Преемник.

Пешим прогулкам в своей жизни я отводил едва ли не первое место, ведь только они могли упорядочить поток мыслей, скопившихся за день, месяц, год и т.д. По своей привычке я выходил из дома приблизительно в 8-9 часов вечера и возвращался уже за полночь. Эта привычка мне передалась от моего дяди, который был тяжело болен и решил последние годы своей жизни посвятить детям своего младшего брата, коими мы с сестрой и являлись. Никто не решился ему отказать, даже, наоборот, родители обрадовались, что хоть кто-то поможет им в этом нелегком деле. Так что когда мне пора было идти в первый класс, на моей линейке стояло не два, а целых три родителя. К сожалению, болезнь спустя 2 года взяла свое, и мой дядя скончался, оставив моим маме и папе скромное наследство в виде однокомнатной квартиры на окраине Петербурга, коробку, набитую всякими, уже не важными для мертвого человека документами, и старое, но вполне пригодное для использования пальто. Как оказалось, дядя помогал не только нашей семье. На его похоронах было человек 40, и все скорбели, действительно скорбели, как будто бы он был самым близким для них человеком. Отчасти так и было. Это были его петербуржские пациенты, которые были рады, что, познакомившись с молодым доктором Угловым накануне своих сложнейших операций , впредь виделись в более приятных местах, чем его маленький кабинет. Слава выпускника Михаила Углова стала распространяться после того, как по окончании обучения в Военно-Медицинской Академии города Санкт-Петербурга спустя всего 3 месяца своей работы в качестве полноценного врача, он внезапно вызвался оперировать пациента, поступившего с редчайшим видом опухоли легких, которая грозилась убить его в лучшем случае в течение года. Лучшие врачи города были поражены дерзости юноши, но никто из них не хотел брать на себя ответственность за такую рискованную операцию, так что все ветераны врачебной практики уступили дорогу молодому. Сказать что они были удивлены значит, ничего не сказать. Извлечение опухоли прошло идеально. Молодой врач тотчас же стал крупной фигурой медицинской сферы Петербурга. Но слава его вышла далеко за эти круги. Люди восхищались не столько его хирургическим навыкам, сколько той смелостью и уверенностью, с которой он был готов принять на себя ответственность за жизнь больного. В теории каждый выпускник Академии мог сделать нечто подобное, просто добросовестно учась, но на практике частенько оказывалось, что молодые врачи совершенно были не готовы к настоящей практике. С тех пор, когда в городе появлялся человек, который вел неравную схватку с болезнью, подходы к которой в медицине описывались крайне редко, и нуждался во вмешательстве хирургического нож, на сцену выходил доктор Углов, несмотря на все предостережения опытных врачей о крайне низких шансах на успех. Виртуозно дирижируя целым оркестром интернов-почитателей его характера и таланта, он всегда блестяще исполнял то, что от него требовалось, а потом скромно удалялся, возвращаясь к выписыванию больничных и рецептов. Так продолжалось около 5 лет, после чего доктор диагностировал (по слухам) у себя страшное заболевание, уволился из больницы и с тех пор его никто и нигде не видел. К нему много раз приезжали на квартиру, но, как оказалось, она уже сдавалась каким-то приезжим новгородцам за неприлично маленькую цену. Одним словом, Углов пропал. Со временем его дерзкие операции все забыли, а те, кто помнил, стояли в тот день рядом со мной, даже не пытаясь сдержать слёз. После смерти Дяди Миши мало что поменялось. Конечно, я скучал по нему, но родители сделали все, чтобы его смерть как можно меньше отразилась на детской психике. Старое пальто, которое мне так нравилось и было доверено дядей на хранение после его кончины именно мне, все так же висело в прихожей на же крючке, под которым была выцарапана его знаменитым скальпелем буква “М”. В его комнате все лежало там, где и должно было быть, если бы Углов отлучился всего на 10 минут в соседний магазин. Лишь изредка мать решалась протереть пыль и пропылесосить в этой осиротевшей комнате. Но время шло, мы с сестрой росли, а дядина комната продолжала пылиться. Трудно совершить богохульство в трезвом уме. Поэтому в тот вечер я был совсем нетрезвый. Обмывая совершеннолетие лучшего друга и морально готовясь к майской сдачи экзаменов, мы с друзьями изрядно перебрали. Так что, ввалившись, домой около 11.30, я решил даже не заходить в нашу с сестрой общую комнату, т.