POV Криденс
Моя жизнь изо всех сил старалась быть такой же, как и прежде: занудство учебных дней перемешивалось с домашним рабством под эгидой матери, и иногда эта смесь приправлялась редкими встречами с моим лучшим (да и единственным) другом Ньютоном и воскресными посещениями мессы в ближайшем католическом храме, куда мать с упорством Сизифа таскала меня и сестер, дабы наставить на путь истинный и привить смирение христианской веры во избежание грехов. Сидя на жесткой лавке и послушно сложив ладони, я отнюдь не твердил про себя слова покаяния и благодарности. В такие моменты я осознавал всю свою порочность и греховность, перекатывая ее на языке, словно шоколадный топпинг. Судя по тому, что при входе меня не поражали молнии и стрелы Божественного Провидения, я примирился с мыслью о том, что за все земное я отвечу, но когда-нибудь в другой раз. После того самого случая моя слежка за Грейвсом стала еще более активной: я пытался отслеживать все его действия и перемещения в стенах дома по мере своих возможностей в виде двух окон на первом этаже и одного на втором. Иногда, под покровом ночи, удавалось вылезти на крышу, улечься животом на холодную черепицу и беззастенчиво разглядывать кухню, гостиную (а с ней я был уже немного знаком) и кусочек спальни на втором этаже. Даже после того, как он позорно меня обнаружил, вешать на окна жалюзи или простенькие занавески он не стал - стекла обнажали внутренности дома по-прежнему. Словно он специально давал мне возможность понаблюдать за ним... Никогда нельзя было предугадать заранее, будет ли моя охота на Персиваля удачной - порой он затворнически не выходил из гостиной, уставившись в телевизор, а изредка, словно специально для меня, дефилировал по всему дому, то поднимаясь в спальню, то шарясь на кухне в процессе приготовления нехитрой холостяцкой еды. Я старался быть максимально незамеченным со своей стороны - прятался за тяжелыми шторами или сдвигал жалюзи так, чтобы было видно мне, но не было видно меня. Сам же Грейвс, казалось, и думать забыл обо мне - по крайней мере, он не смотрел в наши окна, да и самолетиков мне больше не прилетало, хотя я оставлял окно распахнутым и незащищенным - да хоть ты залезь ко мне и выкради (Боже, иногда меня так заносит...). А ведь было чему заносить. Еще несколько дней мне снилась эта мозговыносительная порка, у меня появлялась эрекция только от намерения подумать об этом. Я с дрожащей душой вспоминал его пальцы, запутавшиеся в волосах, горячее дыхание в спину, сильную обжигающую ладонь на ягодицах, и, черт возьми, задница моя горела как наяву. С особым трепетом и стыдом я вспоминал его самого в кресле - тяжело дышащего, с хмуро сдвинутыми бровями и горящим в полутьме комнаты взглядом, сжимающего в той же ладони, которой он мне отвешивал сочные шлепки, свой колом торчащий член. Момент его оргазма я позволял себе вспомнить только в минуты самоудовлетворения, потому что от образа белых капель, падающих на одежду, от рваного выдоха и животного рыка я сразу же кончал, как последний раз в жизни. Мы сидели и завтракали в гробовой тишине: мать строго пресекала любые разговоры, а особенно за столом, а еще строже - веселые. Я ковырял ложкой сероватого цвета кашу консистенции киселя, которую любезно сварила мама ("Тебе еще что-то не нравится, Криденс? Заткнись и ешь, ты должен быть благодарен мне за то, что имеешь возможность хоть чем-то питаться!") и бросал контрольные быстрые взгляды в окно сквозь занавески. При матери и сестрах я сворачивал свою наблюдательскую миссию, чтобы избежать ненужных вопросов и подозрений, но привычка подглядывать за соседом оказалась весьма и весьма прилипчивой. За неделю таких мучений мне казалось, что я превратился в маньяка - осталось найти номер его телефона и названивать по ночам, горячо пыхтя в трубку. "Какой же ты сказочный дебил", - усмехнулся я себе и всем этим мыслям, с трудом запихивая в себя овсянку и запивая ее сладким крепким чаем. Подхватив рюкзак и накинув на себя старую потрепаную джинсовую куртку, я пробормотал "спасибо" за питательнейший завтрак и на крыльце стал дожидаться Модести, чтобы вместе с ней пойти в школу. Утро выдалось солнечным и свежим для начала мая, поэтому пришлось накинуть капюшон и застегнуть