Давай расстанемся...

Нежно-серое с проблесками голубого утро сменилось унылым, тусклым полднем и медленно перешло в свинцовый пасмурный день. И в кухне казалось покрылись дымчатым налетом даже обычно веселые оранжевые дверцы шкафчиков. Ханбин налил себе еще одну кружку чая и вновь опустился на табурет напротив окна. Узкая улочка утонула в невыразительной оловянной мути дождя. Ким отпил горячего и перевел взгляд на пустой листок. Он ничего не написал, хотя и собирался сказать о многом, ему необходима шпаргалка. Но слова в голове никак не желали складываться в законченные фразы, а мысли топорщились, будто набивка из порванной игрушки. А ведь он всегда был прилежным учеником, ему еще со школы удавались сочинения и эссе. В коридоре безмолвным напоминанием и даже укором возвышался чемодан. Еще на рассвете Ханбин покидал в него вещи и выставил в прихожую, чтобы уж точно не отступить. Чемодан под кодовым именем: «Прощай». Хозяин чемодана как всегда задерживался, шлялся неизвестно где, хотя это уже стало пугающе привычно. Ханбин украдкой глянул в сторону коридора, словно даже от самого себя скрывая, что все еще надеется. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Чживон сейчас вошел в комнату и обнял его со спины, сказав: — Я так по тебе соскучился. Если бы только Чживон умел читать мысли, если бы только он вовремя сказал: «Прости». Но Чживон не умел. Он продолжал быть все таким же веселым и беззаботным, как в день, когда они познакомились. Поначалу его поведение казалось таким новым, необычным. Когда все вокруг ведут себя как взрослые, серьезные люди, только и думают, что о карьере, об учебе, о будущей семье, Чживон оставался беспечным, как ребенок. Среди рутинных забот он был словно вечный праздник, фейерверк посреди трудовой недели. Но вечером, выпивая шампанского, никогда не думаешь об утреннем похмелье. Ханбин скомкал чистый листок и кинул его в раковину. Все равно ничего не напишет, пусть все идет как идет. Он с самого детства был хорошим мальчиком, усидчивый и умненький, гордость школы и родителей. И не то, чтобы его сильно тянуло к знаниям, скорее он привык погружаться только в одно дело и прикладывать к нему максимум усилий. Учеба была понятным и простым делом, она вела его проторенной дорожкой все дальше и дальше. Ханбин ясно видел, что после школы обязательно будет университет, а потом работа - светлое будущее одним словом. А потом появился, вернее, ворвался в его жизнь Ким Чживон. Вечно опаздывающий, расхлябанный парень без конкретных целей и стремлений. И от жизни ему хотелось только одного — развлекаться, жить на всю катушку, не думая о последствиях. Их роман завертелся так же — резко и с места, будто они, взявшись за руки, вместе сиганули в холодную воду. Ханбин вдруг забыл обо всем, кроме руки Чживона в его руке. До его появления Ханбин был уверен, уж ему-то точно не по пути с такими типами. Но он влюбился в того, кто был хуже всех. Он сотню раз клялся себе, что не из тех дураков, которые все прощают, но все время принимал Чживона обратно. После каждой ссоры Ханбин обещал себе, что больше ни за что не поверит ему, а потом снова давал себя одурачить. За окном стемнело, а Ханбин не заметил и не зажег лампу. Он все еще держал в ладонях кружку с давно остывшим чаем, когда щелкнул замок входной двери. Что-то загрохотало, кто-то выругался, и в коридоре вспыхнул свет. — Что происходит? — растерянно спросил Чживон, проходя в кухню прямо в мокрых кроссовках. — Почему мой чемодан в коридоре? Он плюхнулся за стол. — Эй, Ханбин-а! Мы переезжаем или что? Я чуть шею не свернул об него в темноте. Что за подстава? — Ничего, — бесцветным голосом откликнулся Ханбин, — просто ты уходишь. — Ухожу? — брови взлетели вверх. — Я никуда собираюсь. Ты выставляешь меня