***
Сегодня волосы Джоша зеленые, а колечко из губы исчезло, оставив своего «брата» на крыле левой части носа. Он сидит в Старбаксе, потихоньку отщипывая кусочки от булочки с изюмом, которую купил в ожидании Тайлера. Друг обычно не опаздывал, а сейчас вот задерживался на несколько минут. «Тебя ждет нечто особенное, Джишва. Реально. Ты просто упадешь!» Странно было думать о том, что же такого может быть. Новость какая-нибудь? Естественно, в глубине души, там, где было сердце с несколькими маленькими трещинками на нём, Джош надеялся, что Джозеф придет, и скажет вслух всю ту любовную кашу из слов, с которыми барабанщик живет уже несколько лет. Но это казалось маловероятным, так что Дан ждал чего-то типа новой песни, рисунка, футболки, в конце концов. А вдруг всё-таки?.. Автоматические двери тихо зашелестели, разъезжаясь в стороны, и Джош, подняв глаза, понял, что такое «разбитые надежды», увидев их. Он весь светится, держа ее за руку, а после нехотя отводя глаза, ища друга среди многообразия людей и столиков. Она выглядит чудесно, Джош готов, не зная ее, признать, что она особенная – светлые волосы, улыбка, которой можно лечить людей от рака, и глаза. Боже, какие глаза. Большие, ярко-голубые, а по их выражению можно сказать, что внутри нее находится еще больше, чем кажется на первый взгляд. – Эй, Джош. Мы пришли. Чувствуя странное головокружение, но вспомнив банальные правила приличия, Джош встал с диванчика, стягивая с головы кепку, глядя на двух людей перед собой растерянным взглядом. – Дженна, это Джош, ты слышала о нем очень и очень много. Джош, это Дженна, и ты… – Ничего о тебе не знаю, – Дан слабо улыбается, протягивая в сторону девушки руку. В голове проскакивает шальная мысль, и мамин голос с негодованием сообщает ему, что руку дамы не пристало пожимать. А это и не его дама. – Да, признаюсь, я держал ее в секрете. Не потому что тебе не доверяю, бро, а просто потому что… Ну, потому что, – Тайлер улыбается, и Джошу кажется, что он никогда не видел его таким сияющим. От созерцания лица друга его отвлекает теплая загорелая ладошка, пожимающая его собственные пальцы. – Я столько слышала о тебе. Иногда кажется, что Тайлер знает тебя лучше, чем самого себя. – О, не думаю, – барабанщик издает неловкий смешок и, чтобы не казаться странным, цепляет на лицо одну из своих самых дружелюбных и беззаботных улыбок, стараясь не чувствовать, как несколько трещин внутри разрослись, превращаясь в одну огромную. – Кофе?***
– Я никогда еще так быстро не писал песни. Одна ночь, ночь, ты въезжаешь? – Ага. Краска с волос смывается, так что сложно сказать, какого они сейчас цвета. Они в гостинице, у них один номер на двоих, и Джош лежит на диване, закинув ноги на спинку, выпрямив их, опираясь пятками на стену. Было бы неплохо пойти помыться, но сил не было никаких. Тайлер сидел рядом, держа двумя руками слегка помятый листок бумаги, уже в который раз перечитывая текст написанного. – Мою голову словно… Расстреляли словами. Мы ехали в машине, она уснула, и я почувствовал, как башка наполняется буквами. Буквы складываются в слова, слова в предложения, предложения рифмуются… – вокалист завалился назад, облокачиваясь спиной на ноги Джоша, закрывая глаза руками, но не прикрывая глуповатую улыбку. – Я ехал и сочинял, сочинял и ехал. Думаю, что Английскую Королеву я не вез бы так бережно. – А стоило бы, бабуля-то девятый десяток заканчивает разменивать. – Не разменивается по мелочам? – Типа того, – Джош усмехается, скатываясь с дивана, и, встав, потягивается, направляясь в ванную. – Я сделаю ей предложение на следующей неделе, Джош. Голос друга такой неестественно тихий и вкрадчивый, и перед тем, как обернуться, Дан ненадолго зажмуривается. Россыпь трещин уже становится похожей на паутину. Он молча