куртку. Я покосился на соседний дом: машина стоит на месте, со стороны кухни отдаленно слышится звон посуды - видимо, завтрак готовит, значит сегодня выходной. Через пару минут вышла сестра - глаза покрасневшие, носом шмыгает, значит, уже получила от матери за что-то. Я взял Модести за руку и мы пошли в школу. Школьные занятия сегодня ничем не отличались от предыдущих дней: я сидел, подперев лицо ладонью, на истории, черкая на полях тетради палочки; на алгебре я ковырял носками ботинок пол, решая уравнения; на химии я просто переписывал всякие формулы реакций, дорисовывая буквам глаза и конечности, откровенно зевал и смотрел на одноклассников. В перерывах между занятиями мы с Ньютом сидели на ступеньках у входа, где он подкармливал меня сэндвичами с тунцом, а я помогал ему написать сочинение по литературе. Обратно домой я шел в слегка приподнятом настроении, да и Модести прыгала рядом, что-то напевая. Мы пришли домой и разошлись по комнатам, занимаясь своими делами. Матери не было слышно и видно, поэтому, включив чайник, я решил ополоснуться под душем. После водных процедур я набросил свой потертый халат, накинул на голову махровое полотенце и наощупь поднялся в комнату за футболкой. Открыв дверцы шкафа, я с наслаждением потянулся, прохрустев всеми позвонками, снял халат и достал чистое белье. Натягивая на себя трусы и напевая прилипшую за время прогулки с Модести песню, я внезапно услышал тихий смешок и мягкое бархатное: - Крииденс.... Голос ударил меня взрывной колючей волной в спину, отчего ноги мои запутались в белье и я грохнулся на колени под шкаф, успевая на лету прикрыться дверцей. В ничего не соображающей голове присутствовала только одна адекватная фраза : "КАКОГО, МАТЬ ЕГО, ХРЕНА???", которую я чуть было не проорал в окно. Судорожно надевая на нужное место свои боксеры и потирая сбитые колени, я встал, и мне казалось, что от силы моего смущения можно было заряжать телефоны, а на моих алеющих ушах поджаривать зефирки. - Мм..мистер Грейвс! Что вы здесь делаете?! Он стоял на козырьке нашей крыши, привалившись к деревянной раме окна в мою комнату, улыбаясь самым ехидным образом. В сложенных на груди руках я увидел молоток и несколько гвоздей. Волосы торчали в разные стороны, лоб блестел от пота, на лице - темная тень щетины. - Твоя мама просила помочь починить крышу, пара черепиц слетела со своего места, - спокойно ответил он, не меняя позы, продолжая скользить по мне заинтересованным взглядом из-под широких бровей. Я, спохватившись, быстро надел на себя футболку, которая тут же намокла на вороте от влажных после душа волос. - Я уже привел в порядок покрытие, собирался спускаться, а тут ты... Всегда такой веселый выходишь из душа или только в особых случаях? - снова ухмылка и заломленная бровь, выбивающая из меня дух. В мыслях снова возник его образ в кресле, где он так не ехидничал, и я поспешил спрятать эти мысли подальше. Да он точно надо мной поиздеваться решил, сволочь. - Я..эээ... всего доброго, мистер Грейвс.- я резко задернул шторы. Потом немного подумал, просунул голову за ткань в окно - он все так же стоял в расслабленной уверенной позе, поигрывая в руке молотком. - Спасибо за помощь. Захлопнув перед его носом ткань, я опустился на стул, пытаясь унять истерически бившееся сердце. Кошмар, это же надо было так попасться!!! Хоть я и не девица, но очутиться голышом перед этим мужчиной... Я со вздохом уткнул горящее лицо в ладони, услышав тихий смешок и звук шагов по черепице. Аккуратно отогнув край шторы, я наблюдал, как Грейвс спускается по стремянке вниз, складывает ее и приставляет к стене нашего дома. Немного позже я услышал голос матери, а затем увидел и ее саму - она подошла к мистеру Грейвсу, пожала тому руку, тепло улыбаясь (и это моя мать?) и зашла в дом. Сосед бросил мимолетный взгляд в сторону моего окна, развернулся и уверенным шагом направился к своему дому, стукнув входной дверью. Да уж, превратиться из шпиона в объекта слежки - ощущение не из приятных. Я быстро высушил голову, натянул штаны и спустился в кухню, где забытый чайник уже успел остыть.POV Грейвс