из дома? За что? Ханбин, вздохнув, подпер щеку кулаком, глядя только в окно. На Чживона он посмотреть не мог, хотя краем глаза и видел влажный рукав куртки, сжатую в кулак ладонь, вьющийся локон, спадающий на лоб. — Я прошу тебя уйти. — Ханбин, серьезно, что происходит? Шутки у тебя какие-то странные сегодня. — Я не шучу, — устало ответит он. — Тогда объясни, в конце концов, что происходит? Легко сказать: объясни. А что делать, когда ты даже самому себе ничего объяснить не можешь, а голове крутится только одно: отпусти меня, отпусти же. И чувствовал Ханбин только одно: как смертельно он устал от Чживона, от его выходок, от вечного ожидания, от измен и вранья. — Я… — глухо начал он, — я человек, а не собака. Ты не можешь просто оставить меня в квартире и уйти. А потом вернуться как ни в чем не бывало и потрепать меня по волосам. — Ты что обиделся, что я ушел на тусу один? — усмехнулся Чживон, в его голосе послышалось облегчение. Ничего ужасного, просто Ханбин снова обиделся и куксился в одиночестве весь день, накрутил себе неизвестно чего. Нужно только обнять его крепко-крепко, чтоб не вырвался, и поцеловать, пусть даже насильно, а потом он снова станет привычным: покладистым, ласковым как котенок. — Нет, — Ханбин, словно угадав его мысли, отодвинулся подальше. — Чживон, я не двенадцатилетняя девочка, я взрослый человек… — Конечно, взрослый… — старший улыбнулся и хотел коснуться его руки, но поймал только воздух. Секунду спустя Ханбин прижался спиной к холодильнику. — Помолчи, — прорычал он. — Я хочу, чтобы ты ушел, ушел из моей квартиры и из моей жизни. — Почему? — Потому что так жить нельзя. — Да что за бред ты несешь?! — Чживон стремительно направился к Ханбину, но тот вновь ускользнул. Ему только нужно поймать младшего, поцеловать его в щеку, в нос, в лоб и скулу, и тогда он тут же выкинет из головы дурацкие мысли о расставании. Пусть Ханбин будет вырываться, отталкивать, кричать и злиться, но перестанет быть таким холодным и отстраненным. — Я больше ни секунды не хочу находиться рядом с тобой. Меня уже достала твоя ложь, твои загулы, твои измены. Мне все это больше неинтересно. — Что? — опешил Чживон, а Ханбин отодвинулся еще на шаг. Они «протанцевали» по кухне почти полный круг, вновь оказавшись у окна. — Ты думал, я слепой? Что я так в тебя влюблен, что не вижу ничего? — Ханбин остановил его жестом. — Не оправдывайся, не порти остатки того хорошего, что еще осталось между нами. Я не хочу слышать твоих извинений. Чживон облизнул губы и сощурился. — Я все… — Сможешь объяснить? А я не хочу слушать. Правда. Не хочу. Ханбин сам шагнул к нему, остановился всего в шаге и посмотрел в глаза. Чживон расплылся в улыбке и резко притянул младшего к себе за ворот толстовки. Мягкие, знакомые губы коснулись (согласно плану) щеки, переносицы, виска и лба, затем ключицы, отчего у Ханбина всегда бежали мурашки по спине. Он чувствовал до тошноты знакомый запах Чживона, его пота, одеколона, шампуня. — Я устал от любви к тебе, — тихо произнес Ханбин, отступая и опускаясь на табурет. Чживон почувствовал, как задергалась жилка у него на виске. Дело принимало чересчур серьезный оборот. На этот раз Ханбин зашел слишком далеко, нужно было срочно что-то предпринять. Бросок через все поле и тачдаун! — Слушай, — Чживон тепло улыбнулся и присел на корточки, заглядывая младшему в лицо, — не руби с плеча, хорошо? Хочешь я сегодня посплю на диване, а завтра мы поговорим снова? Если с утра ты захочешь, чтобы я ушел, — окей, без проблем. А куда я сейчас пойду? Ты же знаешь, как я ненавижу мотели. Правда, Ханбин-а, зачем так спешить? Лицо Ханбина сделалось непроницаемым, он не нахмурился и не поджал губы, только глаза стали холодными и уголки рта опустились вниз. Он посмотрел на Чживон с