мечтатели

// — Ты просто попробуй представить, что такое огонь! — говоришь ты, вертя в руках зажжённую спичку. — Это пламя, это горящий воздух. Люди не были людьми, пока не появился он. Ты хоть представляешь, что он для нас значит? Мы погибнем без него. Мы не сможем готовить пищу, мы просто замёрзнем, но он чертовски опасен. Он может спасти жизнь, а может забрать её. Он может согреть замёрзшего человека, а может поджечь тебя, и ты умрёшь. Ты держишь спичку. Ты зажёг огонь, дал ему жизнь, всего лишь чиркнув по коробке, совершив одно движение рукой. А сколько движений рукой ты совершаешь за день, год, жизнь? Сколько огней ты бы мог породить? Но вот, ты выдыхаешь и случайно его тушишь, убиваешь огонь, убиваешь того, кто может спасти, кого можно убить всего лишь выдохнув. А сколько раз ты выдыхаешь за день? За год? За жизнь? Сколько огней ты бы мог потушить? Всё просто. Огонь сделал из нас людей, огонь продолжает дарить и отнимать наши жизни. Любое божество является огнём в наших глазах, ведь оно способно ослепить. Я всегда отвечаю тебе на такие вопросы, но в своей голове, и ты это знаешь. Но, я всегда озвучиваю заключение: — Огонь и есть наша жизнь. А ты всегда озвучиваешь своё мнение: — Ты прав. — Газировка это так глупо. Мы могли бы спокойно обойтись без воды со вкусом винограда, из которой то и дело выпускается газ. Кому пришла эта тупая идея? Мы бы лучше жили без газировки. Я с тобой не согласен, Джерард. Не бывает ничего глупого в этом мире. Любая вещь не является плохой или хорошей, красивой или уродливой. Это всё до невероятности субъективно и не конструктивно, ведь каждый смотрит не только со своей собственной высоты опыта, но и со своего собственного угла обстоятельств. Ты никогда не сможешь говорить о бесполезности какой-либо вещи, ведь любая вещь, начиная с лекарства от рака заканчивая фантиком от конфеты, способна спасти человеку жизнь, представляешь? А также, газировка, как и любая другая вещь, способна создать свою собственную атмосферу, будь то тусовка подростков или встреча старых знакомых за охотой. — А я люблю газировку, — говорю я. — Ты отличаешься от меня, и это просто невероятно! — протягиваешь ты и обнимаешь меня. — А что будет дальше? — иногда ты задаёшь мне вопросы, на которые я вынужден ответить вслух. Твой голос часто дрожит, когда ты задаёшь их. — А дальше мы расстанемся, бросим курить, гулять по крышам и не спать ночами. Найдём себе жён, заведём котов и собак. Потом у нас появятся дети, возможно, даже близняшки. Но мы всё ещё будем любить друг друга. Твоя жена будет похожа на меня, моя — на тебя. Мы будем пытаться забыть друг о друге, выходить бессонными ночами на крышу, курить, думать друг о друге. Но ни в коем случае мы не будем видеться. Будем смотреть фото друг друга в социальных сетях, писать друг другу письма и сжигать их. Сжигать, чувствуя, как горят лепестки роз, добавленные в конверт, и курить, курить, курить на крыше. Потом возвращаться в спальню, видеть копию друг друга, но не чувствовать к ней ничего. Будем жить и страдать, похлеще чем сейчас. Будем страдать не по-детски, а по-взрослому, — мой ответ всегда должен быть правдив, не завися от того, озвучиваю я его или нет. Ты кладёшь голову мне на плечо, поднимаешь взгляд на дым, на фоне — ночное небо. — Возможно, мы расстанемся уже завтра, — заключение. — А возможно, никогда, — твоё мнение. Я не знаю кто ты для меня. Возможно, ты — огонь. Возможно — газировка. Возможно, ты — мой соулмейт. Возможно, мы завтра расстанемся, а возможно ты для меня важнее всей моей жизни. Ты спросил — я ответил. В своей голове, конечно же. — Я люблю тебя, Джерард, — заключение. — Я люблю тебя, Фрэнк, — твоё мнение.