Горечь твоего поцелуя

      Я прихожу к тебе не за распятьем. И речь моя не исповедь тебе. Я помню, как ты пришёл ко мне той ночью. Без тени стеснения, но всё ещё робко одернув за рукав, искупал в алых омутах глаз, безмолвно моля о чем-то. Я с презрением отдернул руку, невольно морщась от нежеланного прикосновения. Да, ты был мне совершенно противен. *** — Себастьян! — громом разразился в ушах звонкий голос, заставляя немедленно обернуться. Но почему было слишком поздно?.. Устроить перестрелку прямо в поместье, ха. Ведь бывают же столь бестактные личности. Ну ничего, всё поправимо. Со звонким хрустом ломалась очередная челюсть, вскрывая вены у горла и щедро орошая пиджак кровью. — Какая мерзость, — процедил дворецкий, сбрасывая с плеч насквозь пропитавшийся алой жидкостью предмет одежды. На этом клочке ткани не было сухого места. Брезгливо переступая через кровавое месиво, которое уже вряд ли можно было назвать телами, демон неспешно подошёл к свернувшемуся в комочек графу, снимая с того своё пальто. — Всё в порядке, — с улыбкой произнес он, поднимая дрожащее тело. Сиэль терпеть не мог кровь, жахаясь её, как худшего ночного кошмара. — Для тебя в порядке, идиот, — прошипел сквозь зубы аристократ, пытаясь удержать рвотные позывы. Солёный, почти стальной запах дезориентировал, пропитываясь в кожу. От подобной мысли бросило в дрожь, заставляя завтрак покинуть своё пристанище и почить на холодном каменном полу коридора. Слишком горько. Михаэлис вытер коричневатую струйку у рта, убирая остатки произошедшего инцидента. Кем он будет, если оставит своего господина в таком виде? — Хотите, я приготовлю Вам чаю? — как ни в чём не бывало поинтересовался темноволосый. Фантомхайв окинул его гневным взглядом, пытаясь подняться на ноги. Увы, колени предательски тряслись, подкашивая. Мальчик упал на руки дворецкого, силкуясь всем видом быть независимым от этого демона. Но получалось пока-что не очень. С трудом встав на свои две, граф оглянулся. Горы трупов, изувеченных так изощренно, словно их кромсал бензопилой маньяк. Кровь, которая неспешно растекалась по полу, образовуя багровые озера. Кажется, желудок опустел ещё не полностью. Сиэль истошно вздохнул, унимая дрожь в пальцах. Уйти. Поскорее уйти. Но внезапно среди тел что-то зашевелилось. Себастьяну, казалось, было абсолютно всё равно: он наперебой перечислял всевозможные десерты, предлагая их к ужину. Демон знал, что происходит у него за спиной. Но разве так не интереснее, отсрочивать фиаско противника, позволяя ему насладиться последними секундами мнимого триумфа? Да, ради этого стоит подождать. Выскальзывая из кровавых ошметков, рука с пистолетом направила его дуло прямиком на дворецкого. Фантомхайв застыл в немом ужасе, мгновенно меняя его на тщедушный крик. — Себастьян! — громом разразился в ушах звонкий голос, заставляя немедленно обернуться. Но почему было слишком поздно?.. Михаэлис уже готовился обернуться, ловко останавливая пулю всего двумя пальцами. Он любил играть красиво. Ведь к чему игры без пафоса? Они совершенно скучны. То ли дело фальшивый блеск наигранного великолепия, гордыни и чванства. Он давал возможность поразвлечься. Но планы Себастьяна с крахом рассыпались, разбиваясь о стену непредсказуемости голубоглазого мальчишки. Прямо как тот дорогой венский сервиз, который Мейлин «изящно» упустила, заставляя разлететься на мелкие осколки. Да, именно так. Аристократ дернулся, инстинктивно толкая демона в сторону. Тот повалился в кровавую лужу, не успев сгрупироваться. Пал, как проигравшая пешка, коей и являлся в тот момент. Король повержен, игра больше не стоит свеч. Сиэль последовал за ним, с глухим грохотом падая