ледяным презрением и тихо сказал: — Уходи. — Ханбин-а… — простонал старший. Ханбин протянул руку и почти ласково погладил его по щеке, Чживон поймал его ладонь в свои и мягко коснулся губами кожи. — Позволь мне остаться… — Нет. — Я никуда не пойду… — Чживон привалился к стене и вытянул ноги, все еще не отпуская руку Ханбина. — Выгонишь силой? Он посмотрел на младшего с неожиданной злобой. Все это неправильно, у Ханбина просто нет права поступать с ним так. Разве он больше не любит своего хёна? Почему он не может просто простить его, как прощал всегда? Что изменилось на этот раз? Но Ханбин ведь любит его! Любит! Точно любит! Иначе и быть не может! Это ведь Ханбин! Милый, родной, покладистый Ким Ханбин! — У тебя кто-то есть? Так?! — Перестань, — Ким вздохнул и забрал руку. — Скажи мне! Если сейчас я уйду, ты меня больше не увидишь! — воскликнул Чживон. — Серьезно! Я не шучу, Ханбин! Я не вернусь! — Я знаю… — спокойно ответил парень. Он поднялся и вылил остывший чай в раковину, сполоснул кружку и сунул ее на сушилку. Листок, на котором он хотел что-то написать, намок и пожелтел. Ханбин кинул его в мусорное ведро. — Да что с тобой?! Я ухожу, видишь? — Чживон подскочил, цепочки звякнули на шее. — Ухожу! — Вижу. Чживон опустил голову, хотелось закричать или ударить Ханбина, потрясти его за плечи, чтобы он наконец очнулся и перестал быть таким спокойным. — Твою мать! — он оттолкнул младшего от раковины, вытащил мокрую кружку и со всей силы шарахнул об стену. Осколки разлетелись к разные стороны. — Ненавижу! — заорал Чживон и вслед за кружкой полетели тарелки, пара блюдец и любимая расписная пиала. Пол покрылся белыми черепками, похожими на яичную скорлупу. Он чувствовал, как трясутся руки. — Можешь громить мою кухню сколько угодно, я понимаю. Но ничего не изменится. — Ханбин! — Чживон закрыл лицо руками и судорожно хрипло всхлипнул. Слезы потекли из глаз, он ловили их пальцами, но они капали на пол. Ладони стали мокрыми и солеными. Ханбин отвернулся и не подошел его утешить. Он уже выплакал свой литр слез в одиночестве, когда ночами ждал возвращения Чживона, когда засыпал один в холодной постели, когда просыпался от того, что в коридор ввалилось пьяное тело, когда искал его по всему городу и узнавал от друзей об очередной измене. — Ты закончил? — холодно осведомился он, когда Чживон в последний раз со свистом втянул воздух и затих. — Уж прости, что мне не все равно. — Тебе было все равно целый год до этого. Он чуть заметно вздрогнул, когда за спиной услышал тихое, сказанное шепотом: — Прости. В коридоре Чживон, уже взявшись за ручку чемодана, обернулся: — Это моя вина? Ханбин пожал плечами, а старший, чуть улыбнувшись, напоследок потрепал его по плечу. — Возможно… еще не поздно все начать заново? Давай попробуем. Но младший, скрестив руки на груди, покачал головой. Чживон вцепился скрюченными пальцами в его толстовку и прижался лбом в плечу. Они постояли в молчании, тусклый свет лампы придавал коже пергаментную желтизну. Лицо Ханбина казалось безжизненным, будто нарисованным. Он не шевелился, позволяя хёну цепляться за прошлое. Чживон, наконец, отошел и долго смотрел в родное лицо, которое и так помнил до самых мелких морщинок. Странно будет не видеть его, странно будет не возвращаться в этот дом. — Ухожу. Он вернулся еще раз от самой двери, едва перенеся чемодан через порог, притиснул Ханбина к стене и поцеловал, нежно и страстно, но не пытаясь разомкнуть сжатые губы. — У тебя больше никогда не будет такого как я. Я единственный. — Я знаю, — негромко ответил младший. — Я тебя люблю, — губы почти коснулись уха Ханбина, а тот грустно улыбнулся. — Слышишь? Люблю тебя. Чживон отступил, потоптался несколько секунд и тряхнул волосами: — Прощай. Ханбин закрыл за ним дверь.