Была весна

19 апреля В апреле жизнь окончательно возвращается на круги своя. Погода остается прохладной, но Костя всегда был из тех ребят, которые круглый год не расстаются с шапкой, поэтому сносно переносит северный ветер. Вася говорит, что это разумная плата за жизнь возле моря – у него вообще есть целая теория о городах, о том, как они принимают или не принимают своих жителей и, конечно, о важной роли водоемов в этом процессе (и множество других не менее странных и путанных теорий, которые непременно сходятся к поиску своего места в этой жизни). Костю город, вроде как, принял. Он играет, танцует, гуляет с ребятами из Ленинград-центра, гуляет со Стасом и Кейко, которые в начале апреля вернулись домой, гуляет с Васей, гуляет один. Звонит маме и бабушке в Даугавпилс, пытается читать книги, принятые в добровольно-принудительный дар от Вали, круглосуточно перебрасывается сообщениями с пропадающим в Москве Жилиным. Старается поддерживать относительный порядок в квартире (жизнь без соседей, оказывается, очень расхолаживает). Получается не всегда, и во время субботней тусовки, плавно переместившейся к Косте домой, Кейко, воинственная и вдохновленная вином, принимается вытирать пыль на шкафах его же шапкой. Ничего удивительного. Жизнь кипит. * 20 апреля - Была весна, шестнадцатая в моей жизни, но для меня это была первая весна... - Что? Сегодня спектаклей нет. Они с Васей только вышли из Ленинград-центра и теперь задумчиво курят под медленно темнеющим небом. Погода наконец начинает радовать, и домой идти совсем не хочется. - «История любовная» Шмелева, - коротко отвечает Вася, как будто это непременно должно что-то прояснить, - ты обязан ее прочитать, Костян. Обязан. Костя думает о том, что не любит любовные истории, не любит говорить о них вслух и читать чужие откровения тоже, но еще больше его заебали Валины эзотерика и Толстой. Поэтому – да, он совсем не прочь стать временно обязанным. Обложка у книги, которую Вася вытряхивает из своего рюкзака, яркая и цветастая, и есть в этом всем что-то неуловимо абсурдное. - Психоделичненько. - А то. Прими в дар от батюшки. Вася странный человек. Костя порой понимает его с большим трудом – обрывки фраз, внезапное молчание, быстрая, нечеткая речь, но за эти несколько месяцев между ними появилось какое-то взаимопонимание на уровне не столько слов, сколько ощущений. Они как раз докуривают почти до фильтра, когда в кармане вибрирует телефон, и, еще не открыв сообщение, Костя уже готов назвать имя. Так и есть: на экране постоянный гость эфира - усталый Жилин с упавшей на лоб челкой и не до конца смытым гримом. Вася успевает бросить короткий взгляд на фото прежде, чем телефон отправляется обратно в карман, и, Костя готов поклясться, расплывается в секундной улыбке. До метро они идут почти в полной тишине, но тишина эта уютная и наполнена звуками вечернего города и приходящей в город весны. * «...Была весна, шестнадцатая в моей жизни, но для меня это была первая весна: прежние все смешались. Голубое сиянье в небе, за голыми еще тополями сада, сыплющееся сверканье капель, первая травка у забора, ослепительное блистанье стекол и трепетанье «зайчиков», радостный перезвон на Пасхе, красные-синие шары, тукающиеся друг о дружку на ветерке, сквозь тонкую кожицу которых видятся красные и синие деревья и множество солнц пылающих… – все смешалось в чудесном и звонком блеске». * 21 апреля 23:05 Эй, философ? 23:47 Эй, Жылин. 23:48 Жи-ши!!! 23:50 Блин, ну ты ведь понял. Макс присылает в ответ кучу смайликов. 23:53 Завтра в 9 буду в Питере. Завтракать приеду к тебе, дома совершенно нечего жрать. Любимая жена накормит своего блудного мужа? ;) 23:54 Конечно. Пишет Костя. 23:55 Жду. Пишет Костя. Отправляет красное сердечко, которое почему-то расползается на добрую четверть экрана, и тормозит на секунду - в попытке ухватить за хвост бьющую по вискам мысль о том, что их шуточки давно переросли в какую-то странную ролевую игру. Скажи он такое Васе, тот бы непременно загадочно улыбнулся и, может быть, даже поставил бы на эту тему очередную оглушительно честную постановку. Да, так бы всё и было. Но Васе об этом знать совсем необязательно, потому что странная книга в яркой обложке – Костя уже почти закончил ее читать – учит совсем другому. Она учит наслаждаться происходящим, отдаваться течению жизни и не пытаться разобрать ее на детали, как какой-нибудь убогий конструктор для развития мелкой моторики. А Костя – прилежный ученик. * 22 апреля У Макса – стабильность: дурацкая разноцветная футболка, легкая щетина и запас хорошего настроения, которого, кажется, хватит на весь Петербург. Он врывается в Костину квартиру ближе к одиннадцати и, стиснув в объятьях, сразу начинает рассказывать о поезде, и о дурацкой аварии на трассе, и о том, что в Питере-то, оказывается, погода даже лучше, чем в Москве. - Жилин! Отцепись, иначе