на каменные плиты. Это ведь шутка, верно? Граф лежал в луже чужой крови, медленно разбавляя её своей. Нетрудно было догадаться, в кого попал выстрел. Дворецкий спохватился, ошалелыми глазами смотря на своего хозяина. Бинты, скальпель, медикаменты — нужно было успеть. Успеть спасти его. Демон вскочил, собираясь как можно скорее отправиться за всем необходимым, но его удержали. Хрупкая фарфоровая ручка удерживала серую ткань брюк. — Юный господин, я принесу медикаменты, я всё… — начал было темноволосый, но ему не дали договорить. Сиэль поманил демона пальцем, приказываю наклониться. Михаэлис рухнул на колени, впиваясь взглядом в лицо Фантомхайва. Очевидно, собрав последние силы, мальчик обвил дрожащей рукой шею дворецкого, едва ощутимо касаясь его губ своими, мертвенно холодными. Он что-то шептал, надрывно кашляя и захлебываясь в собственной крови. Отчетливо слышны были лишь последние пару слов: -. диот… Лю…люблю т-тебя, — выдохнул голубоглазый, отстраняясь от Себастьяна. Губы попытались скривиться в нечто подобному улыбке, но получилось жутко. Он это знал. Знал, устало опуская веки, словно очень сильно хотел спать. Опахала ресниц почти покрыли глаза, оставляя узкую щелинку, пытаясь ещё хоть на секунду удержать в сознании расплывающийся образ. Они так и не закрылись. Будто сломанная кукла, Фантомхайв повис на руках Себастьяна, остекляневшими глазами вглядываясь в никуда. Привычно холодные руки всё равно казались теплыми. Он не умер, он не мог умереть. Демон встал, бережно прижимая к себе ещё теплое тело. С лицом, полным безжалостного безразличия, он подошёл туда, откуда стреляли, склоняя голову во взгляде. Под горой трупов лежал истерзанный наемник, вот-вот обязанный скончаться. Темноволосый неспешно поднял ногу, наступая на лицо мужчины, и давя его, словно таракана, размазывая физиономию по полу. Когда бывшее лицо превратилось в фарш, он остановился. Да, можно было испепелить его для полного счастья, но демон не даст ему умереть так просто. Его будут разъедать черви, копошась в кровавом мясе и гния в нём. Такая смерть была достойной этого ублюдка. Но кровавая месть не принесла должного умиротворения. На его руках по прежнему лежал Сиэль, всё ещё истекая кровью. Себастьян поднял с пола осколок стекла, разбитого чьим-то телом, и небрежно полоснул по запястью. Из-под бледной кожи хлынула чёрная вязкая кровь, степенно стекая по локтю. Темноволосый поднес руку ко рту мальчика, тем самым заставляя несколько капель крови оказаться на его губах. Жидкость просачивалась внутрь, обжигая стенки пищевода. Да, так будет лучше. Ресницы вздрогнули, широко распахиваясь, и мальчик судорожно вздохнул, вновь повисая на руках. Когда он вновь открыл глаза, они были алыми, не оставляя и следа от прежней голубизны. Всё такими же стеклянными, пустыми, безразличными ко всему. — Вы очнулись, юный господин. Что же Вы так неаккуратно, я ведь волнуюсь, — с улыбкой произнес демон. Холодный взгляд бордовых глаз устремился на него, смеряя взглядом. Пустота. Ответа не последовало, граф всё так же находился на руках дворецкого, не двигаясь. Как глупо. Он ведь знал, что человеческие жизни не подлежат починке. *** Это был уже не он. Тело жило, дышало, двигалось, но в нём больше не было души. Больше не было ЕГО. Себастьян более не улыбался, с мрачной скованностью продолжая служить господину. Всё те же будни, одно и те же хлопоты, одно и то же выражение лица — безразличие. Слуг мужчина уволил в тот же день, выставляя за дверь без всяких предупреждений. Он знал, как те души не чаяли в юном господине. Так будет лучше. Мир узнал о кончине последнего наследника рода Фантомхайв, увядая в скорби.