Никчемность

Кажется, она уснула. Так и не дождавшись положенной еды ее во истину спичечной фигуре, она заснула под громкие звуки какой-то там программы, даже не удосужившись лечь на диван нормально. Просто откинула голову на спинку, отложив очки в сторону и даже не попытавшись прибрать разметавшиеся повсюду длинные волосы. Наверно, ей опять снились сны. Наверно, даже хорошие — она сама как-то шепнула, что именно в его доме ее не пугают ни страшная зыбучая Пустыня, ни злобный Инквизитор, ни даже Кобуци. Игорь ей, ясно дело, не поверил. В квартире Ловца впору было только вздрагивать от постоянных незваных гостей (вернее, одного конкретного гостя) и просыпаться ночью едва ли не с криком от кошмаров. Первое время он просыпался. Конечно, не с криком, он же мужчина. Келдыш, только взявший пульт от телевизора — надо выключить эту программу, кому как не ему знать, что Мортимер ненавидит насилие над животными, а тут целый дикий мир и охота на антилоп — заметил, как сильно она дрожит. Нужно принести одеяло. Хоть как-то оградить от того, что с ней происходит. И хотя куратор понимал, что тонкое одеяло никак не способно защитить девчонку, в чьих руках вдруг оказалась вся (или почти вся) сила мира, он все равно хотел помочь хоть как-то. Доказать, что он не тот же Вуд — он не только забирает, вопреки словам Анжелики. Он может и давать /от нелепости своих же слов захотелось побиться об стену/. Дрожь усиливалась, как будто бы предупреждая. За окном как назло было тихо и спокойно. Ни бури тебе, ни тяжелого ливня, бьющего по крышам, только яркое весеннее солнце, под палением которого таят остатки снега… Именно так Келдыш понял, что с Мортимер что-то не то. Она больше не дрожала. Казалось, время замерло — или это он один не шевелился? Его подопечная лежала тихо-мирно, была еще бледнее, чем обычно (а вдруг ее вампир укусил? Надо будет поговорить с Борисом на эту тему) и совершенно не желала просыпаться. — Эй, Мортимер… — потормошил за плечо. — Мортимер, или, как вас там… Мориарти! Агата! Агата Мортимер, то есть, конечно, Агата Мориарти, не дышала. И когда он надавил на пульс, мужчина понял, почему. — Мортимер! Казалось, он был заплутавшим мальчишкой, который никак не мог смириться с потерей игрушки. Разница была лишь в том, что он давным давно не был мальчишкой, а она даже близко не тянула на красивую куклу. Скорее, «объект». Да, точно. «Объект Мортимер». Девчонка, на которую свалилось слишком много и к которой он каким-то образом умудрился привязаться (та ночь после нападения вампиров все еще дает о себе знать), прямо сейчас умерла/умирала в его собственной квартире на его же диване. И великий Черный Ловец совсем ничего не мог с этим сделать.

***

— Не боись, Игорян. Все с твоей красавицей в порядке будет. Она жива, — Борис хлопает его по плечу. Как-то… сочувственно, что ли? Хотелось все отрицать, не будь он Ловец Игорь Келдыш, но она действительно была его. И она действительно была красавицей. Хотелось отнять дрожащую руку от ее груди, чтобы только не слышать гулкие удары ее сердца. Сердца, которое еще пять минут назад никак не давало о себе знать. Тело не слушалось. Бывшая ученица просыпалась долго, глотая ртом воздух и пытаясь сказать хоть слово. Он соприкасался кольцом с ее пальцами. Куратор знал, что ей снилась Пустыня, которая засасывала ее все глубже и глубже во тьму. Так не должно быть. Только не в его доме. Он крепко сжал ее ладонь своей и отпустил. Позволивший себе лишнего мужчина снова возвращался к привычному образу слегка язвительного мрачного куратора. Она глядела на него устало, сонливо. Легкое касание тонкими бледными пальцами. Змейка на его… на их крисе слегка шевелится и отливает золотистым. Зачем вы?.. Зачем что? Зачем не дал уснуть, зачем разбудил, зачем не позволил утянуть в окончательную и беспробудную тьму? Да он и сам понятия не имеет. Просто так должно быть правильно. Просто в один момент дочка его врагов стала тем, без кого, казалось, он скоро не сможет дышать. Ты такой идиот, Ловец. — Я вас ненавижу. Вслух она это произнесла или мысленно? И не поймешь уже. Он Они слишком запутались. Келдыш ухмыляется, хотелось обычно, а получается как всегда, язвительно и скорее всего неприятно — и выходит из комнаты совершенно молча, оставляя единственного, кому он доверял, наедине с взбалмошной девчонкой. Из него на самом деле никчемный куратор. Наверное, худший в истории. Пусть ненавидит, так даже полезнее. Главное, что жива.