It's not a game anymore

Шорох пальто внизу затих, тихо хлопнула входная дверь, и в квартире повисла густая тишина, встретившая единственного оставшегося в доме человека недоуменным молчанием. Снова предоставлен самому себе. Одинок… Тяжелые веки закрылись, его внутреннее волнение выдавали подрагивающие ресницы и одна непослушная морщинка на переносице. Рой тяжелых мыслей одолел голову. Он уже даже не пытается сопротивляться, не пытается избавляться от круглосуточного тумана, окутавшего разум и подчинившего сердце. Туманом он мысленно называет свои до ужаса осточертевшие чувства и эмоции. До чего ты себя довел? Словно очнувшись, мужчина подошёл к запылившемуся зеркалу. Жалкое зрелище. Резкими, нервозными движениями он натянул черную рубашку, такого же цвета штаны и, схватив подаренный кем-то когда-то блокнот и ручку, сбежал по скрипучей лестнице, пошатываясь. *** — Ненавижу ходить сюда, — тихо жалуется Шерлок и открывает блокнот. — У меня не получается поделиться с тобой хоть капелькой моих чувств. Даже когда тебя больше нет… Даже не тебе. Ты бы, конечно, посмеялся над моими словами. Шерлок Холмс и чувства. Поэтому я всё напишу.

«У меня всегда было множество врагов. Такова моя профессия. И, какими бы опасными они не были, я всегда одерживал верх. Но сейчас я вижу, как сильно я недооценил женщин. Эти удивительные существа скрывают за хрупким телом невероятную силу. Ты видел это, ты понимал, ведь ты любил женщин. А я любил тебя. Ну вот, сказал. И небо даже не свалилось мне на плечи, и земля не разошлась под ногами. Надо было дать это понять тебе раньше, пока была возможность… Ты меня предупреждал, Джон, помнишь? „Пока не поздно, сделай хоть что-то“. Но я не думал, что „поздно“ наступит так скоро. Думал, у меня еще столько времени, чтобы ты вновь доверился мне, чтобы мы хотя бы вернули то, что было между нами когда-то, я бы не попросил большего. Думал… Выходит, плохо думал. Самый быстрый разум на планете, говорите? Женщины, Джон, оказались более сильными соперницами, чем Мориарти, Магнуссен и Смит. Я всю жизнь безошибочно замечал мельчайшие детали, которые упустил бы любой другой человек, но умудрился не придать внимания своему мимолетному суждению о том, что Мэри — лжец? Я бы не увидел и не узнал ничего еще долго, потому что кроме тебя, Джон, я не замечал ничего. Я восстал из мертвых, и тебя было так много и так катастрофически мало. Мы снова были вместе, но ты уже не был безраздельно моим. Мне пришлось учиться делить тебя. День за днём делить, молчать, улыбаться, занудничать, любить. Мэри, в отличии от тебя, всё увидела сразу же. Умная, понимающая Мэри. И благосклонно делала вид, что мы с ней близки, раз любим одного человека. И я поверил, я смирился с тем, что моя роль в твоей жизни настолько мала. Друг, появляющийся иногда в вашем с Мэри уютном гнёздышке с безумными просьбами и идеями, приносящий с собой атмосферу давно ушедших дней и так же внезапно исчезающий в свое наркоманское захолустье, бывшее когда-то нашим домом. О, какая у нас с ней была идиллия! Мэри-непытаюськонкурироватьсШерлоком-Ватсон. Она неустанно напоминала мне, что я ей нравлюсь, но её слова были ядом с медовым вкусом. И она отравила меня в ту секунду, когда подставила своё тело под принадлежащую мне пулю. Мэри прекрасно знала, что от её прошлого ей не уйти, и выбрала самый тернистый путь из всех возможных. Не для себя, конечно, для нас с тобой. Пропасть между нами за одно мгновение выросла и стала напоминать по своим размерам чёрную дыру. Я думал, хуже быть не может, когда твоё лицо перекосилось, и с твоих губ сорвалось „ты обещал“. Я ошибся. Я не знал, куда уже больнее, когда услышал от Молли то сострадающее „он примет помощь от любого, кроме тебя“. И вновь ошибка. Ты бил меня… отводил душу, выпускал пар? Мне было наплевать на кровь, стекающую к моей губе, всё равно на гул в голове, лопнувшие сосуды на глазу и на резкую боль в ребрах. Разве это всё сравнимо с твоим взглядом, когда ты вновь обвиняешь меня в