Право на любовь

- Смотр? – Султан удивленно вскинул бровь, устало отрываясь от бумаг. – Зачем? - Понимаете, это необходимо, чтобы наложники не чувствовали себя одинокими…некоторые из них вас даже не видели, позвольте им выразить свою преданность. Бехрам покосился на Лиама, который в данный момент сидел в кресле около проема и вышивал, но он сделал вид, что его вообще все это не касается. Хотя идея принадлежала, в общем-то, ему. Но султан об этом знать не должен. - Хм… - протянул Камиль. – Вообще, я думаю, что это неплохая идея. Подготовь все к завтрашнему дню. - Слушаюсь, - поклонился Бехрам и вышел. Лиам тут же сменил свое бесстрастное выражение на обеспокоенно-преданное, с чем и подошел к султану. - Повелитель? – тихо позвал он. – Может быть, вы что-нибудь хотите? У вас усталый вид. - Все хорошо, - Камиль в блаженстве закрыл глаза, чувствуя, как изящные ладони ложатся ему на плечи и начинают медленно массировать затекшие мышцы. - Да-да, можно чуть сильнее… - выдохнул он, в ответ услышав легкий смешок. Массаж стал более ощутим. - Вы слишком много работаете. - Я султан, - усмехнулся Камиль, поворачивая голову и заглядывая в счастливые глаза цвета чуть нахмурившегося неба. С тех пор, как состоялся тот разговор, прошло три дня, и теперь Лиам больше не выглядел чем-то расстроенным. Особенно в те моменты, когда Камиль крепко прижимал его к себе или целовал все с той же осторожностью, но уже более уверенно и чувственно. Объятий и прикосновений с тех пор стало значительно больше. - Вы, прежде всего, человек. И вам тоже нужен отдых. Вы с самого утра работаете, я…я беспокоюсь. Камиль снисходительно улыбнулся и провел рукой по его золотистым распущенным волосам. По его просьбе, Лиам больше не собирал их в косу. - Лучше покажи, что ты там делал. - А, - Лиам отошел от него к креслу и вернулся обратно уже с пяльцами в руке. – Вот. Камиль увидел на белом полотне вышитое хитросплетение черных узоров и сказочных цветов золотого цвета. - Очень красиво, - восхитился Камиль. - Спасибо. Я очень любил вышивать раньше, мама научила… Его глаза погрустнели, и Камилю ничего не оставалось, кроме как крепко сжать его руку, тем самым напоминая, что Лиам не один. -Ты тоже будешь участвовать в смотре? – спросил он, желая сменить тему и отвлечь Лиама от трагических воспоминаний. - Разумеется. Я же тоже состою в гареме, - кивнул он. – И нам сказали после обеда собраться на занятия. У Лиама прекрасно получалось скрыть свое волнение перед завтрашним днем. В принципе, план был весьма прост, но главное, чтобы он сработал. А это зависит только от Камиля. На смотре будет выступление всех юношей гарема, которые продемонстрируют все, чему их научили в области танцев. Он договорился с Бехрамом, что будет исполнять солирующую партию, и султан, скорее всего, внимание обратит лишь на него. Если все получится, то Султан возжелает Лиама, после чего уже не сможет противиться доводам здравого смысла. Другое дело, если Камиль просто не отреагирует должным образом на танец живота в исполнении своего рыжего наложника. Тогда все пойдет прахом, и близость между ними состоится очень и очень нескоро. Но Лиам старался не думать о плохом, тем более преподаватель сказал Бехраму, что в юноше сконцентрирована природная пластика и грация, и повелитель остаться равнодушным не сможет. Значит, осталось лишь дождаться следующего дня и сделать все возможное, чтобы это было так. *** - Лиам… - Тьярн замер на пороге комнаты, дыхание остановилось. И, хотя Лиам сидел к нему спиной, даже его отражение в зеркале было совершенно. Тьярн знал, что его друг обладает невероятной красотой, но сейчас, в этом облике, он казался посланным с небес ангелом. – Ты прекрасен… Лиам развернулся к нему, чем вызвал недовольство того, кто его причесывал, и улыбнулся. - Не преувеличивай. Тьярн тоже был причесан и переодет в костюм, но он и близко бы сейчас не сравнился хотя бы с одним только выразительно-пристальным взглядом Лиама. Не зря же он его репетировал перед зеркалом в течение нескольких часов? - Нет, правда… - прошептал Тьярн. Лиам благодарно улыбнулся и вновь развернулся к зеркалу, тоже рассматривая свое отражение. Наверное, он и сам бы согласился, что никогда еще не был столь красивым и привлекательным. Но чего будет стоить его красота, если она не привлечет Камиля? - Все готово? – в комнату быстрой походкой зашел Бехрам. – Так, а где живые цветы?! Мне опять самому все делать?! Так, Тьярн, а ты что тут стоишь, заняться нечем? Не мешай лучше! - Извините, - поклонился Тьярн и, еще раз взглянув на Лиама, вышел. Все же лучшей кандидатуры на роль постоянного наложника Султана было не найти. И, хотя многие в гареме завидовали Лиаму, это понимали все без исключения. - Все в порядке, я знаю, что делать, - сказал Лиам, предугадав вопрос Бехрама. – Будьте спокойны. - Как я могу успокоиться, если сегодня решается судьба нашей империи?! – взорвался он, потом забавно сделал три глубоких вдоха и помотал головой. – Пойду за цветами. Никому ничего доверить нельзя! Лиам поморщился, когда один из служащих гарема слишком больно дернул его за волосы. Прикосновения чужих рук не приносили ничего, кроме раздражения, но с этим ничего нельзя было сделать – один он ни за что не справится. Если бы в своей родной стране его с детства не приучили к терпению, то сейчас он не сидел бы столь спокойно. А еще Лиам благодарил высшие силы за то, что он и раньше занимался танцами, хоть и несколько