смотрит на друга, на загорелое лицо, покрывшееся легким румянцем, а после переводит взгляд на руки, по-детски мнущие листок с текстом песни. – Я так боюсь, Джош. Вдруг она мне откажет? – Тебе не откажешь, – барабанщик усмехается, стараясь не обращать внимания на холодную руку жалости к себе, сжавшую сердце. – Ты замечательный. Правда. И она тоже. Всё будет круто. – Ты будешь рядом? – Конечно. Я же твой лучший друг, не правда ли? – Дан использует все свои скудные актерские способности, фыркая и пренебрежительно кидая свою серую шапку на прикроватную тумбочку. Тайлер счастливо улыбается, глядя на то, как друг скрывается за дверью ванной. «Друг» же, заперев дверь, прикрывает глаза, упираясь лбом в холодное, покрашенное белой краской дерево. Одной больше, одной меньше, какая разница, казалось ему в начале всего этого безумия под названием «любовь к лучшему другу». Поболит-перестанет. Отпустит, станет полегче. Трещин не становится меньше. И не отпускает.***
– Тебе точно будет не сложно? – Да это всего восемь часов езды, Джиш-Малыш. Загрузимся в машину в одиннадцать, всю ночь в дороге, а в восемь с копейками утра уже будем на месте. – Тебе предстоит восемь часов сидеть за рулем, чувак. Ты точно справишься? Тайлер улыбается, легонько приобнимая своего друга, чьи красные волосы сегодня немного в беспорядке. – Конечно. Если станет совсем тяжко, разбужу тебя. Собирайся давай. Первые пару часов поездки проходят хорошо. Они болтают, вместе поют песни, Тайлер даже уговаривает Джоша позвонить Дженне по Скайпу, и барабанщик улыбается почти не через силу. «Всё-таки она замечательная», – думает он, перебираясь на заднее сиденье где-то в начале третьего ночи, чувствуя, что уже начинает рубить. Парень берет плед, заворачивается в него, как в кокон и, удобно пристроившись у окна, проваливается в сон, надеясь хоть создать имитацию отдыха, обманывая собственный организм. БАХ. БАХ. БАХ. Джош шипит, потирая ушибленную об потолок машины макушку. Он недовольно косится в сторону водительского сиденья, но его друг ничего не замечает, постукивая пальцами по рулю, следя за дорогой. «Ладно, бывает.» После третьей такой встряски, когда Дан уже чувствовал себя не иначе как МакФлурри с клубникой, он сунулся вперед, раздраженно глянув на друга. – Ты серьезно? Не дрова везешь, блин, веди хоть немного аккуратнее. – А? – Тайлер явно его не слушал, задумавшись о чем-то своем. Он быстро глянул на барабанщика, беззаботно улыбаясь. – Чего? – Не мог бы ты, твою мать, хотя бы стараться объезжать эти дурацкие ямы? Я всю голову отбил. – А… Да ладно тебе, Джош, ну, тряхнуло пару раз? Что ты такой нежный? Красноволосый замолчал, отстраняясь, возвращаясь обратно на заднее сиденье, кутаясь в плед с головой. На этот раз трещины создавали едкие, ядовитые мысли, прожигающие маленькие, многочисленные дыры. Мысли были зеленые, почти кислотные, такой оттенок имеют китайские подделки брендовых вещей типа Адидаса или Найка. Зеленый – цвет зависти.***
– В смысле, ты летишь в Испанию? Ты знаешь, какое сегодня число? – Шестнадцатое… А, нет, четыре минуты первого, уже семнадцатое июня. – Тайлер… В трубке слышится шуршание – видимо, Джозеф перекладывает телефон от одного уха к другому. – Джош, ну, не обижайся ты. Ничего страшного не случится, если я один раз пропущу твой день рождения. Как-то же ты праздновал его до нашего знакомства, верно? – Тайлер пытается выглядеть веселым, но Дан в ответ на это лишь сжимает челюсти. – Это не смешно. Я всё спланировал, ты обещал, что придешь. – Билеты подвернулись совершенно случайно. Мы давно хотели где-то отдохнуть вдвоем, да и Дженна рада будет посмотреть на Испанию… – А если бы я не спросил, ты бы мне ничего не сказал? Просто бы скинул смс-ку «с днем рождения, друг»? – Конечно нет. Я хотел тебе