В который раз я повторял себе, что я идиот. Во-первых, действительно, стоит купить себе жалюзи на окна. А во-вторых, этот чертов соседский мальчишка, которого я имел неосторожность впустить в дом, приняв за вора, до сих пор не покидал моей больной фантазии. Всего одна случайная встреча и эта пресловутая порка бесповоротно ввергли меня в извращенную каббалу, я был вынужден скрывать эту одержимость от самого себя. Но этот восхитительно непослушный Криденс, который продолжал наблюдать за мной, думая, что остается незамеченным, прочно привязал меня к себе своей невинностью и дерзостью - отчасти именно поэтому я любезно согласился помочь миссис Бэрбоун отремонтировать крышу. Солнце нещадно жгло мне спину, пока я прилаживал куски черепицы на нужные места, пот градом катился по телу, пропитывая майку, но я терпеливо закончил работу, пока мое внимание не привлек шорох со стороны его комнаты, и мое нездоровое любопытство заставило меня бесшумно подойти к его окну. Он стоял в пол-оборота ко мне перед открытым шкафом - несуразный халат на острых плечах, мокрое полотенце на голове, из-под которого доносилось хмыканье; парня окружал свежий запах геля для душа с горькими нотками мужского парфюма, и запах этот, прогретый теплой водой, щекотал мне ноздри, заставляя вдохнуть глубже. Я покачал головой, собираясь так же тихо отойти, но шорох ткани заставил меня поднять взгляд, и в этот момент я понял, что пропал. Криденс стоял абсолютно нагой, если не считать этого дурацкого полотенца на голове, и майское полуденное солнце играло на его тонкой коже с бледно-голубыми прожилками вен. Фигуристые плечи, изящный торс, тонкие юношеские руки, идеально вылепленная спина, слегка впалый живот с капельками воды и темный треугольник волос в том месте, где линии тазовых костей сходятся воедино - мне казалось, что за секунду я увидел все его тело, но этого было катастрофически мало. Я завороженно наблюдал за ним - парень немного развернулся к шкафу, явив взору узкие бедра, ямочки на пояснице и округлый зад - тот самый, который я собственными руками оглаживал и одарял звонкими ударами. От вида его белоснежной кожи и ладности его фигуры я сжал зубы, скрывая резкий выдох и рычание, зарождавшееся внутри, благодаря конструкторов дома за то, что окно скрывает мою нижнюю половину; подумать только, этот мальчишка заводил меня похлеще любой опытной красотки, и я хотел его, хотел жадно, горячо и сейчас же. С трудом взяв себя в руки, я снова окинул взглядом его фигуру, и только его скуластое лицо было скрыто от меня, что я и исправил, позвав его тихо по имени. Он даже не обернулся - неожиданное обращение скосило беднягу, и он, запутавшись в одежде, упал на пол. Теперь я усилием воли старался не расхохотаться от комичности ситуации. Поднявшийся и частично одетый Криденс краснел, словно маков цвет, а смущение исходило от него такими волнами жара, которые улавливал даже я, несмотря на нещадно бьющее меня солнце. Ах, как этот мальчишка очаровательно краснел! Я заметил это еще в тот злополучный вечер, и мне отчаянно хотелось снова заставить покраснеть эту алебастровую кожу, от смущения или от удара - неважно. Я отчетливо слышал в голове его хриплые стоны, перемешанные с горячими выдохами тогда, когда моя ладонь опускалась на его зад, и продолжал скользить взглядом по телу юноши. Однако его стеснительность вернула меня из воспоминания - задернутые шторы перед моим носом были самой что ни на есть ребяческой выходкой, которая заставила меня еще раз усмехнуться и спуститься вниз, выслушивая благодарности от соседки. Я в последний раз глянул на занавешенный оконный проем комнаты Криденса и уловил движение шторы - этот паршивец и сейчас пытался за мной подсматривать. Ладони сразу начали зудеть в ожидании справедливого наказания, но я развернулся и пошел домой. Моя холостяцкая берлога встретила меня тишиной. Я бросил в ящик в коридоре молоток и оставшиеся гвозди, на ходу стянул мокрую футболку и джинсы и забрался в ванну. Прохладные свежие струи воды привели меня в чувство, освежая и проясняя ум. Я вышел повеселевший, оборачивая бедра полотенцем - такими темпами начну петь, словно Бэрбоун. Одевшись и заварив на кухне крепкий чай, я включил в гостиной ноутбук и начал разбирать накопившиеся за полдня письма с текстами и правками статей - должность администратора и редактора сетевого портала одной из местных газет не позволяла