другими. Иначе главную партию ему было сейчас не сыграть. Остается лишь сосредоточиться на повторении элементов движения в своей голове и постараться стать бесстрастным ко всему. В своем танце он покажет султану, как можно выразить любовь. И тот не сможет устоять! *** - Желаете чего-нибудь? – спросил один из слуг и почтительно поклонился. - Нет, благодарю, - ответил Камиль, усаживаясь поудобнее на бархатном черном троне и смотря на пока еще пустой зал. – Полагаю, можно начинать? - Конечно, - слуга хлопнул в ладоши, после чего донеслись первые звуки музыкальных инструментов, а свет начал затухать. Словно тени, отделившиеся от стены, юноши в костюмах начали заполнять зал, каждый вставая на свое место. Камиль безуспешно пытался найти глазами Лиама в этом пестром море, но его не было, что вызвало несказанное удивление. Но думать о том, куда он мог деться, не было времени, так как юноши начали свой танец. На каждом из них была надета юбка, усеянная блестящими монетками, от которой вниз еще отходили нити бисера, и множество звенящих украшений. Они начали свой танец. Камиль с интересом наблюдал за разнообразными фигурами, которые выписывались перед ним, но не мог понять, почему среди них нет Лиама. Он же сказал, что тоже будет участвовать, так где он? Музыка играла все быстрее, словно накаляя атмосферу, юноши двигались все более и более резко, пока неожиданно не замерли и не пали ниц, образовывая ровный широкий круг. Музыка тоже резко оборвалась, будто бы сейчас должно что-то произойти. Султан выжидающе замер, не зная, чего можно ждать. Неожиданно быстро в центре оказалась фигура, скрытая красной мантией в пол. Камиль даже не заметил, как это произошло. Вот из-под полупрозрачной ткани показалась изящная рука с бубном и в абсолютной тишине раздалась его звонкая трель, которую тут же подхватил оркестр тихими ударами в барабан. Звон стал громче, мантия медленно сползала вниз от начавшихся движений, пока не спала окончательно. Камиль, на лице которого обыкновенно читалось полное безразличие, лишь иногда сменявшееся легким интересом, сейчас изумленно открыл рот, не веря тому, что он видит. Не узнать Лиама было невозможно. Но и узнать его было нельзя. Это был совершенно иной человек, хотя невероятно похожий. Глаза сильно подведены черной краской, из-за чего они казались невероятно огромными, четко разделенные ресницы устремлялись вверх. Губы раскрашены в ярко-алый оттенок, такой же, как цвет его костюма – кроваво-красный, расшитый золотыми узорами. Волосы украшены живыми алыми розами и сильно накручены, от чего они стали невероятно объемными. На руках и ногах множество звенящих золотых браслетов, а на шее массивное ожерелье-ошейник с отходящими от него вниз более мелкими цепочками. Он был настолько красив, что Камиль не мог сделать ни единого вдоха или выдоха. Лиам поднял глаза вверх и перевел их на султана, выразительно кинув на него чувственный взгляд, после чего медленно затряс бедрами, с каждой секундой увеличивая темп. Его юбка звенела ничуть не тише чем бубен в его руках. Волосы покачивались с украшениями в одном ритме, и казалось, что весь Лиам трепещет от переполняющих его чувств. Даже если бы сейчас у Камиля что-либо спросили, он бы не ответил, так как все внимание было приковано к одному единственному человеку, танцующему для своего повелителя. Во взгляде Лиама читалась всепоглощающая страсть танца, а в глазах Камиля читалось желание. Желание обладать, желание чувствовать, желание осязать. Для него сейчас не существовало ничего, кроме выразительных бездонных глаз и порывистых соблазнительных движений их обладателя. И для Лиама также ничего не существовало, кроме страсти, исходящей от повелителя, которую он будто бы ощущал своим телом, и от этого он посвящал себя танцу еще сильнее, с каждой секундой ощущая, что больше, чем сейчас, вложить уже не сможет. Но стоило им только встретиться взглядом, как открывалось второе дыхание и каждое движение пронзалось еще большей бурей чувств, бушующей у него в груди. Музыка становилась еще громче, еще быстрее, еще напряженнее. Атмосфера накалялась с каждой секундой, осталось всего несколько движений, Лиам сорвал одну из роз со своих волос и, сделав выпад вперед, сжал лепестки в своей ладони и бросил их к ногам повелителя, грациозно замерев в выразительной позе преклонения перед ним. С Камилем же творилось нечто невероятное, он и сам не понимал, как такое вообще могло произойти, но единственная мысль, отчаянно затопившая все его сознание, была мысль о том, что он жаждет Лиама. И эта жажда пульсировала в крови, в голове, в каждой клеточке его тела. И, наверное, сильнее желать кого-то, чем он сейчас желал, просто невозможно. Мозг отказывался воспринимать любую иную информацию, но, не удержавшись на месте, Камиль вскочил с трона и буквально бросился прочь. Он и сам не понимал, от чего пытался убежать: от этого пронзительного взгляда, или же от самого себя – неважно. Он просто бежал по своему дворцу, слышал собственное хриплое дыхание, но не останавливался. Отчаянно хотелось раствориться, не слышать и не чувствовать, потому что испытываемая жажда чужого тела была невыносимой. Казалось, он просто взорвется, если не получит то, чего так сильно вожделел. При этом остатки здравого смысла подсказывали, что в таком состоянии неизвестно что потом останется от Лиама. Поэтому он старался сбежать от него, пока не поздно. Но…ни от себя, ни от судьбы не убежишь…