позвонить, как только купил билеты, но всё так закрутилось, и воу, мы уже в самолете. – Тайлер, ты обещал мне. – Джош, да что ты разнылся, в самом деле? – голосе друга послышалось недовольство и раздражение. – Я обязательно поздравлю тебя с днем рождения, а когда вернусь через две недели, мы обязательно потусим вместе. Не будь ребенком, цыпленок. – Не надо меня поздравлять. Ничего вообще не надо. Отдыхай, Тайлер Джозеф, и пошел ты нахрен. Он сбрасывает звонок и засовывает телефон в задний карман джинс. Хватается за голову, запускает пальцы в ярко-желтые волосы, жмурится, ощущая, как внутри всё трескается, и вся та броня, которую он долго возводил, дробится на мелкие кусочки, рассыпаясь на осколки, которые невозможно склеить. Вся его уверенность, вся сила, вся защита – это лишь пресловутый фарс. Но для кого? Для Тайлера? Нет, он ничего не замечает и не знает. Для семьи и коллег? Тоже самое. Для самого себя. Врать самому себе столько лет было уже невыносимо. Парень вдруг внезапно опускает руки и улыбается. После шарится по карманам, достает телефон и наушники, подсоединив одно к другому и сунув пуговки в уши, включает одну-единственную песню на повтор, бодрым шагом выходя на улицу. Раньше он боялся ее как огня, лишь первые аккорды сжимали сердце тоской, а щеки на концертах от фальшивой улыбки ныли, не переставая. Хватит.***
– Ты уверен? Ты серьезно? Ты сумасшедший? – Марк смотрит на него, и его лицо, итак всегда имеющее легкий оттенок забавной печали выглядит действительно удрученным. – Может, стоит поговорить и обдумать всё? Возьмете отпуск, наладите всё… – Какая же чудесная песня. Почему я раньше не слушал ее, Марк? – Джош улыбается, забирая из рук друга документы, и, склонившись над столом, хватает ручку, принимаясь размашисто и небрежно ставить подписи чуть ли не на каждой странице. А вы что думали, уходить из группы – это не только собрать манатки, это важные юридические штучки. Джош не считал их важными. Для него это всё было сродни сбрасыванию огромного камня с шеи, груза, который тянет тебя на дно. Он уже третий день приходил в офис и оформлял все необходимые документы. Авторские права Дан поделил «скромно», как сказал Марк. Тридцать процентов себе, семьдесят Тайлеру. Вырученные деньги, которые до этого лежали на несгораемых счетах, Джош тоже поделил. Одну часть перевел себе на карточку, плюсуя их с деньгами от экстренно быстрой продажи квартиры в LA, а другую часть перевел семье, не желая оставлять их без финансирования на время своего отсутствия. Марк извинился и вышел из кабинета. Приподняв голову, Джош увидел сквозь стеклянную дверь, как тот растерянно и быстро рассказывает что-то собеседнику на том конце провода. Хмыкнув, светловолосый парень сдувает прядку, упрямо лезшую в лицо, и продолжает подписывать документы. Ему кажется забавным, что каждая новая роспись разрывает все его отношения с Тайлером, группой и тем, что он называл своей прежней жизнью. Дверь тихо открывается, и Марк возвращается в кабинет. Сквозь громко орущую музыку в наушнике левого уха, Джош небрежно бросает: – Уже наябедничал? – Нет, это… Мама звонила. Джош сделал вид, что поверил. – Ты не хочешь ему сообщить? – А зачем? Марк пожевал губами, неловко переминаясь с ноги на ногу. – Что же между вами такого произошло? – Ничего, Марк, – Джошу кажется, что он никогда не перестанет улыбаться. Он откладывает ручку, отдает другу документы, крепко обнимая его после. – Вот именно, что ничего не произошло. Я буду писать тебе, не делай такой скорбный вид.***
