Сборник "100 историй за 1 год"

      — А где Глори?       — Валяется у себя и листает грустные мемы. Мальчишка ей не перезвонил.       Наша мама вздыхает, затем смотрит на лестницу, что ведет на второй этаж, но решает, что сейчас не время подниматься к Глори. Вместо этого она идет на кухню, и я знаю, что она начнет готовить чай. Ее особенный чай. Чай от разбитого сердца.       Только Глори он все равно не поможет.       Я тоже смотрю на лестницу, а потом все же поднимаюсь по ней. У меня в комнате остался айпад, и я решила забрать его, чтобы сидеть на первом этаже, в пустой гостиной, где и меня никто не потревожит, и я сама никому не помешаю.       Прохожу мимо спальни Глори, дверь у нее открыта. Все знают, что я особо ни с кем не церемонюсь, такой уж у меня характер. Возможно, родители постарались бы пройти тише, чтобы ненароком не побеспокоить старшую дочь, но я так делать не стала.       Как я и сказала матери, Глори лежала на своем диване, свернувшись калачиком и закутавшись в плед, хотя дома было тепло. Голубой свет от экрана смартфона бил ей прямо в глаза, но сестра, кажется, даже не моргала, бездумно водя пальцем снизу вверх. Искала утешение в поддерживающих картинках с Пинтереста, чтобы почувствовать, что она не одна, что многие прошли через это, и, в конце концов, она «излечится», «найдет своего истинного соулмейта»... и все такое прочее.       Хорошо, что она не вздумала прийти за поддержкой ко мне. Я очень люблю свою сестру, но порой не в силах уследить за собственным языком. Мне очень тяжело даются слова поддержки и утешения, я не могу лгать, приукрашивать и льстить. И если бы Глори пришла ко мне и спросила что-то вроде: «Как думаешь, он напишет мне?», я бы без обиняков ответила: «Очень в этом сомневаюсь!»       «Но шанс ведь есть! Он не мог просто взять и в одночасье забыть меня…»       «Если бы ты действительно была ему нужна, то он бы уже давно и написал, и позвонил бы тебе, и, наверное, даже выкрал бы из дома и увез к себе.»       «Но... но... он просто не уверен в своих чувствах! Он робеет и не знает, как завязать разговор, вот и все объяснение!»       «Ага, только ты сама жаловалась, что писала ему, а он просто тебе не ответил.»       «Ооо, за что же ты меня так ненавидишь!»       Истерика. Слезы. Хлопанье дверью. А я становлюсь врагом номер один. Конечно, ведь на меня злиться легче, чем на этого мальчишку. Сорри, я даже не запомнила его имени. Дело в том, что у Глори это уже... эм... седьмой парень? Или девятый? Ой да, я не могу назвать его «бойфрендом», потому что практически они и не встречались. Ни один из этих «крашей» так и не дорос до статуса ее бойфренда. Они бросали ее после первого, иногда, реже, после второго свидания.       Конечно, мне было жаль сестру. Я понимаю, что нужно иметь крепкое сердце, чтобы раз за разом переживать эту «трагедию вселенского масштаба», а затем отправляться в новое романтическое путешествие, которое закончится, так толком и не начавшись. Я понимаю, тут любой бы превратился уже в монстра или вечную плаксу, на которую без слез не взглянешь — то того она жалко и потеряно выглядит. Глори бросало между этих двух состояний. Утром после расставания она могла плакать в подушку, отказываться от еды, запираться на два часа в ванной комнате, чтобы поплакать еще раз, но на этот раз точно без свидетелей, потом она валялась на диване и без конца слушала грустную музыку. Но затем к вечеру у нее вдруг появлялись силы. Она со злорадной усмешкой принималась строчить всякие гадости про несчастного парня, затем составляла список «Десять вещей, которые я в нем ненавижу» (подсмотрела идею в одноименном фильме), потом она могла заявиться ко мне, но лучше, когда звонила подруге и принималась на все лады костерить «любовь всей своей жизни». Я уверена, любая из ее подружек в этот момент просто клала телефон экраном наверх и время от времени говорила: «да, ты права!», «вот придурок!» и «правильно, что ты его бросила», продолжая заниматься своими делами и на самом деле совсем не слушая, что именно им говорит моя сестра.       