***
Подмяв под локти миниатюрную подушку, сшитую миссис Хадсон, Джон отхлебывает из кружки терпкий горький чай и вбивает в поисковой запрос необходимые ему словосочетания. Если ты чего-то не знаешь — необходимо открывать вкладку Гугла, — почти как закон современности. С учетом того, что у Джона неподалеку, задрав ноги на подлокотники и кидая остро заточенные ножи в стену, находится персонификация Гугла во всей красе, спрашивать у него нет никакого желания. Тут два варианта — либо проигнорирует, либо чересчур увлечется и начнет выкладывать то, что совершенно не нужно, пока не засунет как можно больше непонятных терминов. «Человечество с каждым днем вирус поражает все больше и больше, и, не смотря на исключительную редкость и маловероятность, есть достаточно много открытых случаев заболевания». Джон берет ручку и закусывает колпачок, сосредоточенно пролистывая медицинский блог. Его сейчас интересует абсолютно все — от признаков, первых и последующих за ними, до лечения. Огонек интереса, вспыхнувший в нем немногими часами ранее, немного гаснет из-за изученности японскими медиками столь поразительной и нечастой болезни, но все равно удерживает на нужных открытых вкладках чуточку дольше, чем нужно. Пальцы отстукивают по клавиатуре размеренный ритм, выбивая «Ха-на-ха-ки» и пуская интернет в скоростной поиск. Он убирает ручку и еще раз отхлебывает постепенно остывающий напиток, переходя на страницу картинок. Перед ним — похожие по консистенции и цвету рвотные массы, которые различаются лишь видом цветов. У каждого из больных он разный, и, судя по всему, в той или иной степени соответствуют характеру безответно возлюбленного, если хотя бы немного разбираться в флюрографике. — Джон, вам бы поспать, — миссис Хадсон проходит мимо, сметая со стола нагромождение из немытых чашек. — Шерлок уже лег, судя по всему, — она хмурится и облокачивается бедром о край столешницы, задумчиво посмотрев наверх. — По крайней мере, он перестал метать ножи в стенку, остальное меня мало волнует. — А сколько времени? — Джон придерживает ноутбук на коленках и заглядывает в левый край монитора, где высвечивается без пятнадцати два ночи. — А вы почему так поздно бодрствуете? — Попробуй тут задремать, когда наверху стуки раздаются каждые пять минут. Я ходила проверять Шерлока, почему-то казалось, что он решил увлечься строительством и разделить комнату на две части. — Неужели он меня так сторонится? — Джон усмехается уголками губ и давит в себе глубокий зевок. — Я скажу ему насчет стены. — Уж пожалуйста, — она кивает. — Мне, конечно, все равно, но ремонтом заниматься раз в месяц я не намерена. Уж лучше бы он правда занялся строительством. Подхватив из рук Джона еще один опустошенный стакан, она выходит из комнаты на кухню и включает кран. До сознания доктора доносятся стуки посуды друг о друга и звуки плавно и размеренно текущей воды. Запустив пятерню в жестковатые русые волосы, Джон откладывает компьютер в сторону и все же решает пойти и попробовать вздремнуть, в конечном итоге, ему совсем не ясно, какими непредсказуемыми делами обернется завтрашний день.***
Он встречает Сару в больнице. Сара невзрачная на вид, слегка сальные каштановые волосы собраны в невысокий топорщащийся хвост с петухами по макушке. Она не пользуется косметикой, не выглядит сногсшибательно или вообще как-то способной удержать на себе внимание подольше, но с ней комфортно. Джону нравится проводить с ней время, его привлекает ее размеренная речь и мелкие, но придающие очарования манеры, и именно по этой причине он решает позвать ее на свидание. Ведь так оно и должно быть — тебе нравится человек, и ты стараешься проводить с ним время. Ты держишься за него, присматриваешься к его характеру и разномастным