Омофагия

У крови густой тепловатый вкус оржавленного железа. Как у древнего оружия, которое давно не используется, но еще может нанести смертельные раны – бывшего оружия не бывает. Способен убить даже небольшой и неопасный с виду осколок. Это известно астартес лучше, чем любому человеку. Они сами оружие. В куда большей степени, чем кто-либо еще из детей человеческой расы. Война – вот смысл жизни всех, кто прошел через преобразование таинством генотеха. Единственное, для чего предназначены воины Императора. Остальное… на остальное нет времени. Остальное им не нужно. Так считают все. Почти все. У крови вкус опасности. Острое послевкусие войны. Сражения. Ран. Гибели. В конце концов, разве то, что происходит – не сражение, в котором никто не хочет уступить? Разве они не наносят друг другу ран, порой нарочно, но чаще - неосознанно? И разве это не путь к гибели, по мнению братьев, которые старательно отводят взгляды, милосердно не затрагивают опасную скользкую тему или напротив, пытаются образумить заблудших, пока не стало слишком поздно. Они не понимают, что уже поздно. Того, кто успел сделать шаг с обрыва в пропасть, уже невозможно остановить - он летит вниз, ускоряясь с каждой секундой. Падать в бездну захватывающе и томяще жутко. Но отказаться от этого уже нельзя. Нет пути назад. И нет желания его искать. У крови вкус воспоминаний. Крохотный орган в спинном мозге, один из многих, которые пересажены в процессе преобразования их еще полудетских тел, дает возможность вместе с плотью и кровью вкусить память и чувства. Именно поэтому в моменты наибольшего единения один впивается зубами в плечо другого, разрывая кожу и жадно слизывая кровь. В своей-чужой памяти встают картины бессолнечного мира, где нет никакого закона. Где приходится выживать в грязных вонючих кварталах. Где проявления омерзительной и обыденной, как плевок, жестокости сдерживаются страхом перед жестокостью еще большей – той, что придет в непроглядной тьме. Кары, которой невозможно избежать. Мира, где нет закона, но есть наказание. Видения чуждого города перемешиваются с видениями сражений, в которых он не участвовал. Невероятных по жестокости операций. Ему претят подобные методы, но он не берется судить. Выносить приговоры – не удел Седьмого капитана. У крови вкус доверия. Безоглядного, едва ли возможного между воинами столь же разными, сколь различны их отцы-примархи. Но кровь не может лгать так, как могут лгать слова и глаза. Она открывает Кровавому Ангелу, какой огонь пылает в темной глубине души одного из сынов Ночного Призрака. Теперь его привычная маска холодной бесстрастности и рассудительности может обмануть кого угодно – но не сына Сангвиния. Он точно знает, что кроется за неспешными речами и спокойной отстраненностью. Ах, военный мудрец, такой степенный и невозмутимый... У крови вкус страсти. Резкий, сводящий с ума сильнее любых боевых наркотиков. Бьющий по нервам сложным букетом. Жадное пряное желание обладать без остатка. Горячий ядовитый привкус затаенной ревности. Горьковатое опасение потерять навсегда, когда шальной Ангел все же свернет себе шею или пропустит роковой удар. Обжигающее видение себя как языка пламени, слепяще яркого для привыкших к тьме глаз. Он отрывается от уже начавшей схватываться струпом раны, одурманенный кровью. Захлебываясь от ощущений и чувств, уже не понимая до конца, где свои, а где чужие, отдавая себя взамен – полностью, без остатка. Порой кажется, что сердца не выдержат и остановятся. Но этого не происходит. И каждый раз, выныривая из омута первобытной, почти животной страсти, сын Ваала подолгу смотрит в непроницаемо черные глаза уроженца Нострамо. Ему не нужны ни слова, ни клятвы, ни уверения. Все - в крови. Об этом не говорит ни один из них. Просто потому, что не знает этому названия. У крови – отчетливый вкус любви.