Но, как правило, на следующий день история начинается заново. Глори составляет списки «Десять вещей, которые мне в нем нравятся» и «Десять вещей, которые ужасны во мне», а, может, еще «Десять вещей, которые мне стоит исправить в себе», потом она долго строчит в личный, закрытый блог, как она страдает и как никто ее не понимает, что вообще она останется одна во веки веков. А к вечеру ей становится лучше, и она с удвоенной силой пытается стереть парня из своей жизни.       Но беда была в том, что она стиралась из жизни этих парней гораздо, гораздо раньше.       Глори вылезает из своей комнаты только ближе к ужину. Непричесанная, в пижаме и с синяками вокруг глаз. Ясно, фаза «Если тебе разбили сердце — сделай из себя королеву, чтобы к тебе вернулись» еще не наступила. Мне честно нравится эта фаза. По-крайней мере, Глори перестает жалко всхлипывать и вздыхать у себя в спальне. О нет. Она врубает «Адский марафон по пилатесу», упражняется до седьмого пота, затем идет делать себе всякие масочки и ванночки для ног. В эти минуты она выглядит почти свирепо, и если бы ее видел один из ее мальчишек, он бы точно не пожалел, что оставил ее. Потому что недостоин. Потому что Глори слишком крута и хороша для него.       Но пока мы имеем то, что имеем.       — Чаю? — ласково предлагает мама. — Я купила твои любимые кексы.       Да, несмотря на дождь, наша мамочка самоотверженно сбегала в любимую кондитерскую Глори. Если мне однажды разобьют сердце, то я бы тоже хотела к себе такое отношение, а то нечестно получится.       — Спасибо, мам.       Глори забирается на барный стул и пододвигает к себе чай. На нас она старается не смотреть — понимает, что выглядит не очень. Пьет чай и таращится в телевизор.       Мы молчим.       Мама рубит мясо для завтрашнего обеда, а остатки сваливает в здоровую миску Цейка. Пес крутится тут же, размахивая толстым хвостом и бодаясь головами в ноги мамы. Слюни из всех трех разинутых ртов капают на пол.       Глори сидит рядом с мной, отвернувшись к телевизору, забыв и про свой чай, и про кексы, которые специально для нее купила мама. Тогда я отламываю маленький кусочек от шоколадного и протягиваю к змейкам сестры. Копируя ее состояние, копна змей свисает с головы почти безжизненно, грустно покачиваясь головками. Но почувствовав аромат лакомства, они начинают медленно шевелиться, высовывать тонюсенькие языки, и тогда сама Глори поворачивается ко мне. Грустно глядит в глаза, вздыхает и опускает взгляд на телефон. Без смартфона она и шагу не ступает, боясь пропустить звонок или сообщение. Весь вечер ее телефон молчит. Глори берет у меня кекс, равнодушно откусывает от него, почти не жуя проглатывает и тихо спрашивает:       — Он ведь не позвонит, да?       Я незаметно скрещиваю пальцы и снова расправляю их. Еще чуть-чуть и начнется другая стадия, когда Глори будет пробовать новый макияж по видеоурокам или злорадно колдовать над фотографией парня в фотошопе, делая из него монстра. Ну а пока...       — Я уверена, что нет, Глори. Сорри. Но если бы он хотел быть с тобой, он бы позвонил. А так... он просто чмо. И кретин. Единственное, что люди могуть делать с тобой, это любить тебя, а если это не так, то пусть катятся в Стикс.       Она кивает, больше не смотря мне в лицо. Знает, что я не скажу ей ничего другого. Но, может, еще надеялась...       Но на что она могла надеяться? Ее парни тоже не дураки. Они понимают, чем может обернуться знакомство с Медузой, вот и сбегают как можно быстрее.       До того, как взгляд моей сестры обратит их в камень.       Этой ночью мы с Глори пересматриваем «Десять причин моей ненависти». У нас в ногах развалился Цейк и порой во сне он почавкивает или дергает толстыми лапами. Меня радует уже то, что Глори не вздыхает над милыми сценами, но порой улыбается злорадной ухмылочкой, когда главная героиня грубит главному герою.       Смартфон Глори лежит далеко на тумбочке и за весь вечер ни разу не пискнул.       Потому что ни один мальчишка в здравом уме никогда не перезвонит Медузе.