надолго расслабиться даже в выходной. Так я просидел до глубокого вечера, прерываясь на еду и телефонные разговоры со своей дотошной помощницей Тиной (ох уж эти выпускники-стажеры, создают головной боли больше, чем можно представить). На глаза попалась сваленная на стуле куча выстиранной одежды, которую мне пришлось разобрать и аккуратно сложить. Устало потирая переносицу, я поднялся в спальню с внушительной стопкой и разложил вещи в комод и шкаф, задумчиво глядя в окно на сонный спальный район, где я жил - одинаковые домики погружались в сон, людей на улице практически не было. Взгляд зацепился за дом Бэрбоунов - мать семейства вышла из дома, сопровождаемая девушкой (дочь, видимо), села в старенький седан, что-то ей сказав, и уехала. Девушка быстро вернулась в дом, и вскоре свет в доме напротив погас. Везде, кроме верхней небольшой комнатки моего мальчика. "Так, Перси, что за херь?" - мне пришлось самому себя одернуть. Уже мальца себе присвоил, что за бред! Стоило мне только кинуть взгляд на его окно, перед глазами сразу же предстал сам Бэрбоун - развратно распластанный на мне с оголенной задницей, сидящий передо мной на коленях в послеоргазменной агонии, свежий и потрясающе прекрасный в своей наготе после душа... Я прикрыл глаза, вспоминая его испуганное лицо в отражении зеркала гостиной, ощутил под пальцами его мягкие волосы - он весь мягкий, ладный и... Вот я вижу его перед собой - сидящие низко на бедрах боксеры, влажные ароматные волосы, точеные скулы. Он тянется ко мне, раскрыв свои прекрасные губы, и произносит то, что сводит меня с ума всю неделю: "Да, папочка...". Моя рука потянулась к шее, разминая позвонки, спустилась по груди вниз, против моей воли сжимая сквозь ткань напряженный член. Я настолько увлекся своей прекрасной иллюзией, что позволил простонать себе его имя, сладко холодящее язык, сжимая себя крепче, до остро-приятной боли внизу живота. Его имя мурашками пробежалось по моим рукам, заставляя открыть глаза, но я кожей почувствовал постороннее присутствие - вот он, широко раскрытыми невозможными глазами смотрит на меня из своего окна, приоткрыв рот, словно сошел в реальность из моего воображения. Он смотрит на меня, а я на него - долгие несколько секунд детской игры "кто кого переглядит", и он сдается, жмурясь и снова вглядываясь в меня жадно, даже не пытаясь спрятаться. И тогда я ласково заманиваю его к себе движением пальца - иди ко мне, мой мальчик. Смотри на меня.POV Криденс
- Криденс, - невнятный от расстояния голос заставляет меня высунуться из окна с выпученными глазами, чтобы разглядеть его обладателя в глубине его собственного дома. По мере того, как я напрягаю зрение, грозясь вывалиться со второго этажа, я улавливаю движение в его комнате - Грейвс стоит, прислонившись к какой-то поверхности, откинув голову и закрыв глаза, проводя рукой от шеи по голому (о Господи) торсу, и сжимает ладонью твердую ткань джинсов в области ширинки. А я стекаю лужицей по оконной створке, пожирая глазами напряженную фигуру. Даже через расстояние я вижу, как он, глубоко вдыхая, поворачивается ко мне, и я впервые не боюсь быть увиденным - наоборот, я втайне этого желаю. Он смотрит на меня, я смотрю на него - время пролетает мгновенно, но я не выдерживаю этих гляделок, я жмурюсь от жгучего желания, которое накрывает меня и стискивает раскаленными клещами. Я стараюсь изгнать его образ из головы, и я на долю секунды верю, что когда я открою глаза, то Грейвс исчезнет из комнаты - но нет, он все так же неотрывно смотрит на меня. Вот он медленно поднимает руку и... нет, серьезно? Он манит меня пальцем? Как какую-то девчонку? Я отхожу от подоконника и отворачиваюсь, осмысливая этот странный жест, даже немного посмеиваюсь. Грейвс, я, по-твоему, должен сорваться и бежать к тебе? *** "Бэрбоун, это пиздец", - проносится нараспев у меня в голове, когда я тайком пробираюсь мимо комнаты сестер, - "так низко ты еще не падал". Я настолько спокойно воспринимаю отключку мозгов, что мне становится даже немного страшно. В темноте узкого коридора я быстро натягиваю рубашку, максимально бесшумно выскальзываю за дверь и подхожу к забору, перебираясь на участок Грейвса. Когда я оказался перед дверью в его дом, решительность и долбоебизм