убийстве своей жены? Я смотрю в них и с ужасом понимаю: ты и правда так думаешь. Мир всегда был враждебен ко мне. Я социопат, для многих просто фрик, для многих безумец. Скольких врагов я нажил! Сколько людей, услышав от меня лишь правду, плевались и всю жизнь будут плеваться гневными, ненавидящими комментариями в мою сторону. Но это никогда не ранило меня — я не одинок. Шерлок Холмс и доктор Ватсон против всего мира. Ты, я и дождливый Лондон. Только в тебе я не сомневался никогда. И, когда публично признавался в обмане и шарлатанстве, я знал — только ты выстоишь. Пусть даже ты услышишь всё из моих губ, ты не поверишь в эту ложь… Тогда, в больнице, посмотрев в твои глаза, я понял — Мэри была бы счастлива, потому что я сошёл в самый ад. Теперь к остальному миру присоединился ты, и нет ничего больнее. Я обнимал тебя всего дважды, хотя в голове тысячи раз вспыхивала мысль об этом. Как же я хотел просто сократить расстояние и прижать тебя к себе, успокоить, показать, что тоже могу чувствовать! Первый раз это произошло на твоей свадьбе, как это ни парадоксально. Я говорил, много говорил, но не рассказал и малой доли того, что так настойчиво вырывалось из груди. А ты растрогался, вдруг вскочил и обнял меня. Я чувствовал твоё тепло совсем рядом с собой, и голова шла кругом. И даже в день свадьбы человека, который для меня — весь мир, ты сумел осветить мою заплутавшую во мраке душу. Второй раз всё было иначе. Я неуверенно подошёл к тебе, не давая разуму осмыслить происходящее, и положил ладони на твои подрагивающие плечи. Мало, Джон, как же этого мало… Я почти невесомо гладил ткань твоей куртки, не позволяя себе сорваться и целовать, целовать, целовать твой изрезанный морщинами лоб. Джон, веришь или нет, я могу быть жертвенным, даже когда у самого внутри чернота. А потом мою жизнь со скоростью миссис Хадсон на Астон Мартин изменила Эвр. Не учусь я на ошибках — так и не беру во внимание женщин. Пуля пистолета, выброшенного мной в Темзу, предназначалась не ей, как я решил, а мне. Её план был прост: вдоволь повеселиться, подбросив мне парочку интересных нюансов, а потом убить ненавистного братца, скинув труп в реку. Но я сбил её с толку своим ужасным состоянием. Ей не принесло бы удовлетворения такое простое убийство. Зато, проведя со мной лишь один вечер, она вычислила одну главную деталь — я умираю без тебя. Я загибаюсь, задыхаюсь, блуждаю, едва живу. Вот оно! Простая логическая цепочка. Чтобы убить меня, нужно всего лишь убить тебя. Джон, мой наивный друг, самый сильный человек, которого я встречал, моя единственная любовь, я не знаю, как жить, когда тебя нет. Всё, что раньше казалось значимым, потеряло смысл. Я чувствую себя слепым, у которого отняли его трость. Я пытаюсь удержаться на плоту, победить бескрайний бушующий океан. Но всё бесполезно. Мне ещё никогда не было так страшно. Но я не дам ей понять, что она победила, Джон. Эвр разрушила всю мою жизнь и поэтому не заслужила увидеть свою правоту. Помнится, ты так радовался, когда узнал, что Ирен жива. Я даже сказал, что иногда отвечаю ей. Но я солгал, лишь бы ты стал чуть меньше корить себя. А ты ухватился за это, словно пытаясь хотя бы через меня всё наладить. Ты был бы счастлив, если бы я был с ней, Джон? Если бы я целовал её жаждущие губы, гладил идеальное тело? Если бы она наливала мне тот самый чай, который заваривал ты? Я всегда позволял себе надеяться, что нет… Но, видимо, я и правда ничего не смыслю в чувствах. Так что вот, Джон, я прихожу к тебе, возможно, в последний раз. Когда-нибудь я просто превращусь в сплошную боль и растворюсь в пыльном воздухе, если останусь сидеть на Бейкер-стрит и видеть твоё пустующее кресло. Беру с собой Рози и еду к ней. Это была твоя последняя просьба, и я не могу её не исполнить. Я буду любить твою дочурку больше всего на свете, уже люблю… потому что она так похожа на тебя. Джон. Прости, что не уберёг, прости, что не спас. Я никогда тебя… Я тебя… Чтобы убить меня, нужно всего лишь убить тебя».