Очередная ложь. Всем было абсолютно всё равно. Только Лиззи без устали рыдала днями напролет, закрываясь в своей розовой спальне. На похоронах девчушка держалась молодцом, не проронив ни слезинки. После она больше никогда не носила розовый. Огромный букет из почти что миллиона белоснежных роз был последним подарком мира Сиэлю. Даже демон не смог смотреть на цветы без скорби. Это были любимые розы его хозяина. Он принял их всё так же безразлично. В несметном количестве белого его ничтожная душонка казалась чище. Очередной обман зрения. После похорон Танака ушёл сам, ни говоря ни слова. Нет, его он не проганял, напротив — искренне хотел, чтоб старик остался. Увы. Михаэлис остался на едине со своими терзаниями. С вечной мукой, на которую он обрек себя сам, думая, что спасется. Ледяной остекляневший взгляд пронизывал саму душу, если она была у демона. Нет, теперь Себастьян точно знал — он обречён. Дни летели, словно уносимые ветром, но темноволосый перестал вести их счёт. Денег, заработанных компанией, должно было хватить на безбедное существование ещё на 50-70 лет. А дальше… плевать. *** Он мало ел и вовсе не требовал тепла. Я топил камин лишь для приличия, по привычке, подолгу наблюдая за танцующими языками пламени. Помниться, Сиэль так же любил засиживать у камина вечерами, читая очередную книгу. Шекспир, Алигъери и некоторые романы современников — таковым был идеальный набор голубоглазого аристократа. Сейчас эти книги пылились на полках, не тронутые никем за всё время. Я старался не ходить в библиотеку, не желая предаваться воспоминаниям. — Себастьян, прекрати! — возмущенно приказал мальчик, вырываясь из цепких рук дворецкого, но тот и не собирался слушаться. Как беспечно было желание развлечься, попросту скоротать время холодными докучливыми вечерами. Он сам виноват, что опоил демона настойкой аконита. Михаэлис прижал к себе графа, осыпая шею поцелуями и поглаживая бёдра. Да-да, «совсем стыд потерял демон проклятый». Но сейчас было всё равно. Зелье лавой разливалось по венам, усиливая желание. Приказы, просьбы и даже мольбы были пустыми звуками для дворецкого. В конечном итоге мальчик капитулировал, несмело целуя темноволосого и мгновенно отводя взгляд. На демона же этот жест подействовал совсем иначе, чем предполагалось. Он отстранился, возвращаясь в прежнее состояние, сдержанно извинился и привел внешний вид Фантомхайва в порядок. Но что важнее — привёл в порядок свои мысли. Они оба предпочли не вспоминать об этом более, или хотя-бы не подавать виду. Те несколько секунд безумия, расстаявших во времени словно призрак, были похоронены в глубинах сознания, надежно скрытых замками целомудрия, здравого смысла и бесчисленных клише. Хотелось ли забыть этот вечер, стирая его из своей памяти навеки? Нет. Было ли желание вновь окунуться в этот омут бесчинств, оставив позади рамки и статусы? Да. Но судьба решила иначе. Они сами решили. Воспоминания… К чему всё это? Я забывался долгими ночами, вкушая тела молодых прелестниц, а затем и их души. По-началу я был осторожен, принимая это за весьма неплохую игру. Мои избранницы были статны, богаты, небезизвестны в высоком обществе и совершенно невинны. Их изнеженные тела были весьма неплохи, но вот души. Души были черны, наполнены слепой похотью и безосновательной гордыней. Совершенно безвкусные, а иногда даже противные, горькие. Горечь. Я помню, как однажды Фантомхайв запустил в меня пирогом с крыжовником, потому что тот отдавал лёгкой горчинкой. Тогда он запретил мне готовить что-либо горькое и через чур приправлять блюда. О перце я и вовсе почти забыл, изредка добавляя щепотку при необходимости. Кофе он тоже не пил. Сиэль никогда не любил