чертам. У человека должен быть рядом человек, предпочтительно противоположного пола (не то чтобы Джон был ярым гомофобом). И Сара Сойер почти на девяносто процентов подходит под описание спутника для его жизни. У Сары вечно ледяные руки, которые она кутает в вязаные шарфы и пончо, забавная улыбка и действительно смешные, хотя и редкие, шутки. Она сидит напротив него и изучает меню с потупленным видом, перелистывает глянцевые страницы и хмурит тонкие не тронутые карандашом брови. — Ничего не приглянулось? — Джон откашливается и пододвигает к себе стакан с минеральной водой, постукивая коротковатым пальцем по поверхности. — Какое-то оно все неаппетитное, — Сара кривит губы. — Я бы скорее съела пиццу в противоположной закусочной, чем давилась этими свиными отбивными со всякими сложно выговариваемыми соусами. Джон улыбается и чувствует в районе чуть выше груди какое-то клокотание. Поверхность глотки что-то неприятно, давяще щекочет, вырываясь наружу глухими позывами. Он откашливает и просит прощения, резко вскакивая из-за стола и направляясь в сторону туалета, который ему показали мимо проходившие официанты. Из двух кабинок одна, слава богу, оказывается свободной, и Джон быстро закрывает за собой дверь, наклоняясь над унитазом. Горло нещадно раздирает, стенки будто царапает что-то изнутри, заставляя хвататься за шею и вытирать влагу с краев глаз. Джон заходится приступом кашля и выхаркивает на пол вязкую мокроту. И цветы. Джон распахивает глаза и приглядывается внимательнее, но даже после минутного изучения морок не пропадает — перед ним валяются испачканные в слизистом выделении цветы светло-голубого оттенка, с больными отваливающимися от центра лепестками и частью зеленых побегов. Руки слегка потрясывает, а с краев губ стекает слюна, которую он тут же вытирает тыльной стороной ладони. — Черт, — ругается он, отрывая от наполовину использованного рулона кусок туалетной бумаги. — Черт-черт-черт. «Ханахаки передается через зараженного к другому человеку путем кратковременного контакта с цветами или их непосредственными частями. Зарегистрированы исключительные случаи воздушно-капельного пути. Те, у кого прямые родственники болеют/переболели вирусом, автоматически попадают в красную группу риска». — Черт, — Джон, наплевав на бактерии и явную антисанитарию, садится на колени и вытирает жидкость с пола, попутно сгребая и раскурочивая цветы. Их немного, пара-тройка штук, но в блоге говорилось о том, что это начальные признаки, когда пациент порой и не осознает свою влюбленность или попусту ее отрицает, как что-то не зависящее от заболевания. Джон — пациент. Джон толком не знает, почему так произошло, потому что Сара испытывает к нему симпатию тоже. Шаги Сары в его сторону — разве не самый явный признак взаимности? Сара… почему? Джон опускает крышку и присаживается, хватаясь за голову. Он не влюблен в Сару до потери пульса и бреда, он не замирает каждый раз, как ее видит, он не гоняется за ней — боже, ему просто удобно. Он давно не был с женщинами и просто увлекся вариантом, попавшимся ему на дороге. Это же… это не достойно ханахаки. Становится трудно дышать. Джон перебирает в голове какие-то обрывочные щекотливые мысли, пытаясь рассредоточить их по полочкам и привести себя в порядок, ведь ему еще показываться на глаза полупустому залу ресторана. Руки проводят по коротко остриженному затылку, перебирают волоски, до потемнения во взгляде сжимают голову. — В качестве осложнений наблюдается заторможенность и тяжелая проходимость дыхания, головные боли, учащенное сердцебиение, депрессия, пассивность ко всему происходящему, — Джон цитирует строки из статьи и кусает обветренные губы. — Лечение или вмешательство медицины не дает абсолютно никаких