пиздец твоей еде! – выдавливает Костя сквозь смех и не сразу понимает, что, в общем-то, сам крепко держит его за плечи, не отпуская. Макс фыркает, покорно отстраняется и, скинув кроссовки, скрывается в глубине квартиры. Впрочем, молчание длится недолго – заняв место за кухонным столом, он продолжает разглагольствовать обо всем подряд, а Костя с удовольствием слушает его болтовню, заваривая кофе и раскладывая по тарелкам омлет. В окно бьет нестерпимо яркое апрельское солнце, и да – этого определенно не хватало. * 23 апреля Костя ожидал от последнего концерта третьего сезона Танцев на ТНТ что угодно. У него правда было много вариантов. Но он готов признать, что ситуация несколько вышла из-под контроля, когда в половину второго ночи обнаруживает себя на танцполе среди толпы незнакомых людей, в незнакомом клубе, в незнакомой части города. Из знакомого тут - только вкус текилы на языке и Макс Жилин, танцующий совсем близко, в паре десятков сантиметров. Здесь очень душно, у него взмокшая челка и пьяный, расфокусированный взгляд человека, способного на все. Толпа вдавливает их друг в друга, и Костя совсем не уверен, что хочет, чтобы это прекратилось. А потом Макс больно хватает его за волосы и тянет на себя, еще ближе, так, что Костя видит его поплывшие зрачки, чувствует запах алкоголя, и тепло дыхания... И вдруг разом трезвеет. Они творят какую-то хуйню, о которой оба (Макс уж точно) непременно пожалеют следующим утром. Костя никогда не видел, чтобы Жилину было стыдно за свое поведение - в этом и была вся прелесть. И он не уверен, что хочет знать, как именно эта эмоция будет смотреться на его лице. Через десять минут они уже стоят на улице, немного потерянные, но быстро приходящие в себя из-за прохладного ночного ветра. - Вот что, - наконец прерывает тишину Макс, - раз уж мы в центре, Костян. Они и правда в центре, Костя понимает это только сейчас. И оба без понятия, как именно афтерпати Танцев плавно переместилась сюда. И как они успели так сильно напиться. И что непоправимое чуть не случилось четверть часа назад. - ...раз уж мы в центре. Мосты ведь уже опять начали разводить и все такое. Весна, блин! Пойдем пока к моей подруге, она тут неподалеку. Петроградский район. Давно хотела с тобой познакомиться. Напряжение, вдруг появившееся между ними, лопается, как мыльный пузырь. - Давай-давай, - улыбается Костя, - она красивая, а? - Она замужем, красный человек, - ржет Макс, - но муж ее в Москве сейчас. Обычная история, в общем, - он на секунду замолкает, - и знаешь что? Если мы хотим успеть перебраться на ту сторону, придется поторопиться. * Они бегут по пустеющим тротуарам города к Дворцовому мосту, то и дело спотыкаясь и искренне забавляясь происходящим. Все это кажется чем-то излишне кинематографичным, притягательным своей абсурдностью. Макс знает дорогу и то и дело хватает Костю за край толстовки, когда того заносит на поворотах. Когда Дворцовый оказывается позади, Костя было облегченно выдыхает, но Жилин, зараза, не сбавляет темп и тащит его дальше, по набережной, поясняя на ходу: - Погоди, теперь... м-м...Тучков мост. Сейчас направо и по прямой, тут вроде близко, но, честно говоря, я не помню время разводки, поэтому, блин, ускоряемся! Эта гонка не закончится никогда. Но для двух молодых, двинутых на всю голову жителей лучшего города на свете нет ничего невозможного. - Блядь, - двадцать минут спустя они наконец оказываются на нужной стороне, и Костя сгибается пополам то ли от смеха, то ли от холодного ночного воздуха. Упирается руками в колени и так стоит, тяжело дыша, - когда-то эти ваши мосты и мне казались чарующими. - Прямо-таки чарующими? – голос у Макса тоже охрипший, - эх, турист. Панамис-туристис. Что там еще... Секундная тишина. - ...бред какой-то несу, да? В глазах у Кости – деланное сочувствие, которое, впрочем, быстро сменяется очередным приступом хохота. Им обоим давно перевалило за двадцать, но весна здесь, в городе, вышибает пробки всем без разбора. Точное время - половина четвертого утра. Они идут вглубь Петроградского района, сталкиваясь локтями, продолжая смеяться над какой-то бессмыслицей, о которой не вспомнят спустя пару минут, и Костя не уверен, что подруга Жилина будет рада их видеть в таких экстравагантных обстоятельствах. И завтра будет новый день, и новые заботы, и магия этой ночи исчезнет без следа. Но он смотрит, как глаза Макса искрятся от веселья – и на какую-то долю секунды позволяет себе оставить свою жизнь здесь, в этой секунде, такой, какая она есть - без лишней рефлексии. Ведь в этом, кажется, и есть весь смысл. * «Все как будто остановилось и дало на себя глядеть, и сама весна заглянула в мои глаза. И я увидал и почувствовал всю ее, будто она моя, для меня одного такая. Я впервые почувствовал – вот весна, и куда-то она зовет, и в ней чудесное для меня, и я – живу».