горечь. Он смутно сетовал по этому поводу, объясняя свою неприязнь к ней тем, что в жизни и без того достаточно горечи, как в мыслях, так и в осознании их реальности. Он никогда не спрашивал, где я пропадал ночами, да и вовсе ничего не говорил, храня мучительное молчание. Возможно, было бы легче, если бы он возмущался и запрещал мне разгулье. Под утро я всегда приходил опьяненным азартом и дешевым вином. Последнее было скорее бесполезным, но весьма приятным дополнением. Он покорно ждал меня в гостинной, а иногда даже в коридоре, застывая в одной позе и вглядываясь в пустоту. Чувствовал мое присутствие даже спиной, не слыша ни единого звука и не ощущая дыхания. Оборачивался, одаряя ледяным взглядом. Я знал, что в нем ничего не было, но моя воспаленная фантазия внушала, что это был проблеск сознания. *** Я помню, как ты пришёл ко мне той ночью. Без тени стеснения, но всё ещё робко одернув за рукав, искупал в алых омутах глаз, безмолвно моля о чем-то. Я с презрением отдернул руку, невольно морщась от нежеланного прикосновения. Да, ты был мне совершенно противен. Но похоже, тебя это нисколько не волновало. Ты опустил опахала ресниц, скрывая глаза, и начал медленно снимать с себя одежду, лишаясь остатков гордости. Не своей, ЕГО гордости. У такого отродья, как ты, её просто не было. На пол сползла атласная лента, так тщательно выглаженная мной утром, а следом последовала пепельно-серая рубашка, оказываясь у твоих ног. Сволочь, я ведь потратил на их приготовление больше часа. Но тебе было совершенно плевать. Терпеть этот спектакль больше не было сил. Слишком уж фальшиво, наигранно и манерно это выглядело. Я сорвал с тебя остатки одежды, полностью обнажая худое тело. Нет, оно не изменилось. Всё такие же узкие плечи, с остро выпирающими ключицами, и чётко видные рёбра. Сбоку на талии всё ещё оставался след от клейма, которым Фантомхайва обрекли на свою судьбу. Сиэль не был фаталистом, и наотрез отказывался верить в то, что свои судьбы пишем не мы сами. Я частенько посмеивался над его убеждениями, но сейчас понимаю, что он был чертовски прав… В конце-концов, граф удивил весь мир, закончив жизнь так рано и неожиданно. Пожалуй, Фантомхайв и сам не предполагал, что так случиться. Жажда мести теплилась в его сердце и давала стимул жить дальше. Так ради чего же ты умер? Мои раздумия прервал едва слышимый шорох. Ты расстегивал пуговицы на моей рубашке, мешкая, и явно плохо справляясь. Это было гранью, последней призрачной гранью, которая всё ещё сохраняла его святой облик в этом похабном теле… желанном мной теле. Ты знал об этом. Крепости моего рассудка с треском рушились, обнажая голое порочное желание. Больше не было причин здраво мыслить, ведь я сам создал это безумие. Я с едва слышимым рыком повалил тебя на кровать, нависая сверху. Страх, робость, смущение? Нет, меня ждало глубокое разочарование. На белом мраморном лице не отражалось и толика эмоций. Сегодня ты будешь моей подстилкой. Не о чём жалеть, нечего опасаться. Да, меня будут терзать сомнения, цепкими когтями впиваясь в мысли — тогда от меня прежнего хоть что-то останется. Я расстегиваю ремень брюк, отшвыривая его прочь. К чему маски, ведь игра давно кончилась. Ты наблюдаешь всё так же невозмутимо, скрывая кровавые радужки под веками. Осознанно, или всё же случайность? Но так даже лучше. Я наслаждаюсь представшим передо мной видом. Не скрою, подобные картины не раз мелькали в мыслях, когда я одевал Сиэля, или же помогал принимать ванну. Но сейчас, наблюдая за этим своими глазами, кажется, что фантазии были реальнее. Медленно провожу пальцами по груди, задевая кончиками пальцев бусинки сосков. Кожа такая шелковая на