результатов. — Вы закончили? — раздается стук по двери, и Джон резко соскакивает, поправляя прическу. — Да-да, и-извините, — он открывает дверь и впускает в кабинку ворчащего полного мужчину, поспешив ретироваться с его пути и подойти к раковине. Джон смотрит на себя в отражении и проводит пальцами по синякам под глазами, рассматривая каждую едва заметную и неглубокую морщинку. Взгляд слегка потухший, больной, кожа приобрела бледный оттенок, горло продолжает саднить. Выполоскав рот проточной водой, помыв руки и одернув край рубашки, он выходит из туалета и направляется к столику, где оставил Сару. Девушка скучающе наблюдает за бегающими туда-сюда официантами, посматривает на часы и допивает газировку, находясь не в самом благоприятном расположении духа. Когда Джон подходит и присаживается за свой стул, она слегка оживляется. — Хэй, все в порядке? — она берет его ладонь в свою и хмурится, когда Ватсон резко ее выдергивает. — Да-да, определенно, — Джон выдерживает паузу и глубоко вдыхает, спрятав руки в карманах джинсовых брюк. — Ты, кажется, хотела поесть пиццы? Давай уйдем отсюда?***
Это продолжается еще пару дней. Джон практически ежечасно выхаркивает в геометрической прогрессии растущее количество цветов, находит их в кружках, на своей подушке после сна, они застревают в гортани и мешают есть. Голод и нежелание принимать пищу раскрываются во всей своей красе. Он решает остаться дома и не выходить даже из собственной комнаты. Обеспокоенная его состоянием миссис Хадсон пытается выйти с ним на контакт, чтобы выведать причины появления болезни (а судя по его растормошенному виду, Джон явно болеет), но на каждое слово Джон лишь отмахивается и пытается побыстрее уйти в место, недоступное для ее чутких глаз. — Вам надо поспать, милый, вы совсем дурно выглядите, — она гладит его по плечам морщинистыми мягкими руками. — Нельзя так себя запускать. Давайте я вызову врача. «Ханахаки целиком излечивается лишь в случае взаимной влюбленности, т.е. объект-вина вируса должен полюбить в ответ. До той поры, пока это не произойдет, состояние больного не зависит от принимаемых таблеток и/или всевозможных медикаментов. Любые попытки справиться с помощью науки/медицины терпят фиаско» — Я думаю, это все из-за бессонницы, — Джон принимает из рук Хадсон чашку с теплым бульоном и легким кивком благодарит ее. — Вы вообще спите? — Да, конечно, — он берет алюминиевую ложку со стола. — Я поем у себя в комнате, если вы будете не против. — Как скажете, — она дает ему тарелку с нарезанным хлебом и пару вареных луковиц непонятно зачем, а потом оборачивается на сидящего напротив Шерлока и укоризненно супит брови. — Шерлок, вам бы поинтересоваться состоянием своего напарника. Джон уходит из комнаты, ощущая очередной приступ, по определению обязанный случиться вот-вот, поэтому часть разговора ускользает от него, но ответ Шерлока ему слышен четко и ясно. — А что с ним? Джон поджимает губы. Действительно. Действительно, черт бы его побрал. За это время Джон принял звонки от коллег, от Сары, тысячу раз отоврался от настойчивости Хадсон, но вот что не припоминает, так это вопросов Шерлока. Их не было, как, в принципе, и его рядом. Это бесило. В представлении Джона — нормальном представлении среднестатистического человека, способного испытывать хоть что-то, — людям свойственно проявлять беспокойство к другим. Люди проявляют его к тем, кто им небезразличен, люди заботятся друг о друге, когда им плохо. Было ли Джону плохо? Определенно. Помимо множества физических неудобств, причиняемых вирусом, он чувствует себя просто омерзительно, осознавая истинную природу этого явления. Любовь и ее ответвления не то чтобы являются центром его мироздания, но очень важны — как и остальные, ему хочется