Странный

      — О, Элиот!       За стол, бесцеремонно отпихнув в сторону Баскервиля, втиснулся Оз. Элиот раздражённо фыркнул.       — Здесь сидят гриффиндорцы. Уходи.       — Да брось, — ответил Оз, широко улыбаясь. — Мне не сидится на месте. Жду не дождусь, когда смогу увидеть ваше родовое поместье. Я читал в учебнике по истории, что это — одно из старейших волшебных поместий в Англии! Готов поспорить, в доме есть множество подвалов, секретных ходов и потайных комнат. Ты находил хоть одну такую комнату?       — Я редко бывал там, — ответил Элиот. Он отодвинул опустевшую тарелку и взялся за тыквенный сок. — Поместье достанется в наследство Клоду, моему старшему брату.       — Жалко, — сник Оз. — Но зато мы сможем исследовать его! Давай, пошли скорее собираться!       — Вали отсюда, слизеринец! — раздался окрик одного из сокурсников, но Оз и бровью не повёл, продолжая со счастливой улыбкой таращиться на Элиота.       Вопреки собственным словам, собираться Оз не торопился. Он ещё долго сидел за столом гриффиндорцев, болтая обо всём подряд и старательно игнорируя недовольство учеников из враждебного ему факультета. Когда он, наконец, смолк, Элиот обнаружил, что главный зал опустел. С потолка, застланного хмурыми тучами, падали крупные хлопья заколдованного снега. Было около десяти часов утра, и через полчаса «Хогвартс-экспресс» отправится со станции Хогсмид, увозя учеников в Лондон.       — Ладно, — сказал Оз, ероша обеими руками волосы и стряхивая с них снег, — пойду собираться. Скорее бы очутиться в Лондоне!       Затем он подскочил и был таков. Элиот остался один. Вернее, почти один. Помимо него в зале находился Баскервиль. Обычно, когда все ученики, готовые к отъезду, уходили, в большом зале оставалось человек десять-пятнадцать; они неторопливо завтракали в тишине, без лишней суеты, ведь им ни к чему было спешить — они проводили рождественские каникулы в Хогвартсе. В этот раз, похоже, в Хогвартсе оставался один лишь Баскервиль.       — Эй, — окликнул его Элиот, — иди собираться, а то опоздаешь.       — Если у тебя на груди значок старосты, — ответил Баскервиль, — это вовсе не значит, что тебе нужно совать свой нос в чужие дела. Я никуда не еду.       Он читал книгу и даже не поднял головы, разговаривая с Элиотом. У Баскервиля были длинные, усыпанные снежными хлопьями волосы и густая чёлка, скрывающая глаза. Да ещё и эти дурацкие старомодные очки-велосипеды с толстыми стёклами. Бесит. Элиот понятия не имел, смотрит ли на него этот Баскервиль или продолжает читать.       — Но ты останешься один на Рождество, — ответил Элиот. — Почему ты никогда не ездишь домой?       — У меня нет дома. Кроме того, едва ли я останусь один: будут преподаватели, лесничий, завхоз...       — Это и значит «один», — фыркнул Элиот. — И как это — нет дома? У всех есть дом.       Баскервиль стряхнул хлопья снега с книги и перевернул страницу.       — Я живу в приюте. Это не похоже на дом. А теперь, будь добр, отвали.       — Да ты как со старостой разговариваешь?!       — Не мог бы ты говорить тише? Ты мне мешаешь.       Элиот обалдело уставился на Баскервиля. Этот парень был на голову ниже него, голос у него был тихим, слова — не очень внятными, а ещё, насколько Элиот знал, с ним никто не общался. Более того, Баскервиля откровенно побаивались и недолюбливали. Ещё бы, потомок знаменитого тёмного мага, Освальда Баскервиля. И всё-таки, несмотря на всё это, Лео Баскервиль вёл себя потрясающе нагло.       Он вдруг закрыл книгу, поднял голову, отчего его длинные волосы тёмной волной скользнули по плечам, и повернулся к Элиоту.       — Ты смотришь на меня. В чём дело?       — Ты странный, — выпалил Элиот, прежде чем успел прикусить язык.       — Допустим, — ответил Баскервиль. — Ты тоже странный. И что дальше?       — Я не странный! Чёрт, да отвяжись от меня! — Элиот взмахнул рукой, отгоняя рождественскую фею — маленькую заколдованную фигурку, высеченную изо льда. Фея обсыпала его конфетти, звонко засмеялась и улетела.       — Странный. Ты ложишься спать не раньше полуночи, потому что зачитываешься дурацкими магловскими романами о рыцарях, даром что чистокровный волшебник. А ещё ты любишь тыквенный сок. Кто вообще может пить эту дрянь?       — Это не дурацкие!.. Погоди-ка. — Нахмурившись, Элиот повернулся к Баскервилю. — Откуда ты всё это знаешь?       Воцарилась тишина. Тихонько посмеивались рождественские феи, перелетая от стола к столу. Звенели колокольчики на лапах громадных елей, установленных в центре главного зала. Пахло корицей, и яблоками, и немного — сливками. Падал снег.       — Мне пора, — быстро сказал Баскервиль, и, подхватив со стола книгу, поспешил прочь из зала.       На сей раз Элиот действительно остался один. Он посмотрел на ель, усыпанную пёстрыми стеклянными игрушками, потом — на часы, висевшие прямо в воздухе над столом преподавателей. Подперев голову рукой, Элиот осмысливал услышанное и гадал: что именно с ним не так, если он лишь сейчас, три года спустя, заметил, что Лео Баскервиль неизменно садится рядом с ним на всех трапезах, а на каждом занятии занимает место прямо за спиной. До него дошло вдруг, что этот Баскервиль, очевидно, очень хотел подружиться. Неудивительно, на их четвёртом курсе Баскервиля терпеть не могли, ведь он получал наивысшие баллы на всех занятиях, даже на зельеварении, даром что был гриффиндорцем. Что мешало этому наглецу сказать о своём намерении прямо? Вообще-то Элиот не искал ничьей дружбы, ему было достаточно назойливого внимания Оза Безариуса и наличия нескольких приятелей, которых не отпугнул его характер. Но, чёрт побери, этот Баскервиль действительно был очень, очень странным. И что-то в нём — Элиот и сам не мог толком понять, что именно, — не позволяло так просто отмахнуться от неожиданного интереса к себе и от чужого одиночества.       — Эй, — окликнул его Оз. Он стоял в дверях, придерживая чемодан, и отмахивался от феи. Фея порхала вокруг его головы, оставляя в воздухе серебристо-снежный след. — Ты идёшь?       — Поезжай без меня, — ответил Элиот. — Ванесса встретит вас всех и разместит, моё отсутствие никак не скажется на ваших каникулах в имении Найтреев.       — Стоп-стоп-стоп, как это? Ты не едешь? Почему? Элиот? Элиот, подожди!       Элиот уже не слушал окликов Оза. Поднявшись из-за стола, он стряхнул с плеч обнаглевшую в конец фею и направился в гостиную Гриффиндора, где, должно быть, в гордом одиночестве восседал Лео Баскервиль, как всегда — в своей старой, изрядно поношенной одежде и в компании пары десятков книг.       Похоже, это Рождество будет самым странным праздником в жизни Элиота.