Охотник и добыча

Ночь медленно опускалась на королевский замок. Леонхарт с потаенной улыбкой наблюдал, как Сарифэ устраивается на их ложе поудобнее, стараясь полностью укутаться его хвостом. И хотя в распоряжении королевской невесты были самые мягкие и теплые одеяла с подушками, она до сих пор предпочитала использовать его хвост, благо он был длинной практически с неё. Он поражался тому, насколько хрупка и уязвима она. Как и любой человек, Сарифэ была практически беспомощна. Ни когтей, ни клыков, ни защищающих тело чешуи или густого меха. Только на голове была белоснежная длинная шерстка. Но разве это защита?! Так почему же ему казалось, что в своей беспомощности она сильнее чем большинство его подданных? Почему её босые ножки казались ему более прочными, чем его собственные лапы? Откуда в этих слабых, практически не видящих в темноте, глазах, столько силы, что они могут прозревать саму душу Короля? Она была настолько в сути своей нага и раскрыта перед ним, что больше походила не на добычу, а на ловчую сеть, что опутала его с рогов и до кончика хвоста. И почему-то его это совсем не пугало. Глядя на сонную девушку, Лео с трудом сдержал горький смешок. Она дала ему имя. Никто никогда не давал ему имени, даже родители. А она дала. Леонхарт, "Храброе сердце". Но разве он храбр? Он смирился со своей судьбой, смирился с короной, что невыносимо давила на него своей ответственностью. Он держал подданных в стальной узде, зная, что малейшая слабина, и его сожрут. Каждое полнолуние он дрожал от страха и беспомощности, в ужасе ожидая, что в любой момент в его убежище ворвутся заговорщики, а он не сможет даже защититься. Как же он ненавидел себя в этот момент! А потом пришла она. Она приняла его таким, каким он был. Он с трудом стоял на ногах, а она обняла его, поддержала. И принесла печенье. И тогда, сидя рядом с ней, поедая это твердокаменное печенье и запивая его чаем, он впервые почувствовал, что ужас отступает. Прячется где-то в глубине подземелья, не смея нарушить столь идиллическое зрелище. С каким трудом ему тогда удалось сдержать себя и свою звериную сущность, и не сделать её своей полноценной женой! Здесь же, на каменном полу подземелья! Но он сумел ограничиться лишь прикосновением. Всё, что он себе тогда позволил, это только провести пальцами по её щеке, по подбородку, по губам... А она даже не поняла, в какой опасности находилась в тот момент! Его нежная, невинная Сарифэ. Нет, не его надо было назвать Леонхартом. С каждым днем его девочка становилась всё сильнее. Ради того, что бы быть достойной его и короны, что он бросил к её ногам. Она без колебаний принимала удары судьбы. Не пасовала перед испытаниями, которые ей уготовил Анубис. Пока Лео умирал от страха за неё, не имея даже возможности помочь, она смело смотрела опасности в лицо, игнорировала боль, и сражалась за него, за себя, за них обоих. По сути ей с самого начала ничего не надо было делать. Он бы её защитил, сделал бы королевой и без этих анубисовских испытаний. А любого, кто бы посмел усомниться в её праве на корону, он бы убил. Пара-тройка трупов, и никто из подданных не посмел бы и косо смотреть на королеву-человека! Но она не захотела пойти столь лёгким путем. Захотела завоевать сердца подданных сама. Как глупо... Как смело. Глядя на легкую улыбку, расцветающую на её лице, он думал, что же ей такое снится? Видит ли она во сне его, или же ей снятся посиделки с принцессой Амито? А может ей видятся эпизоды из детства? Эпизоды связанные с Ильёй? Скорее всего последнее. Видя, как Сарифэ переживает за этого человеческого мальчишку, Лео с трудом держал себя в руках. Ревность впивалась в него острыми когтями. А слова Анубиса о том, что "человек тянется к человеку" только подливали масло в огонь. Нет, он знал, что Сарифэ не бросит его ради друга детства. Знал. Но всё равно испытывал боль. Боль, от осознания, что на этой земле у неё есть ещё кто-то для неё дорогой. Человек, с которым у неё было столько общих воспоминаний. Вся её предыдущая жизнь была связана с этим мальчишкой. Лео не был слеп. Он видел, как сильно любил этот Илья Сарифэ. Видел, с какой нежностью и страстью смотрел он на неё. О, как он понимал его! Те слёзы облегчения, что полились из глаз мальчишки, когда тот увидел Сарифэ живой и невредимой, были близки ему. Окажись он в такой же ситуации, то он плакал бы так же. Как он его понимал. И как ненавидел. Если бы не Сарифэ, Лео бы давно разорвал этого дерзкого мальчишку на клочки. Только желание угодить ей, сдерживало его. Мальчишка был ей дорог. Если с ним что-нибудь случится, то это причинит ей боль. А страдающая Сарифэ это последнее, что Лео хотел бы видеть. Поэтому он не только не тронул Илью, но даже объявил своим гостем, и разместил во дворце со всеми удобствами. Леонхарт осторожно притянул крепко спящую девушку к себе, укрывая одеялом. Ничего страшного! Завтра он выставит этого мальчишку из дворца вон. Сарифэ уже смирилась с тем, что больше не увидит его, а уж Лео приложит все силы к тому, что бы она в скором времени даже не вспоминала о мальчике! Нужно только дождаться завтрашнего дня, и тогда одной проблемой будет меньше. Улыбаясь своим мыслям, пойманный Зверь обнял свою Охотницу покрепче, и заснул.