ощущать себя важным для кого-то. За всю жизнь он испытывал влечение к немногому количеству девушек, но любое воспоминание было приятным. Потому что любое воспоминание о ком бы то ни было не заканчивается заморской болезнью, поражающей дыхательные пути. Джон все еще ломает голову в попытках осознать, кто причиняет ему такую боль, хотя и не осознанно. После пары разговоров с Сарой он понимает, что едва ли готов видеть ее рядом в качестве жены, да и она уже не отвечает с таким ярым энтузиазмом — можно сказать, что они перегорели, но это будет неверным толкованием, потому что они даже не зажигались. Он отставляет тарелку с дымящимся блюдом на коридорную деревянную тумбочку. Окружение Джона ничтожно мало и составляет раз-два и обчелся. Окружение Джона не подходит под его стандарты. Окружение Джона последние месяцы крутится вокруг одного человека, который сейчас совершенно спокойно продолжает пережевывать приготовленное миссис Хадсон печенье. Окружение Джона… Ватсон дотрагивается до ручки ванной комнаты и замирает в наполовину исполненном движении. Осознание — или понимание, судя по ситуации, — сопровождается очередным порывом побыстрее наклониться и вырвать всю эту дрянь из себя. Его цветы — дельфиниум голубого цвета. Полураспадающиеся, полураскрытые колосья ярких оттенков. Джон вытирает губы полотенцем и выкидывает цветы в мусорное ведро, чтобы не засорить систему, а потом уходит к себе, чтобы пробежаться взглядом по блогам, посвященным флюрографике — опуститься до такого бреда, боже. Единственная пришедшая в голову мысль кажется настолько же бредовой, насколько болезнь целиком. Шерлок — неотъемлемая часть его жизни, лучший друг и человек, хоть и весьма нетипичный, но все же просто прекрасный. К Шерлоку хоть и есть претензии — ну, их уйма, — но он все-таки чрезвычайно дорог Ватсону. Едва ли он был близок с кем-то настолько… Настолько близок. Джон берет компьютер на руки и на секунду тормозит, думая о том, чтобы спуститься обратно — он забыл внизу суп, да и сидеть все время в комнате тоже не дело — лишь вызовешь еще больше вопросов (естественно, не от Холмса). Все-таки приняв последнюю мелькнувшую мысль, он возвращается на кухню, оставляет ноутбук и приносит суп. Миссис Хадсон внимательно наблюдает за его немного бестолковыми и неловкими действиями, а потом лишь отмахивается и продолжает напевать что-то под нос, снимая с плиты горячий чайник. Джон устраивается на мягком кухонном стуле, открывает поисковую вкладку в программе и заходит на цветочный форум. Перед глазами мелькают ярко оформленные страницы с многочисленным списком всевозможных видов знакомых и не очень растений. Помешав бульон, он доходит до нужного ему и наклоняет монитор, быстро читая между строк. — Как Мари? Джон хмыкает на прервавший его дела голос и искоса смотрит на Шерлока, чтобы убедиться в том, что вопрос принадлежит и исходил именно от него. Холмс продолжает пить чай и смотреть утреннюю сводку газет, даже не повернув головы в его сторону. — Ее зовут Са… — Имя Мари ей больше подходит, — Шерлок приподнимает брови от особенно глубоко глотка чая и давится, заходясь кашлем. — Мы с ней расстались после первой ночи, — Джон осматривает быстро пришедшего в себя друга, инертно дернувшись на месте. — Я откуплюсь фразой «Не сошлись характерами». — Слишком скучно для тебя, — он откладывает газету на край стола и берет чайную ложечку, задевая ребром ладони руку Ватсона. — На свете есть чуть более ста тысяч видоизмененных причин, которыми можно оправдаться от назойливых и докучающих соседов по квартире, а ты выбираешь самое примитивное. Слишком скучно. Джон замирает, пропуская мимо красноречивую тираду, и сглатывает, ощущая что-то резкое. Он опускает взгляд на свою не шевельнувшуюся