к. догадывался, что она скорее всего позвала какую-нибудь из своих многочисленных подружек на ночной просмотр бесконечных девичьих сериалов, ведь вечера, в которые родителей не было дома можно было не спать хоть всю ночь. Мне было не понятно, какой в этом может быть смысл, но спорить с восьмиклассницей не каждый решится. Я тоже не решался. Не желая портить подружкам, выходной я сразу последовал в родительскую комнату и рухнул на кровать. Проснулся я на полу. Сквозь веки просвечивался золотой весенний свет. Почему же я свалился с кровати? – Думал я. И тут до меня дошло. Вместо мягкой и большой родительской кровати я вчера вечером улегся на жесткий и пыльный диван своего дяди. Ума не приложу, как я смог спутать комнаты? Вроде бы не случилось ничего страшного, ведь дядина комната не могла вечно быть своеобразным домом-музеем Доктора М, но все-таки какое-то чувство стыда присутствовало, хотя вполне возможно, что это чувство присуще любому человеку, который вчера вечером был пьян и не может отвечать за свои поступки минувшей ночи. Все это время я лежал на полу и, пользуясь, случаем, изучал до боли знакомую комнату с ранее недоступного мне ракурса. Решив не упускать представившуюся возможность, я отбросил предубеждения и негласные запреты, превращающие комнату дяди Миши в какую-то нашу семейную святыню, и начал быстро подниматься. Сначала я направился к его столу. Ничего необычного. Интересно, зачем ему вообще нужен стол?- Задался я вопросом, ответ на который казался очевидным, но на деле, если задуматься, наталкивал на некоторые размышления. Работы на дому он не делал, значит, стол ему не для этого. Читать книги на его диване было куда удобнее, в этом я был уверен. Ел он всегда за общим столом. Так зачем же ему стол? И тут одна маленькая деталь приковала мое внимание и подарила ответ на вопрос, над которым я бился уже несколько минут, развалившись в дядином кресле. Скальпель! Ну конечно, зачем хирургу, давно отошедшему от дел, на рабочем столе нужен медицинский инструмент? В память о былых временах? Возможно, но более правдивой версией было бы то, что ножом из хирургической стали Доктор М вскрывал письма, наверное приходящие ему ежедневно от поклонников, поклонниц, коллег и самое главное- несостоявшихся пациентов. Желая как можно скорее подтвердить свою догадку, я открыл верхний ящик стола. И как же я был прав! Ящик полностью был забит всякими пустыми конвертами, мятыми письмами. Видимо дядя любил их перечитывать. Конечно, будь у меня письма, так восхваляющие мою смелость и решимость, я бы тоже любил их пересматривать. Проверив другие ящики, и убедившись, что посыл писем в других ящиках примерно одинаковый, я встал из-за стола и направился к большому шкафу. Стеллажи с книгами для меня не представляли никакого интереса, т.к. я мог практически наизусть назвать все книги стоящие на них. Видите ли, эта комната была внешне абсолютна мне знакома, но вот что скрывали в себе места, срытые от глаз, оставалось загадкой. Подойдя к шкафу я потянул обе его створки на себя и тут на меня посыпались, как избирательные бюллетени из перевернутых урн, письма. Немного отойдя после внезапного душа из бумаги, я присмотрелся к этим конвертам. Единственное, чем они отличались от писем из стола было то, что они были запечатаны. Уже не сдерживая своё любопытство, я раскрыл первый попавшийся мне в руки конверт и обомлел. Отправитель сыпал матом, страшными проклятиями и прямыми угрозами моему дяде, но через эти пугающие строки было можно понять, что на самом деле человек находится в отчаянии. Следующее письмо было отправлено некой женщиной, которая умоляла доктора в виде исключения провести ей операцию. И пускай это письмо было на порядок более культурным, чем предыдущее, от него становилось еще страшней. А ведь я никогда не задумывался, что стало с людьми, которые надеялись на Доктора М, но так и не смогли попасть к нему на прием из-за его внезапного исчезновения. Вскрывая все новые письма, я заметил, что среди них есть совсем свежие. Примерно 3х месячной давности! Неужели кто-то до сих пор не знает о смерти знаменитого доктора? А может он и не хотел, чтобы кто-то знал, потому и пригласил в своем заранее составленном списке гостей на похоронах только тех, кому уже смог помочь и кому мог доверять. Я читал все эти письма и чувствовал, как сердце мое разрывается от