В то утро он вылезает из такси удивительно воодушевленным и легким, словно, если он перестанет контролировать ситуацию и расслабится еще больше, чем есть, то ветер подхватит его вверх, унося куда-то, где он никогда не был. В наушниках играет, по мнению Джоша, восхитительная песня, и странно, что за пять дней она ему еще не надоела. Как он мог лишать себя такого удовольствия раньше? – Джош… Вот это маленькая промашка в его плане. Он хотел сделать всё быстро, и действительно уложился в срок – все дела получилось закончить за неделю, и, по идее, Джош должен был покинуть город и свою старую жизнь, пока Тайлер нежится в лучах испанского солнца. Он никак не рассчитывал увидеть его здесь. Явно не выспавшийся, помятый, под глазами залегли тени. На нем большая черная толстовка, капюшон накинут, но волосы явно нечесаные. Дрожащие пальцы нервно теребят солнцезащитные очки, а глаза, оставшиеся без защиты черных стекол, красноватые и припухшие. Он, что, плакал? – Тайлер. Дан чувствовал некое садистское удовольствие, не испытывая при этом ни малейшего чувства стыда. Прервал отпуск, бросил свою женушку, примчался сюда? Удивительно. – Это ведь всё просто шутка, верно? – Джозеф выдавливает из себя некое подобие улыбки, но она получается жалкой, заискивающей. – Глупая шутка, да? Я пропустил твой день рождения, а ты договорился со всеми, и вы меня разыграли… – Нет. Это совсем не шутка, – Джош кидает быстрый взгляд на табло, расположенное на стене вестибюля аэропорта. Его вылет через 15 минут, а он еще планировал купить кофе. – Джош, я ничего не понимаю. Ты выключил телефон, потом звонит Марк, потом твоя мама, даже Заки почему-то знает всё раньше, чем я… – Обидно, наверное, когда тебя не уведомляют, – бывший барабанщик улыбается почти понимающе, ласково, надевая на нос уже свои солнцезащитные очки. Тайлер выглядит потерянным. Он сглатывает, явно стараясь не разреветься, и тихо спрашивает: – Что случилось, Джош? Не получается не смеяться. Дан столько раз прокручивал в голове этот диалог, но никогда не думал, что вместо подготовленных ошеломляющих фраз, которые, будь парни в виде комиксов, можно было бы сопроводить облачком с надписью «BANG» и «POW», скажет лишь только: – Ничего, Тайлер. Ничего не произошло. Просто нам пора разойтись по разным дорогам. Я улетаю, а ты можешь делать, что хочешь, тебя есть, кому защитить. Передавай привет Дженне и передай своей маме, что я буду скучать по ее овощному рагу. Он снова улыбается и протягивает Тайлеру руку, чтобы выполнить их фирменное рукопожатие. Видимо, Джозеф слишком огорошен, потому что он, сам того не понимая, начинает выполнять руками комбинацию хлопков и движений, зеркально, но более вяло отражая движения бодрого Джоша. Когда настает время объятия, Тайлер обнимает его так крепко, как никогда не обнимал, и, утыкаясь носом в шею, всхлипывает, шепча сдавленное: «Пожалуйста». Но руки Джоша отстраняют его через пару мгновений. Пианист заметил, что у него новый одеколон, но не заметил, что новым стал и сам Джош. Он взмахивает ладонью в молчаливом прощальном жесте и, развернувшись, спешно уходит вглубь аэропорта, к стойке регистрации.***
Джош включает на телефоне режим «в полете» и, когда стюардесса приносит ему апельсиновый сок, с тихим хмыканьем замечает на ее лице узнавание – брови девушки приподнялись, а губы, накрашенные сдержанного розового цвета помадой, приоткрылись, образуя красивую букву «О». – Вы же… – Да. Это я. – Последние новости… Это правда? – Ага, – Джош с удовольствием делает глоток кислого прохладного сока и улыбается девушке. – Только тихо, ладно? Рыжая кудрявая головка понимающе кивает, и после стюардесса поправляет шторку на его окошке, отодвигая кусок ткани. – Вы в первый раз на Гавайях? – Ага. Там сейчас как? – Замечательно. Самый сезон. – Отлично, – парень прикрывает глаза, давая понять, что разговор окончен, и надевает оба наушника, небрежно нажимая пальцем на «плей», откидывая голову назад. Моё сердце – мои доспехи Сердце пока что голое, но это не страшно. Не всё сразу, верно?