Последние слова

Я помню кровь на руках, которую до сих пор не в силах отмыть. Ах, Ленский! Мой дорогой друг! «Что тобою двигало в тот момент?» — сухим голосом спросили бы вы сейчас, если бы сидели рядом со мной, на что я бы вам ответил: «Эгоизм. Личная выгода. Стремление не показаться слабым в обществе.» А вы бы от этих слов поникли головой, полностью разочаровавшись в красоте души моей. Вы были таким романтиком, ах, Ленский! Вы видели мою красоту, но ведь не было ее на деле. Вы были таким глубоким романтиком! Я искренне поражался всякий раз, как вы отыскивали, чему можно дивиться в этом скучном мире. Но, знаете, друг мой, без вас он стал совершенно пустым и серым. Исчезли его краски, которые дарили мне вы день ото дня нашего общения, исчезло все, чем вы были для меня. Теперь в душе моей пустота и боль. Боль, которую я причинил вам и самому себе. Ах, Ленский! Но каким же я был глупцом, каким глупцом! Я смог погубить младую вашу душу, душу прекрасного писателя, любимца семейства Лариных и, конечно, жениха Ольги. Я погубил своего возлюбленного. Только сейчас я признаю, что влюбился в вас. Влюбился без памяти, но я так упорно не хотел поддаваться своим чувствам, так упорно твердил себе со дня нашего знакомства, что все это ничтожно. Чувства — это человеческая суета, я вбивал намеренно в свою голову мысли, что я не готов для них, я не готов любить. Я бы принес вам столько горя, столько страданий! Почему, вы думаете, отказал я Татьяне Лариной? Было бы с ней тоже самое. Люблю я вас однако, но вовсе не её. Но, господи, сколько же я принес вам страданий согласившись на чертову дуэль! Мой бедный юный Ленский! Любовь души моей! Я ведь вам хотел признаться, сердце мое пылает огнем при виде вас и стучит, и колотится в груди моей, отдаваясь будто бешеными громкими ударами тысячи молотков по колоколу! Как же мне больно, как томится мое искалеченное ранами сердце, что я не успел того сделать. Бедный мой Ленский, душевно молю, простите меня! Я был невероятно неумен, я не смог стать как вы, не смог видеть все прекрасное в каждой вещи! Я сожалею о своем поступке. О Господи, если бы вы могли знать, Ленский, как сильно я ненавижу себя за то, что сотворил! Но, я думаю, у меня есть способ все исправить. Думаю, я знаю, как смогу воссоединиться с вами, дорогой товарищ. Чужды мне чувства любви человеческой, чужды мне и слезы, омывающие сейчас землю на могиле вашей и щеки мои. Как чужда мне человеческая преданность к другому была, но сейчас я осознал, что был так далек от своего счастья, когда закрылся от всех, закрылся от вас. Я не смог вам признаться, я был трусом и подлецом. Я прошу великодушного прощения у вас, Ленский. И теперь же я воссоединюсь на век с вами, я пойду же в усадьбу мою, нож острее наточу и вернусь к вам, с чувством бессмысленного существования ныне без вас. Вот же я, я здесь, мой друг! Я вернулся, как обещал. Я сдержал слово, сдержу и свой умысел в самоубийстве, и, признаюсь я, не тревожит боле меня мнение людей тех. Все, чего требует черная, тоскующая душа моя — это долгожданного свиданья с вами. Мы скоро воссоединимся с вами. Обещаю. Но примите ли вы меня иль вы отвергните, не знаю, право. Но быть с вами для меня будет наградой высшей, и благодарю вас я за светлые минуты, проведенные в месте невероятном этом, и, надеюсь, свидимся мы в месте еще более прекрасном! Прощай же, мир! Жди в гости, Ленский, друг ты сердца моего! Ведь похоронены мы будем ныне рядом.