жалости к этим несчастным людям, потерявшим в лице Доктора М надежду. Конечно, как уже многие замечали, дядя Миша не был самым лучшим врачом, но он был самым уверенным, что и давало силы его пациентам, ведь если их вскрывает знаменитый скальпель молодого доктора Углова, то операция непременно пройдет идеально. Каково же было самому адресату читать подобные письма? Судя по тому, что у него накопился целый шкаф запечатанных писем, ему пришлось очень тяжело. Сначала ошибочно подумав, что дядя в нашем небольшом городе прятался от критики, мне даже стало стыдно, что я так мог подумать о таком значимом человеком в моей жизни. Все письма были переадресованы с той самой петербуржской квартиры, в которой жили новгородцы, на наш домашний адрес. Судя по всему, именно за сохранность тайны места нахождения доктора и пересылку писем, присланных на его имя, жильцам и была предоставлена такая большая скидка на жильё. Скорее всего, они присылали их раз в месяц вместе с деньгами за квартиру на наш адрес, ведь нередко бывало, что к нам в дверь стучался почтальон со внушительной коробкой в руках, которую родители потом куда-то девали, следует предположить, что в шкаф. Так я и лежал на целой горе из писем, авторы которых желали моему дяде столько опухолей, сколько он наверное за всю жизнь не вырезал. Я все думал: Не уже ли всероссийски известный врач Эм Углов в свои 33 года действительно бросил всех тех, кто на него так надеялся только из-за того, что хотел отойти на пенсию? Но он же не развлекался остатками жизни. Всю свою оставшуюся жизнь он посвятил мне и моей сестре. Хотел ли он, что бы я продолжил его дело? Конечно! Вспоминая все наши с ним разговоры, вечерние прогулки, походы в кино, я вдруг понял, что дядя не бросил тех, кто в нем нуждался, но и не обещал вернуться. Он решил, что принесет намного больше пользы обществу, если попытается найти себе приемника. Того, кто продолжит его дело, но уже без смертельного диагноза. Не нужно быть гением, чтобы понять, что в роли приемника должен был выступить я. От таких воспоминаний у меня даже руки задрожали. А может из-за того, что я не ел ничего уже третьи сутки, а может из-за того, что на улице в первое утро наступившего года было -30 градусов, а ветер с Финского залива даже не думал быть дружелюбнее. В любом случае, решение всех проблем было одно: спрятать руки в карманы и ускорить шаг. Все равно минут через 30-40 я доберусь до Улицы Чернышевского, до дома№18, где в одной из квартир вчера должна была быть крупная новогодняя вечеринка, на которую я был приглашен. Но не пришел. Решил подождать следующего дня, когда все будут уже пьяны, и мое прибытие и исчезновение покажется всем лишь групповой иллюзией, а я наконец-таки смогу поесть. Причиной моего голода в первую очередь являлось то, что родители пообещали выгнать меня из дома, если я ослушаюсь их и подам заявление хотя бы в один медицинский институт. Так и случилось. Мало того, что я подал заявление в мед. институт, так еще он находился в другом городе-Петербурге, так еще и назывался, как вы уже наверное догадались, Военно-Медицинская Академия. Не дожидаясь родительской кары, я просто собрал самые необходимые вещи в рюкзак, захватил с собой пару фотографий, деньги на билет в один конец, знаменитый скальпель доктора М и единственное, чем действительно по праву наследования владел в свои 18 лет- старое дядино пальто. На тот момент я даже не был уверен, что поступил в Академию, но именно на этот случай мне и нужен был скальпель, ведь своего будущего, не связанного с медициной я не видел. Как вы уже могли догадаться, меня приняли. Несмотря на всю романтическую составляющую моего переезда, уже после получения первой стипендии, я понял, что едва ли смогу позволить себе такой роскошный обед, который был у каждого жителя этого города во время Великой Отечественной. Так как дядя завещал мне стать не хорошим врачом, а лучшим врачом, то все свое время я посвящал чтению медицинской литературы и подготовке к занятиям. Изредка во время студенческих каникул я тратил на времяпрепровождение с друзьями, жившими со мной в общежитии и в соседних комнатах. Так же мне удалось познакомиться с некоторыми коренными петербуржцами, как например, Игорь, чьим гостеприимством я сейчас собирался воспользоваться. Обычно, мои знакомы сами мне с удовольствием помогали. В основном- едой, так как были в курсе моего положения, да я и не