ладонь, и ему хочется не то рассмеяться, не то шокироваться необычной констатацией факта. Ладонь Шерлока… теплая. Нет, конечно, у людей бывают (и в подавляющем большинстве так и есть) теплые и горячие руки, потому что — господи, как примитивно — перегон крови, но почему-то в сознании Ватсона Шерлок и все принадлежащие ему конечности априори холодные. Ледяные, которых коснуться почти до ожога. Но она… не такая. Шерлок продолжает о чем-то распаляться, гоняя остатки чая по фарфоровой чашке, а затем оборачивается и внимательно рассматривает его прищуренными светлыми глазами, пока Джон пытается убрать заглушку и вникнуть в тему диалога. Это удается плохо, потому что в горле поднимается знакомое клокотание, и он вскакивает с места, чуть не опрокинув стул.***
Если у кого-то что бы то ни было начинается с мерзкого звонка будильника, переезда в другой город или новых лиц в окружении, то у Джона все началось с рук Шерлока. Буквально началось и кончилось, потому что Джон в последующие дни не понимал, что случилось и пошло не так и по какой конкретно причине все его внимание сконцентрировалось на одном человеке. Нет, он думал о Холмсе двадцать четыре на семь, и прологом к почти всем его рассказам миссис Хадсон, Молли или той же Саре непременно служили фразы «А мы с Шерлоком…», «Однажды Шерлок…» и «У Шерлока было…», но в этот раз он думал о нем по-другому. Еще больше и не так, как привык. Вот вы, например, знали, что Шерлок заменяет кофе, который должен влиять на бодрость, молоком с фруктами? Теплым разогретым самолично молоком, парой кусочков очищенного яблока, целой клубникой и разрезанным на четыре части персиком, которые он промывает перед употреблением трижды. Шерлок бреется глубокой ночью и постоянно забывает закрыть крем, оставляя его на полке с рядом лежащей крышкой, но после, спустя полчаса, он возвращается и закручивает ее. У Шерлока приблизительно раз в два дня загорается желание непременно посмотреть телевизор, и, хотя в программы он не вникает, но просто перелистывает все каналы подряд и выключает его. У Шерлока чуть выше скулы бледный продолговатый шрам. Шерлок накладывает себе в тарелку всегда четное количество печенья и выпивает за вечер ровно две кружки чая с густыми сливками. Горлу Джона становится все хуже. Его раздирает изнутри, все чешется до такой степени, что хочется залезть туда пальцами и выкорчевать эту дрянь без остатка, лишь бы была гарантия прекращения болей и отвратительного желания поселиться в туалете. Он старается чаще спать и пытается впихивать как можно больше еды, чтобы хотя бы внешне выглядеть здоровым и заглушить вечное ноющее чувство голода от недостатка пищи. Джон тщетно отыскивает любые зацепки в интернете, пытаясь собрать воедино картину вируса, но почти все блоги случайных людей составляют описания болезни и никакого намека на то, что это возможно вылечить без участия другого человека. Потому что Джон твердо знает, что другой человек с трудом может вообще причисляться к людям.***
После того, как на пол спальни упала практически целая кисть целиком раскрытых цветов, а Джон едва смог нормально отдышаться, он решается на отчаянный шаг. Он стучит в дверь не такой уж и знакомой квартиры неуверенно и с неким придыханием, где-то в глубине души надеясь, что ему не откроют, но к сожалению (или напротив) в коридоре слышатся приглушенные звукоизоляцией шаги. — Джон, — у Молли растрепаны волосы, а неуклюжие попытки запахнуть домашний халат кричат о том, что он ее разбудил. Или, судя по громоздким явно неженским ботинкам прямо у входа, и вовсе пришел не вовремя. — Вот уж не ожидала… — Я помешал, извини, — он спускается, — мне лучшe уйти. — Нет-нет, что ты, проходи, я просто немного растерялась, — Молли наконец удается