Убийственный Бутерброд с плавленным маслом

Вчера я осознал, что вырос из рассказов от третьего лица. Раньше было просто немыслимо для меня употреблять такие самодовольные местоимения, как "я", "сам", "мною" и все в этом духе. Но уже сегодня я понял, что такой стиль говорит о герое больше, чем всякие там "он подумал", "она отвернулась", "они жили долго и счастливо". Легче и понятнее будет смотреть на мир глазами одного из участников действия и вместе с ним анализировать происходящее. И вот, когда я к этому пришел (и все-таки это было где-то без 12 минут сегодня, а значит, вчера), я решил наконец написать что-нибудь стоящее от чьего-нибудь первого лица. Однако, устроившись, удобно, за столом перед чистым белым листом, который был в зеленую клеточку, я обнаружил, что у меня нет ни одной интересной истории с ни одним особенным героем, которую можно было бы интересно наблюдать и особенно анализировать вместе с ним. И тогда я решил, что для начала, чтобы призвать вдохновение, мне нужно провести свой обыденный ритуал по призыву биполярной музы, то есть утолить свои гастрономические желания. Для таких случаев у меня, конечно же, имелось несколько мудреных приспособлений и машин, в одну из которых я уже лез за масленкой, когда принял непростое решение создать сегодня шедевр кулинарного искусства - бутерброд с плавленым маслом! *** <неизвестное, но не слишком большое время спустя> И тут я вдруг резко вернулся к тому моменту, когда уронил свой несчастный бутерброд с маслом. И обнаружил страшное. Было жутко даже подумать об этом, но чем больше я копался в подробностях, к удивлению, хорошо и детально сохранившихся в моей голове, тем яснее утверждался в абсолютной верности своей логической цепочки. В конце концов, когда все доводы в обратном были опровергнуты, я собрался с мыслями и признался себе вслух: "Это я убил Васю!". Да, я, кто же еще мог это сделать? Нет, конечно, на курке в тот момент был не мой палец, да и меня, в принципе, в тот момент там вообще и не было. Но факт того, что последствия именно моих действий привели к такому страшному, душераздирающему, ужасающему и, что греха таить, наконец, просто жуткому событию, был неоспорим. Я, не медля ни секунды, рванулся из кухни в кабинет, достал большую амбарную книгу, открыл отдел листов в фиолетовую клеточку и начал чертить цепочку происшествий. Усердно. Мне нужно было убедиться. Отправная точка - бутерброд с маслом. Итак. Помню: я взял маленький нож, что не было ошибкой в данном случае, так как вреда и себе, и бутерброду им я мог нанести меньше, чем большим. Я намазал хлеб маслом, причем делал это не так уж и торопясь, медленно, даже слишком размеренно... Да! так как о чем-то думал в тот момент. Я остановился и ничего не делал несколько секунд, находясь в раздумьях, после чего резко убрал руки от стола, увидев муху, и зацепил этим самым маленьким ножем этот самый бутерброд с маслом. Как известно, такие бутерброды падают содержимым вниз, априори, это общепринятая аксиома, хотя неверно было бы так называть эту закономерность, так как она, вроде, базируется на законах физики и, может быть, даже была доказана, в чем не могу ручаться прямо сейчас. Вернемся к падению. Этот бутерброд, на удивление, был особенным во всех своих проявлениях, так как решил пойти против всякого общепринятого мнения и законов физики и шлепнулся на плитку маслом вверх. Тогда это меня не насторожило, я даже обрадовался, что масло не было испачкано всякой дрянью с пола, не мытого уже месяца три. Но, похоже, это и было роковым толчком к несчастью с Васей. Если бы чертов бутерброд упал маслом вниз, муха, напугавшая меня, не заинтересовалась бы им и полетела дальше, по своим делам, как ей и было предначертано, но она увидела масляную поверхность в полной доступности и все-таки устремилась попробовать ее на вкус, а может, просто потереть о нее лапы. Она играла ключевую роль в жизни Василия. Дело в том, что когда муха избрала такой путь, она не исполнила своего изначального предназначения, не вылетела через балконную дверь на улицу, не