ощупь, что хочется коснуться её щекой. Но для тебя это были бы слишком нежно. Второй рукой неспешно надрачиваю член, закрывая глаза и утопая в воспоминаниях. Они роятся в голове, создавая плотный комок неразберихи, но разве это имеет значение? Я начинаю возбуждаться, постепенно открывая глаза. Нет, я должен сделать это смотря в стеклянные бездны. — Отсоси, — небрежно слетает с уст, искривляя их в язвительной улыбке. Ты перемещаешься ниже, оказываясь у на уровне пояса, а затем медленно вбираешь головку, поглаживая пальчиками основание. Несколько неумелых движений — и я уже вбиваюсь тебе в горло, заставляя судорожно задыхаться. А ты даже не пытаешься сопротивляться, безмолвно терпя издевательство. Резким толчком отрываю тебя от эрегированного органа, позволяя отдышаться. Истошный кашель и частые рваные вдохи заполняют комнату. Наслаждайся секундами свободы. Твой личный Ад только начинается. Затем вновь поваливаю на атласные простыни, оставляя укусы на шее. Я не боюсь сделать тебе больно, прокусывая нежную кожу и отпивая сладкой крови. Из ран сочиться теплыми струйками кровь, пачкая постель. Ты начинаешь мелко дрожать, то ли от боли, то ли от удовольствия. Пьяный от дурманящей жидкости, я оставляю все больше отметин, опускаясь к бёдрам и оставляя кровавые засосы на внутренней стороне. Вдоволь насладившись, резко развожу твои ноги в сторону, укладывая себе на плечи, и одним толчком вхожу на всю длинну. Из твоих уст раздается отчаянный полу-крик полу-стон, разрывая тишину в клочья. Оо, так ты всё-таки умеешь кричать. Тогда позволь услышать мне больше. Девственное тело насильно принимает немалый орган, мгновенно отвечая. Мышцы сфинктера рефлекторно сжимаются, не позволяя двигаться дальше. Но я продолжаю вдалбливать тебя в кровать, разрывая изнутри. По бёдрам стекает алыми подтеками кровь. Ты ведь хотел этого, не так ли? Хотел, чтоб из тебя вытрахали всю душу, изувечили тело, воспользовались, выбросив на помойку. Возбуждение затмевало разум, перед глазами темнело. Внутри было так горячо и узко, что от каждого толчка можно было потерять сознание. Кровь послужила смазкой, пошло хлюпая при каждом движении. Ты давно сорвал голос, отзываясь едва слышным хрипом, и больше не цеплялся за постель руками. Просто дергался, как марионетка в руках жестокого кукловода. Я продолжал вколачиваться бешенным толчками, доводя себя до оргазма. На постели лежало бевольное тело, продолжая содрогаться от спазмов ещё некоторое время, а затем и вовсе не двигался. Мне было плевать. Я знал, что завтра ты очнешься. Демонское отродье… Я не помню, как кончил с протяжным хрипом, изливаясь внутрь. Толчками семя выплескивалось в тело, постепенно вздымая живот. Отдышавшись, я вышел, оглядывая тело. Из растраханной дырочки вытекала сперма в перемешку с кровью, собираясь вязкой лужицой у бёдер. Стоит ли говорить, что он больше не дышал? Ничего удивительного, увечья были несовместимы с жизнью. Внутренние органы, скорее всего, разорваны, да и потеря крови была существенной. Я измученно выдохнул, зарываясь пальцами в волосы. Господи… Демон, который вспоминает Бога. Иронично, да? Демон, так страстно жаждущий душ и крови сейчас терзает себя сожалениями. Нет, даже не так. Щемящим в груди приторно теплым чувством, которое разрвывало на части. Демон, который влюбился в ангела. Порочного, грешного, но такого нежного и невинного… К чему это теперь? Темноволосый устало потер глаза, уходя в ванную за влажным полотенцем. Бережно, почти с трепетом обтер бездыханное тело, лишая следов неистовой страсти. Теперь он вновь был чист, казался ещё бледнее и совершеннее. — Завтра ты проснешься, и я непременно покаюсь, моля о прощении.