собственного мозга резко меня покинули, и я стоял, словно первоклассник на приеме у президента, способный ощущать только то, как стремительно потеют ладони и мелко подрагивают колени. Я несколько раз заносил руку к звонку, но после нескольких секунд препирательств с самим собой просто постучал в дверь. Три робких стука. Три оглушающих удара, после которых назад пути уже нет. Персиваль открывает дверь тихо и нарочито медленно, прислоняясь к косяку плечом. Без слов хватает меня за рубашку, втаскивая в дом, чтобы уберечь от вездесущих соседей по другую сторону улицы, но этот жест заставляет меня нервно сглотнуть и сжать все, что сжимается в моем теле. Снова темный коридор, но теперь меня не тащат волоком, я иду сам, разглядывая в полумраке комнаты нехитрое убранство - почему-то сразу ощущается присутствие только одного человека в доме. Он снова приводит меня в гостиную - все тот же тускловатый торшер около дивана, черный прямоугольник плазмы на противоположной стене, внушительный стеллаж с книгами, нелепый куст в углу. Напротив двери то самое зеркало, свидетель моего безумства. И я снова отражаюсь в нем - чуть испуганный, слегка зажатый, бледный и нескладно-худой. Но пока полностью одетый. - Здравствуй еще раз, Криденс, - Грейвс обошел меня полукругом и аккуратно встал передо мной. - Ты все-таки пришел ко мне. - Железобетонное утверждение, как и сам его обладатель - стоит, расставив умопомрачительные ноги в темно-синих джинсах, сложив руки на груди. Мне достаточно беглого взгляда по его фигуре, чтобы воспылать аки ведьма на костре. - Да, я... я пришел. - Да что за нелепое заикание! - И что же мне с тобой делать... - размышляет вслух мой персональный мучитель, который, видимо, специально говорит тихо и растягивает слова, звуки тягучими каплями оседают на мне, вызывая интересные ассоциации, которые снова натягивают джинсы. - Ты думаешь, я не знаю, кто сломал крышу? "Houston, We've Got a Problem" - вспыхивает у меня в голове. Так некстати включившийся мозг еще пытается шутить. - Мистер Грейвс, вы действительно думаете... Это не я! - принимая возмущенный вид, отнекиваюсь, импровизируя на ходу. Однако меня не покидает смутная мысль, что весь наш диалог становится не более чем игрой. Игрой, которая медленно поджаривает меня с потрохами на костре возбуждения. - Ах, Криденс... - этот чертов бог (Господи, да прости мне этот каламбур) даже имя мое произносит по-особому! - Ты совсем не умеешь врать, мой мальчик. Тихо вздохнуть не получилось, и я с бесшумностью заболевшего носорога вдыхаю воздух поглубже, сохраняя остатки спокойствия. - А почему вы считаете, что я вам лгу, мистер Грейвс? - не мигая, спрашиваю я. Нет, серьезно, откуда он может знать? - У меня много версий, - беспечно отвечает сосед, подходя ко мне ближе, и заглядывает мне в глаза. Мне кажется, что его брови и кончики ресниц уже касаются моего лица, и я беззвучно открываю рот, как выброшенная на берег рыба. - Но знаешь, какой аргумент я считаю самым достоверным? Вот этот, - и он накрывает теплой ладонью мой вставший член и наглаживает натянутую ткань, не отрывая от меня изучающий горящий взгляд. Вот сейчас главное - это не умереть. Так, Криденс, глубоко вдохнул - на четыре счета выдохнул. Вдох - раз-два-три-четыре - выдох. Главное - не упасть на подкошенных ногах от ощущения сладкой истомы, парализующей конечности, прямо к его ногам. Мы не в дамском романе, а я не сопливая розочка. Но когда сильная ладонь смыкается на члене и обхватывает ствол через джинсы, уверенно сжимая ближе к основанию, у меня получается только всхлипнуть и закатить глаза. - Что ты можешь противопоставить этому, Криденс? - Грейвса, казалось, вообще не трогает тот факт, что он держится за мой член. Делает он это так уверенно, будто за газетой утром пошел в киоск. - Может, ты еще будешь меня уверять, что все эти дни не подсматривал за мной? А вот это нечестно. Это удар ниже пояса (хотя там все схвачено, в прямом и переносном). Я же следил за тем, чтобы не попасться! Как, как, блять, он узнал снова? - Я..эээ...