти, раскрыть штору и, наконец, сдернуть эту пелену жуткой загадочности, что поселилась тут давно. Саламандр делает шаг вперед. Повсюду, сколько хватает взгляда, видна давно залежавшаяся пыль. Видно до уборки никому и дела нет. Вот и пускай, Нацу сам бы не позволил. Мало ли вещи окажутся не на своем месте. А ведь хозяйка комнаты будет не в восторге, если ее вещи будут лежать не там, где она их оставила. Перед глазами убийцы драконов встает, словно ожившая картина, момент, когда белокурая волшебница пытается объяснить ему, что косметика - это не предмет для рисования, и если Нацу так хочет почувствовать себя художником, то пусть приобретет себе карандаши или краски в ближайшей лавке. Ну или, на крайний случай, попросит у Ридуса. Он добр и не пожалеет немного. Драгнил моргает, и ведение тут же рассеивается. Теперь перед его глазами стоит только сильно запыленный стол, заваленный бумагами, книгами и прочей бумагой. На пожелтевших листах еще виднеется косой подчерк владелицы. Перо и чернила аккуратно убраны наверх и прикрыты какой-то плюшевой игрушкой. Наверное, от него, Нацу, прятала, чтобы не разлил на столь драгоценную рукопись. И вновь ее лик, перебирающий листы и беззлобно ворчащий, что если Нацу еще раз попытается прочитать рассказ раньше времени, то она заколотит гвоздями окно, и тогда уж убийца драконов никогда в жизни не попадет в ее квартиру. Глупышка, если дверь закрыта на ключ - это не значит, что Нацу не сможет ее открыть. На лице парня появляется не свойственная ему горькая усмешка. На языке чувствуется вкус горечи и обиды. Проведя пальцами по столу, парень чувствует, как под ними неприятно липнет серая пыль. Слишком грязно. Она бы такого не позволила. Как-то Нацу довелось застать ее за уборкой. Впервые он, наверное, увидел, как волшебница может быть в гневе и при этом так очаровательно выглядеть. Все же ей идут забранные наверх волосы и перепачканный в пыли передник. И в тот вечер Нацу сам помогал перетаскивать мебель, чтобы в комнате была идеальная чистота. А уж вкус пирога, которым потом его угостила хозяйка, до сих пор чувствуется на языке, стоит лишь вспомнить. Парень садится за стол, при этом смахивая рукавом пыль со столешницы. Он отодвигает ящики и вытаскивает оттуда немного смявшиеся от сырости, но так аккуратно упакованные письма. Письма, которые никогда не дойду до адресата. Получателем значится: «Лейла Хартфилия» Тяжелый вздох опять поднимает пыль, и парень чихает. И он заставляет себя поверить в то, что сейчас не слышал обеспокоенного голоса, спрашивающего, не простыл ли он и что он такой, непутевый опять ходит лишь в жилетке и в шарфе, даже когда на улице совсем не теплая погода. Проведя пальцами по бумаге, он аккуратно распечатывает конверт и достает аккуратно сложенный вдвое листок. Судя по дате, самое первое письмо. Такой тонкий и аккуратный подчерк. Драгнил начинает вчитываться в строчки истории, написанной не им, а руками белокурой волшебницы. Словно видит, как она сидит, окуная перо в чернильницу, и выводит косым подчерком букву за буквой, рассказывая историю за историей. Ведая об эксгибиционисте, железной леди и непутевом драконе. Нацу читает строчку за строчкой, будто надеясь найти ответы на каждый из своих давно накопившихся вопросов. Он вытаскивает листы, прочитывает их, вникая в суть, и вновь складывает назад. На всякий случай. Становится уже совсем темно, и парень позволяет себе зажечь небольшой огонек. И вновь убеждает себя, что ему всего лишь послышалось, как она пригрозила ему лишить его десерта, если он будет зажигать костер в камине таким экстремальным способом. Действительно, «Кулак огненного дракона» - не самая лучшая идея. Но сейчас Саламандр зажигает всего лишь одну маленько свечу, так кстати оказавшуюся совсем неподалеку. Он вчитывается в текст, при этом перед его глазами, словно кадры из фильма, проносятся эти же самые моменты. И он понимает, она же замечала так много, видела то, что не подвластно другим. Он читает о том, как она заметила, как Леви косит взгляд на Гажила, а тот, заметив это, лишь усерднее начинает поглощать, так любезно поднесенные Мирой, гвозди. Она пишет о том, как видела, что Эльза умеет плакать, но лишь в присутствии Каны и трех бочек вина. Но об этом ей лучше не говорить. Рассказывает о том, как Грей пытается бросить курить, потому что Джубии не нравится запах сигарет. Но ей лучше об этом не знать, а то мало ли что еще подумает. Говорит о том, как Эвергрин попросила ее помочь выбрать платье. Вечернее. Но зачем не говорит, хотя взгляды в сторону главного мужика гильдии наводят на определенные мысли. Она пишет много. И подробно. Пересказывает каждый день, будто боится забыть все то, что с ней происходит. Стопка прочитанных писем все увеличивается, а время уже идет к рассвету. Свеча уже почти догорела, и ее маленький огонек все еще пытается освещать заваленный стол. Но драгослееры никогда не жаловались на зрение, так что Нацу продолжает читать, вникая в водовороты событий. И вот уже рука тянется к последнему письму. «… Не знаю, что из этого выйдет, но наша гильдия же самая лучшая. Верно!? Мам, ты самое главное не волнуйся, я уверена, что мы победим. Эльза никому не проиграет с ее-то оружием и волей к победе. А Грей уж тем более, потому что тогда Нацу будет обзывать его Ледышкой очень и очень долгое время. А Нацу… Конечно Нацу всех победит! Это же Нацу…» И парню совсем не кажется, что сначала она хотела написать что-то другое. «… Леви-чан сказала, что игры длятся неделю, так что следующее письмо я напишу когда мы закончим. Ты не беспокойся, я напишу все-все-все. Обязательно в подробностях. Расскажу обо всем, что видела, слышала или сама говорила. Пожелай нам удачи, Мамочка. С любовью, Люси». Нацу откладывает письмо. Ему хватает нескольких секунд осознать, что по его щекам катятся непрошенные, соленые слезы. Кто же знал, что та, кто писала эти письма, уже не вернется. Уже не сядет за стол, притянув чернильницу поближе, не проведет пером по листу бумаги. Да и вообще никогда больше не переступит порог этой комнаты. Нацу видит, как за окном поднимается солнце. И в его ушах все еще звучит ее последняя просьба. «Позаботься о них…»