завязать непослушный бархатный пояс, и она смущенно заглядывает ему за спину. — Шерлок не с тобой? — Н-нет, — Джон шумно сглатывает и мотает головой. — Я один. Хупер отодвигает ботинки в угол, немного замявшись, а потом приглашает его на кухню. В нос ударяет запах какой-то выпечки и чего-то слишком тяжелого, резко контрастирующего с обволакивающей приторностью. Джон снимает куртку и идет за ней. — Что-то случилось? — доносится мягкий, расслабленный голос. — Что-то по делу? С Шерлоком что-то? Джон входит в комнату и садится на стул, пока Молли вынимает из духовки противень с чем-то, судя по аромату, явно пригоревшим. Она шипит сквозь сжатые зубы и ставит противень на заранее застеленный толстой скатертью стол. — Опять не получилось, — Молли разочарованно вздыхает. — Вычитала на одном форуме рецепт черничного пирога, решила попробовать приготовить и позвать кого-нибудь попробовать, но что-то совсем плохая из меня хозяйка. Третий сгорает подчистую. — Ну, будь черника утопленником, а мука подстреленным в переулке, думаю, у тебя вышло бы лучше, — Джон трогает темную корочку сдобы и откашливается в кулак. — Извини, если обидел. Молли снимает розовые прихватки с рук и вешает их на деревянный крючок. — Нет, что ты. С трупами правда проще, чем с готовкой. По крайней мере, они не будут сгорать или не станут пересоленными, — она улыбается и присаживается напротив него, подпирая рукой щеку. — Так что случилось? Джон поджимает губы и нервно хрустит костяшками пальцев под столом. На самом деле прийти к Молли было поистине странной и, что уж греха таить, самой идиотской идеей за всю жизнь, но раз уж он здесь, то отпираться поздно. — Хана… что? — Молли непонимающе хлопает ресницами, ожидая четкого для ушей термина. — Ханахаки, — терпеливо повторяет Джон. — Японская чрезвычайно редкая болезнь, выявленная чуть менее пары десятков лет назад, передается при контакте человека с… В общем, не слышала? — Очень непривычно для восприятия, — Молли хмурит брови. — Вроде что-то такое мелькало, возможно, я не придала этому значение. Это как-то связано с преступлениями? Тебя Шерлок послал спросить? — Да причем тут вообще Шерлок! — Джон несдержанно разводит руки, а потом спохватывается на несвойственном ему поведении. — Черт, я… прости, я немного перенервничал. Да, это неразрывно связано с одним важным делом, можно сказать, порученным мне лично. Молли внимательно осматривает его и больше не решается задавать какие-либо вопросы. У ее гостя сильно измученный вид, не до конца выбритая щека и тщетные попытки скрыть громоздким свитером истощение. А еще явное нежелание говорить правду. Молли сначала хочет предложить помощь, но потом думает, что это больше обидит Джона, как доктора. Но он же по какой-то причине все же пришел к ней, не смотря на недомогание? Не продолжил перерывать интернет в тщетных или не очень поисках, не обратился к врачам в его знакомой клинике. Не спросил у Шерлока, судя по тому, что пришел к ней. — Слушай, я обязательно гляну у себя в книгах или еще где-нибудь, а потом перешлю информацию, хорошо? — Хупер достает нож и резко загоняет его в испорченный пирог. — Если отрезать сбоку, вроде вышло ничего, даже есть шанс не отравиться в скором времени. Ты будешь чай? — У меня нет аппетита. Нет, что ты, я бы обязательно попробовал твою стряпню, будь она хоть трижды сожжена и сварена, просто действительно не хочется. Можешь отрезать мне с собой, я поем, как будет настроение. — Ты слишком вежлив, это даже в рот брать нельзя, — Молли смеется и встает, чтобы выкинуть жалкую пародию на пирог в ведро.***