мистер Грейвс, я правда не... - Ты действительно не умеешь лгать, мой мальчик, - ладонь еще теснее обхватывает меня, большим пальцем проезжаясь по головке, отчего я судорожно вздыхаю. На этом моменте подключается и вторая рука, которая мягко забирается под футболку и проводит вдоль позвоночника кончиками пальцев. Меня не покидает смутное чувство, что живым я сегодня отсюда не выйду. - Видимо, прошлого наказания тебе явно недостаточно. - "О, ты прав, черт тебя возьми". - Возможно, стоит придумать для тебя что-нибудь более..хм...серьезное. В организме нет места панике, а вся кровь, которая должна питать мозг, сосредоточилась в небезызвестном месте. Мне кажется, что ожидание повисает даже на кончиках моих волос. Рука исчезает из опасной зоны, о чем я тут же сожалею, удержав свои бедра от того, чтобы податься за рукой. Грейвс отходит от меня на шаг, оценивая мой внешний вид, раздумывает над чем-то, а затем стаскивает с меня рубашку, оставляя снова с голым торсом - стоит ли мне шутить про ощущение дежавю? - Я, кажется, придумал отличное наказание для тебя, Криденс. - Клянусь, этот шепот вытянет из меня все остатки земного существования. - Ты ведь любишь смотреть на меня, не правда ли? И с этими словами он скручивает рубашку в узкую полоску, обматывает мое лицо на уровне глаз тонкой тканью, и я перестаю видеть, погружаясь в темноту. Это был самый больной удар по моему самолюбию, по мне вообще. Он не имеет права так издеваться над моей природой визуала! Я поднимаю руки к повязке, ощупывая ее, стараясь сдвинуть хотя бы краешек, но хлесткое обращение приказывает опустить руки, и я не могу не повиноваться. - Даже не пытайся снять ее, Криденс, ты наказан, - урчащий голос уховерткой заползает мне в голову, заставляя поежиться от накативших ощущений. - Поверь, это наказание тебе даже понравится. "Опять смеется надо мной, сукин сын", - гневно размышляю про себя. Потеряв ориентацию в пространстве, я могу только слепо поворачивать голову на звуки и замереть в ожидании каких-либо касаний - он же не бросит меня здесь до конца вечера? Шорох прокатывается по комнате и замирает за моей спиной - кажется, это где-то справа, можно немного голову повернуть. Его шаги скрадывает плотный ковер, но мне кажется, что так шуршит сброшенная на пол одежда, и эта мысль холодком пробегает по ногам. Он прижимается ко мне со спины внезапно, охватывает жаром своей кожи - мощная грудь прижата к моим лопаткам, а живот - к пояснице, и мы идеально совпадаем изгибами тела. Горячие ладони скользят по моим рукам, плечам, груди, он просто гладит меня, греет озябший торс своим теплом, и я сильно закусываю нижнюю губу, чтобы так быстро и предательски не застонать в пространство комнаты. Колючая щетина слегка оцарапывает мое ухо и щеку, горячий воздух впитывается в подкорку, оставляя аромат кофе и самого Грейвса - терпкий, немного древесный. - Сегодня днем ты был чрезвычайно хорош, мой мальчик - такой нежный, чистый. Даже и не скажешь, что ты на самом деле такой развратник, - тихо говорит мне в ухо с улыбкой, которую я чувствую кожей. - Расскажи мне, Криденс, чего бы тебе сейчас хотелось? Еще немного, и я сам начну мурлыкать, словно довольный кот: Персиваль почесывает мой живот и спину, массирует кожу над тазовыми костями и джинсами, положив подбородок мне на плечо. Мне очень хочется видеть наше отражение, и только сейчас до меня доходит вся тяжесть его "наказания". Что же, можно попытаться... - Я...Я хочу видеть вас, сэр. Тихий смех прилетает мне в ухо вместе с ответом: - Нет, я запретил тебе снимать повязку. Но я думаю, что мы можем прийти к маленькому компромиссу - раз ты не можешь меня видеть, то можешь меня трогать. Как тебе такой вариант? Кажется, когда-то я знал такие слова, как "достоинство", "самоконтроль" и "гетеросексуальность", но все эти абстрактные вещи разбились о непоколебимую скалу, которую я с немым восторгом начинаю ощупывать. Завязанные глаза и отсутствие зрительного контакта делают меня немного смелее. Свое путешествие я начинаю с его лица - мои ладони от затылка робко проходят по щетинистым щекам, опускаясь на шею и плечи (не отказываю себе в удовольствии немного их сжать), а затем, немного увереннее, опускаются на широкую грудную клетку, которая мерно вздымается и опускается. Улавливаю удары его сердца - почти такие же стремительные, как у меня, а значит, что его тоже заводит это. Я неосознанно прижимаюсь ближе к нему, касаясь вставшим членом его затянутого