села на одну из балок качели во дворе на детской площадке и не была замечена и употреблена в пищу пролетающим мимо голодным голубем, которому и была прописана свыше заранее. Вместо этого она уселась на мое злополучное масло и начала тереть свои лапищи, радуясь находке, изменив при этом ход всех дальнейших событий. Тем временем голубь, который должен был сесть на балку качели, не приметив там в настоящий момент ничего достойного внимания, пролетел дальше и не задержался на несколько секунд, за которые Дмитрий Иванович должен был успеть выйти из продуктового на углу и на которого должен был вывалить ненужное содержимое своего организма этот самый голубь, сытый мухой. Но голубь не был сыт и вывалил содержимое раньше положенного, не осквернив им плечо Дмитрия Ивановича и не дав тому возможности выругаться прямо перед несчастным Васей, на тот момент спешившим на работу. Вася должен был заметить расстроенное высказывание своего соседа по подъезду и, так как он хороший, воспитанный и дружелюбный человек и примерный гражданин (ох, Василий!), остановиться и поинтересоваться, что за беда приключилась с Дмитрием. Тот бы несколько спасительных секунд жаловался на пернатую тварь, испортившую ему пиджак и настроение, после чего поинтересовался бы у Васи, нет ли у того с собой случайно влажных салфеток. Вася бы обязательно начал рыться в своём портфеле и еще минуты через три обнаружил, что пачку салфеток он все-таки взял. Радостно, скорее всего, он бы достал несколько и любезно помог Дмитрию Ивановичу хоть немного очиститься от птичьей отметины. В целом их диалог занял бы около восьми минут, из-за которых Вася пришел бы на остановку, естественно, позже, чем рассчитывал, и сел бы на 21 троллейбус, в котором благополучно доехал бы до трамвайных путей, где впихнулся бы в переполненный, вонючий, старый 4 трамвай и добрался бы до работы без особых приключений. Но этих самых спасительных бы так и не случилось. Ведь пиджак Дмитрия Ивановича остался чист, и Вася не потратил восьми минут на помощь соседу, а пришел на остановку раньше, чем должен был, как и рассчитывал, и сел в старый, потрепанный жизнью и нашими дорогами 16 автобус, который сломался за три остановки до трамвайных путей, отчего Вася решил не тратить денег и времени и быстрым шагом добраться до пересадки пешком. В этом была и его ошибка, но какой офисный менеджер перед совещанием, на котором могут объявить о повышении или, того лучше, о сокращении, поступил бы иначе? И именно поэтому он оказался в неправильном месте в неправильное время, как раз возле того банка, откуда выносила деньги пара молодых грабителей, не готовых к таким сложностям, как отважный Василий, попытавшийся преградить им путь своей узкой грудью, в которой бойко аритмически билось слабое, но храброе, сердце (на самом деле Василий лишь слишком быстро и сурово проходил мимо). Один выстрел быстро убрал с их пути это неприятное недоразумение с именем и аритмией и прибавил одному из них еще 7 лет к сроку. А у бедного Васи этот роковой выстрел отнял его продолжительную и в некоторых случаях даже счастливую, одинокую и однообразную жизнь. И вот, когда моя огромная схема, наконец, была закончена, я обнаружил, что виной всему стала даже не муха, которую по моей идее уже ожидала жестокая расправа. Нет. Виновен был я. Это я замешкался, когда резал масло, я остановился на несколько секунд и как раз этим дал мухе время подлететь к моим рукам и испугать меня так, чтобы я дернулся и, отмахнувшись ножом по заданной чёртовым больным мозгом траектории, уронил этот злополучный бутерброд. Я задумался. Всерьез. О Боже. Я понял. Василия убила моя мысль. Теперь я был в гневе на себя. Я никогда еще так не злился. На себя. И я желал теперь лишь одного. Нет, я не раскаивался, не хотел получить прощение Василия, или Бога, не хотел скрыть что-либо, не хотел даже забыть обо всем этом. Я хотел одного: вспомнить, о чем я думал тогда. Что это за мысль убила Васю, за какую мою идею он погиб... Но, как ни странно, я помнил всё. Всё! До мельчайших деталей! Кроме этого...