собирался его скрывать. Но накануне новогодних праздников все мои друзья уехали на праздники к родителям, и я остался один. Честно сказать, я тоже хотел побывать в родном доме, где не появлялся уже полгода, хотел обнять сестру и маму, снова поболтать с отцом обо всем, но я знал, что они уже никогда не будут готовы меня принять, так как знали, что мною было решено пойти по дядиным стопам. В самой медицине для них не было ничего плохого, но знание того, что я являюсь приемником доктора М, заставляло их вздрагивать в ужасе. Видите ли, когда молодой врач Эм Углов начинал свою карьеру самого решительного в России хирурга, он уже был круглой сиротой и единственным его родственником оставался его младший брат, мой отец. И пускай он всегда переживал за старшего, скрещивая пальцы перед тем как поднять трубку телефона, на другом конце которого Доктор М мог сообщить только две новости: либо его ждет немалый срок, либо он снова спас человека, уже отчаявшегося в поисках врача, который будет готов рискнуть всем ради призрачной возможности излечить его от смертельной опухоли. Все же родители переживали бы в миллион раз сильнее. Вот такую нелёгкую участь отводил мне дядя Миша. Тем временем, я был уже близко к своей спасительной Чернышевской. Аня пыталась идти медленно, но верно. В Новый Год в таком большом городе, как Петербург, улицы обязательно должны патрулироваться каретами скорой помощи. А ей всего-то и нужно, что воспользоваться разок ингалятором, который есть в любой аптеке, но как на зло, аптек вокруг не было, а та единственная, что попалась по пути была закрыта. На улицах тоже никого не было, праздники ведь. Все, наверное , собрались на больших площадях, вроде Дворцовой, или на Марсовом поле, некоторые люди, чей образ жизни оставлял желать лучшего, праздновали с незнакомыми собутыльниками в кабаках и пабах, кто-то праздновал в семейном кругу, а кто-то-в большой компании. Праздновали все. Кроме Аниного брата, который, пускай и повел себя с родителями как скотина, но все же оставался ее любимым старшим братом. Родители прекрасно понимали, что их дети продолжают общаться друг с другом, и не пытались как-то этому противиться, т.к. не считали правильным как-то давить на Аню, которая в конфликт с Преемником по большому счету вообще втянута не была. Даже наоборот. Узнав у дочери, что их сын будет праздновать Новый Год один в опустевшем общежитии, они решили отпустили младшую на все праздники погостить в Петербург к старшему. Главной ошибкой было взять с собой всего один ингалятор, который Аня выронила от внезапно наступившего приступа кашля на мостовую. Трубка переломилась пополам и сделала невозможным решение внезапно навалившейся проблемы своими силами. Держась за перила, Аня попыталась перейти мост, но поскользнулась на льду и упала лицом прямо на мост. Приступы кашля сдерживать больше было не возможно, изо рта пошла кровь, воздуха перестало хватать, и девушка потеряла сознание. Еще 3 минуты и я буду там, где тепло и есть много еды. Наверное, 1ого января эти два фактора, создающие вмести уют, были в каждой квартире. Кроме моего общежития. И тут я увидел, что на мосту, минуя который, мне осталось бы до заветного подъезда каких-нибудь 100 метров, неподвижно лежала фигура. Знаете чему первым делом учат на медицинских факультетах? Не бояться трупов ,т.к. вся работа медика только и состоит в том, чтобы быть посредником между живыми и мертвыми. Поэтому я не спеша подошел к этой находке и присел рядом на корточки. Судя по всему, это была женщина небольшого роста в новом белом пальто, наверное, перепила вчера и упала, ударившись лицом о мост, получила травму несовместимую с жизнью и осталась здесь дожидаться меня до утра, т.к. утром первого января вероятность встретить живого человека на улице минимальна, а может даже нулевая. Но я же появился? Значит не нулевая. Я уже собирался уходить, т.к. очень хотел есть, а вызвав скорую, я вообще обрекал себя на бесконечные вопросы врачей, а потом может и полицейских, что непременно повлекло бы за собой мою голодную смерть, как вдруг заметил на тоненьких руках девушки весьма массивные кожаные перчатки. А ведь руки так мерзли.…И будут мерзнуть. Сделаю ка я себе на новый год подарок. Примерно с такими мыслями я и снял с нее перчатки. По размеру подошли идеально. Должно ведь хоть кому-то сегодня везти. Я выпрямился и неторопливым шагом отправился в сторону подъезда Игоря.