в джинсу бедра, слегка толкаюсь в его ногу, стараясь не заскулить. Перемещая левую ладонь на напряженный подтянутый живот, правой касаюсь чуть покатой спины, жалея о том, что не могу следовать взглядом за своими руками. Единственное, что я ощущаю - жар кожи и ее поразительное сочетание твердости и мягкости, и ощущение это добивает меня, срывает последние тормоза и стоп-сигналы: я опускаю голову и целую его в плечо. Он вздыхает. Он резко хватает меня за затылок, впечатывая в свое тело, а другая рука возвращается на выпирающую ширинку, сдавливая меня довольно сильно. Тут стон я уже сдержать не могу, и он заглушается сильным плечом Грейвса. - Уже и рот свой решил в ход пустить, Криденс? - голос, дрогнувший на моем имени, оглушает после минуты тишины, - какой ты хороший. За это можно немного наградить. Стальная хватка за горло разворачивает меня и припечатывает к стене, а Грейвс в исступлении целует мою шею, и я чувствую, как багровой россыпью проявятся через пару минут засосы. Душа ухнула куда-то под землю, и я обхватываю руками этого невозможного мужчину, притягивая к себе. Сердце выстукивает дробь в середине горла, дышать получается через раз, а Персиваль все продолжает награждать меня болезненно-прекрасными ощущениями от поцелуев - властных, собственнических, горящих тавром. - Ты. Потрясающе. Сладок. Криденс. - хриплый голос, хриплое дыхание, горячие губы и язык - вот она, верная смерть и верное спасение, и я не могу не застонать так же хрипло в ответ. - Ты. Хороший. Мальчик. - и снова асфиксия до кругов перед закрытыми глазами, заставляющая широко открыть рот, хватая губами остатки воздуха. Я чувствую себя скоростным поездом, адреналин вскипает во мне, и остается только засвистеть, как чайник. Это невероятное чувство возбуждения, этот жар подстегивают меня, и я включаюсь в нашу тайную извращенную игру. Медленно опускаясь на колени, я слепо цепляюсь за штанину, прижимаясь к ней щекой, и тихо шепчу: - Да, папочка... Ответом мне была тишина - он даже не вздохнул. Мне сразу становится неловко, и я срочно начинаю продумывать пути отступления, как дрогнувший голос тихо приказывает: - Повтори. С замирающим сердцем льну к его ногам еще плотнее. -Д-да, папочка... Долгий стон перемешивается с его пальцами в моих волосах, когда он прижимает мою голову к своему паху, и мне кажется, что этот стон мы делим с ним на двоих. Грейвс срывает рубашку с меня, а я неловко щурюсь от тусклого света комнаты. Постепенно зрение обретает былую четкость, и я смотрю на него снизу вверх - голый по пояс, тяжело дышащий, словно не было той недели, словно он снова готов начать меня пороть. - Хороший... хороший... - словно заведенный он повторяет это, отходя к дивану, я вынужден ползти за ним - и пусть я буду проклят, если мне не было это безумно приятно. Он усаживается на диван, откидываясь на спинку, широко расставляя ноги - я расцениваю это как приглашение, усаживаясь ровно посередине. - Криденс, ты хочешь отработать свое наказание? - обманчиво-спокойно спрашивает Грейвс, склонив голову набок. - Да, я...я хочу, - мне приходится сглотнуть, чтобы сердце не выпрыгнуло из глотки. От переизбытка возбуждения член до боли врезается в джинсы, и я стараюсь незаметно их расстегнуть. Персиваль замечает это, кивком головы заставляя снять одежду. Я быстро расправляюсь с этим, представ перед ним в трусах. - Пожалуй, мне тоже стоит кое-что снять, ты не находишь? Намек понят, и мои дрожащие пальцы расстегивают пуговицы на ширинке, и я стараюсь словно случайно коснуться его члена. Грейвс прикрывает глаза, откидывая голову назад, слегка приподнимает бедра, помогая мне стянуть узкие джинсы, и вот, спустя время, мы оказываемся с ним в равных категориях раздетости. На этом моменте он удобнее устраивается на диване и обхватывает себя рукой, поглаживая через белье. Я завороженно следую взглядом за его рукой, еще минута - и я начну исходить слюной. - Тебе нравится смотреть, мой мальчик? - игривый страстный тон забирает последние крупицы воздуха, я стискиваю рукой собственный стояк и ласкаю его на манер Персиваля. Мне хватит пары движений, чтобы кончить. - Ох...