Джон заходит в комнату и первым делом замечает темный силуэт Шерлока у окна. Он сжимает тонкими паучьими пальцами небольшие края бетонного подоконника и разглядывает улицу сквозь сероватый полупрозрачный тюль. Джон ступает тихо и решает пойти поспать, пока тошнота спала, но его останавливает твердый шелковистый голос. — Ты болен. Ватсон затормаживает перед креслом и оборачивается, заинтересованно ожидая дальнейших слов собеседника. Не вопрос вовсе — голая констатация факта, утверждение, четкое, ничем не отличающаяся от всего остального, что когда-либо принадлежало Холмсу или им произносилось. Какая-то металлическая нотка в этой повисшей в воздухе фразе. — Вы как всегда на высоте, детектив, — Джон цепляется за край мягкой обивки кресла. — Это не обычная болезнь, — Шерлок оборачивается и подходит к нему. — Это не грипп и не простуда, не ветрянка, не отравление, не чума, не заражение, не рак, не лейкемия, не переохла… — Я понял, — Джон кивает. — Спасибо за перечисление нелепейших из всех возможных вариантов. — Первое, что пришло в голову, — Шерлок пожимает плечами. — Судя по тому, что ты разве что не ночуешь в любом месте, похожем хоть сколько-нибудь на туалет, перестал есть вместе с нами и есть вообще, если на то пошло, и у тебя постоянно… — Можно без этого анализа, прошу, — Джон выдыхает и закусывает край губы, борясь с желанием броситься к унитазу — вот тебе и поспал, называется. Шерлок замолкает. Они не прерывают зрительный контакт и внимательно смотрят друг на друга с пару десятков секунд до того момента, пока Шерлок не подходит еще ближе. На неполный шаг, на примерно пятнадцать сантиметров, сокращая расстояние между ними. У Джона перехватывает дыхание и слегка по-подростковому потеют ладони. Он крепче впивается ногтями в кресло и не смеет шевелиться, рассматривая лицо Шерлока ближе, чем когда-нибудь вообще было ему позволено. Шерлок сосредоточен и уверен в том, что делает, даже не подает виду и не изменяет своим эмоциям, в то время как Джону хочется провалиться сквозь землю или сесть. Прямо тут. Прямо на пол. Шерлок, будто почувствовав нарастающее напряжение, делает чуть меньше половины шага навстречу. В его глазах — ничего. Ни заинтересованности, ни удивления, ни азарта, ни искры задора, ни издевательства, ни хитрости, ни вида, что это часть какого-то определенного плана, — ни-че-го. С тем же самым взглядом он пьет чай, смотрит шоу, разговаривает с газетными вырезками и осматривает места аварий. И с тем же самым взглядом он обнимает Джона. Прижимает его к себе и крепко вцепляется в края неснятой куртки, неловко опускает одну руку чуть ниже спины и прислушивается к тому, что тараторит Ватсон, уткнувшийся носом в район его ключиц. Просто не успел отреагировать — да и когда тут успеешь. — Шерлок, что ты… — Вирус страны восходящего солнца, — шепчет сухим, слегка хриплым голосом Холмс. — Болезнь, поражающая впечатлительные до романтики умы своим определенным очарованием и долей возвышенности над обычным серым миром. — Но как… — Я нашел у тебя на подушке несколько лепестков дельфиниума и аккуратно сложил в книгу, чтобы впоследствии узнать их флюрографичную сущность. «Я буду твоей тенью» — писалось там. Ты говорил в эти дни со всеми, кроме меня, к тому же тот преступник, которого мы поймали и ранили, был влюблен в свою убитую девушку, а первую помощь оказывал ему именно ты, — Шерлок внимательно осматривает замершего от немого полувосхищения Джона и слегка улыбается. — Молли прислала тебе на компьютер информацию и передала, что лично займется выбором ресторана и букета. Джон слегка хмурится, а потом раскрывает рот в жесте несостоявшегося вопроса, но Шерлок одним едва заметным кивком головы его прерывает. — Ничего не могу обещать, потому что обещать глупо, опрометчиво и вообще подобное не для меня. Я постараюсь попробовать, — а затем целует джонову макушку. И самому Джону, кажется, становится намного легче.