Траектория

Он облажался по-крупному дважды за всю жизнь. Это не много на самом-то деле. Было бы немного, если бы не куча трупов, оживающих в его кошмарах по ночам. Их там какое-то безумное количество, малознакомые лица, расплывающиеся гримасы, в разы больше, чем должно быть. Юта думает, это навроде защитной реакции: в толпе-океане тел с конечностями, вывернутыми в обратную сторону, толпе-океане лилово-синюшного цвета сложнее отыскать одну-единственную, пускай и кричащую о себе, словно отчаявшийся религиозный фанатик, фигуру. Одно-единственное лицо с живыми глазами, живыми, потому что этот глупый тщеславный мальчишка, стоящий у руля в его пустой голове, душу им продал и он бы знал, если бы их обладатель сдался, если бы Бодхи прощался или отчаялся или... В общем, он бы знал. Первая ошибка была разгоночной. Юта с детства особой скромностью не отличался, но когда ты на верхушке собственной горы, гоняешься уже не за чужими рекордами, а просто ради самой погони, может порядочно занести. Его и занесло. И пронесло, раз уж на то пошло (верно этот маньяк тогда подметил), потому что в голове ни мыслей, ни страха. Ни черта в общем. А вот у напарника (брата, партнёра, ведомого) что-то да завалялось в чертогах разума. Это что-то ему жизни стоило. И да, Юта кажется правда втянулся в концепцию. Собственный выбор, путь, но человечность никто не отменял. Потому что если берёшь кого-то в команду, свою, на правах лидера, то ты и становишься этим чёртовым лидером. Готовь, отвечай, постарайся не угробить по мере возможностей. Наверно должна быть такая памятка. Специально для глупых тщеславных мальчишек. Он эту памятку искать пошёл в ФБР. Но не это было второй ошибкой. Второй ошибкой как раз была пресловутая человечность. Юта проникся, сменил угол зрения, задышал свободней. Это было ближе. Ближе и байка и значка вместе взятых. Частично дело было в Сансаре, частично в упрямстве, частично в эстетике. Идея ведь и правда красивая, самоубийственно красивая. В сны иногда что-то такое закрадывается: странствующие альбатросы, почему-то пепельно-серые, метают золотые гарпуны в его сторону, а он за стеклом, пуленепробиваемым. Эта трагедия даже романтичная, но уже отжила своё. Быстро отжила, надо сказать. Боль отступила, а безумие осталось. Какое-то вдвойне непривычное безумие - и не азарт и не ярость. Не то, что должно в душе баламутиться, когда натыкаешься, всё равно натыкаешься, как бы ни прятал взгляд, на глаза террориста в очередной реке мертвецов. Террорист не один, силуэты за ним хоть и не такие чёткие, но ошибиться сложно, пускай даже и глаза - стёкла. Бодхи в их смертях обвинить трудно, новоявленный офицер Бюро знает, новоявленный офицер Бюро пытался до посинения. Один год пять месяцев неделя, нет, Юта не зачёркивает дни в календаре, ему не нужно. Собственный метроном и без того работает исправно. Стальной, цвета яростного океана, цвета грозового неба, шар ударяет в виски поочерёдно каждые пять секунд. Тук-тук, тук-тук, тук-тук... Кожа вздувается и вены проступают отчётливей. Он уходит из ФБР ещё на середине срока: так или иначе надо держаться своей траектории, хотя бы отыскать её. Бодхи - международный экотеррорист с дурацким оправданием. Бодхи - отчаянный идеалист, довёдший до абсурда чужую теорию. Бодхи - человек, который уничтожил всех, кто однажды ему доверился. Бодхи и есть его траектория. Даже мёртвый. Даже сдавшийся.