да, мистер Грейвс, я... мне очень нравится, - словно со стороны слышу я свой ответ. - Ммм... - он забывается в своей ласке, предоставляя мне умопомрачительную картину для наблюдения, а я тянусь к внутренней стороне его бедра, укладывая голову, и все так же жадно смотрю за тем, как он гладит и сжимает через ткань свой член. Великолепное зрелище дополняют его тихие низкие вздохи и мимолетные стоны. - А теперь, Криденс, будь послушным и открой рот, - он поднимает голову, напряженно вздыхая, глаза полыхают томным коричневым пламенем, гипнотизируя меня окончательно. Я незамедлительно повинуюсь, раскрывая пересохшие от волнения и желания губы, не в силах отвести взгляда от Грейвса. Он слегка сдвигает ткань, являя мне себя во всей красе, и снова дежа вю захватывает меня с головой. Он держит член у основания, проводит по всей длине, собирая капли смазки на кончики пальцев, и внезапно растирает по моим раскрытым губам, отчего я рефлекторно сжимаю их. - Открой свой рот, - железное спокойствие и властность моментально заставляют меня исполнить сказанное, а рука Персиваля снова ныряет в мои волосы и стискивает на затылке, натягивая кожу на висках. Он слегка поворачивает мою голову влево и вправо, с каким-то удовлетворением отмечая: - Прекрасно. Мне очень нравятся твои глаза и скулы, Криденс. И, конечно, губы, - одновременно с этим он обводит своим членом мои губы по контуру, и я мелко задыхаюсь от такого жеста, абсолютно не имея никаких мыслей в голове. Я могу только чувствовать теплую пульсирующую плоть своим ртом, ощущать тонкий сладковатый запах и видеть напряженное лицо Грейвса, который собирается дать мне в рот. Он слегка наклоняет мою голову ниже, заставляя вобрать его на треть, и я полностью теряюсь в ощущениях, прикрыв глаза. Смутно осознавая, кто я и что я, аккуратно пробую его на твердость и вкус , проводя языком по стволу, и он судорожно выдыхает, а член дергается у меня во рту - ощущение странное и необычное. Я несколько мгновений знакомлю свой язык с ним, осторожно сжимаю губами, и он поощряет меня ласковым почесыванием за ухом и тихим стоном. Осмелев, я сам наклоняюсь ниже, положив одну ладонь на бедро, а другой самозабвенно глажу свой освобожденный член, повторяя пальцами тот путь, который совершает мой язык. Я втягиваю щеки, стараясь протолкнуть его глубже, слегка задеваю зубами и зализываю это место. Грейвс смотрит на меня, как первый раз в жизни, и без слов подается мне навстречу, издавая стоны чуть громче, чуть чаще... Мое возбуждение достигает потолка комнаты и рвется сквозь крышу, мне хочется растормошить замеревшего на диване мужчину, и тогда я ловлю его взгляд, забирая член в свою ладонь, и губами впечатываю в него то слово, которое он и я так жаждем услышать : "Daddy". Я попал в самый эпицентр, я сорвал предохранитель и нажал на запрещенную кнопку одновременно: протяжно выстонав мое имя, Грейвс подскакивает, снова хватает меня за волосы и насаживает ртом на свой орган, упирая мне его в глотку. Я судорожно закашливаюсь, но он не дает мне время на передышку - вколачиваясь в меня как можно глубже, он сжимает мою голову до искр в глазах и хрипло рычит : "мой мальчик". И тут крышу сносит у меня: я яростно сжимаю себя и толкаюсь в кулак, раскрывая шире рот и закатывая глаза. Огонь уже полностью объял меня, я горел вместе с Грейвсом, горел и не мог сгореть, задыхаясь от нестерпимого жара и оглушительного стука сердца, которое резко заняло весь мой организм. Он что-то неразборчиво шептал, скрывая за стонами слова, гладил мое лицо... Я кончил первым - чудовищный по своей силе оргазм крупной дрожью начал бить меня изнутри, ломая позвоночник, и на ладонь мощными струями вылетала вязкая сперма. Я хрипел и задыхался, словно астматик, я умирал самой страшной смертью, которая острыми вспышками извращенного удовольствия наполнила тело, и... и внезапно это цунами отступило, меняясь на тихие волны, качающие меня из стороны в сторону. Я все это время не мог отвести взгляда от Грейвса, а тот, жалобно сдвинув брови и закрыв глаза, изливался секундой позже меня, беззвучно повторяя мое имя, а горячие капли падали на мое лицо и плечо, обжигая расплавленным воском. Он смотрел на меня долгим взглядом прежде, чем рухнуть на колени рядом со мной, притягивая меня к себе... прежде, чем мы оба забылись в той абсолютной вакуумной пустоте, которая нас наполнила.