Последний из бессмертных

Тяжелые капли дождя обрушиваются на широкие листья мэллорнов, медленно скатываются и исчезают в размокшей земле. В воздухе насыщенно пахнет свежей зеленью, распускающимися почками на деревьях и первым весенним цветением. — Жаль покидать эти места в самый разгар весны, — тихо произносит Трандуил, обращаясь к своему народу. Несколько десятков эльфов — все, что осталось от некогда многочисленно населенного Лихолесья, — собрались у обители своего короля, и тень печали лежит на лице каждого из присутствующих. Головы эльфов покрывают бледно-зеленые капюшоны, защищающие от разыгравшегося ненастья. Трандуил затворяет занавесь в свои хоромы, бесшумно соскальзывает с исполинского мэллорна и подходит к оленю. Животное послушно подставляет голову под тонкие пальцы короля. — Мы — последние из бессмертных на этой земле, — вновь нарушает тишину мелодичный голос вождя. — Все ли готовы отправиться за мною в благословенные края, где царят мир и покой, где безоблачно небо и доброжелательны помыслы? Ответом служит торжественное молчание, и тихой, взволнованной радостью наполняются глаза подданных при упоминании Валинора. Эльфы взбираются на оленей — на спинах животных давно висят мешки с самыми необходимыми пожитками. Лесной царевич, что долго скрывался за мощными древесными корнями, выходит из тени и медленно приближается к Трандуилу. — Отец, я забыл одну важную вещь. Король досадливо хмурится. — Мы отправляемся в путь, Леголас. — Я должен вернуться. Трандуил смотрит на сына с раздражением. — Сколько времени тебе нужно, чтобы забрать эту вещь? — Совсем немного. Я догоню вас. Король коротко кивает и отправляется следом за подданными. Леголас торопливо идет к своему мэллорну, ловко взбирается по нему и оказывается в помещении довольно темном и заброшенном, хотя оно было покинуто не столь уж давно. Леголас ничего не забыл. Он вернулся попрощаться. Вот терраса, устланная мягкими ворсистыми коврами. Столовая, где длинные скамьи окружают пустующий стол. Стены, во всю длину которых тянутся эльфийские лианы. Несколько арф, чьи струны все еще гудят под проникающими в обитель порывами ветра — а вот и музыкальная комната. Почивальня. Широкое воздушное ложе. Зеленый лен и зеленый шелк. Занавеси полога тоже едва-едва отливают зеленью и пахнут первыми майскими эланорами, лесным дождем и прощальной тоской. Леголас зарывается в них лицом и заводит тихую песнь на древнем эльфийском наречии. «Я тебя больше никогда не увижу. Больше никогда». Так и должно быть. Это правильно. Их ничего не ждет. — Ты можешь остаться в Гондоре, — такими были его слова. Но эльф не мог. — Для чего? Чтобы смотреть, как ты с ней милуешься? Чтобы умирать от безделья вдали от своего народа? Человек что-то втолковывал ему. Касался волос, накручивал на палец длинную серебристую прядь, и эльф вновь и вновь вспоминал их первую ночь в Эдорасе, когда в дальних чертогах конунга они укрылись даже от звезд. Вспоминал поцелуи и пряный запах двух тел, объятия в темноте, взгляды и полуулыбки при свете утреннего солнца, понятные лишь двоим. Вспоминал, как вместе встречали рассветы на плоских крышах Минас-Тирита, вкус вина и победы на чужих губах. — «Я последовал бы за тобою куда угодно» — так ты мне сказал в тот момент, когда мы ступили на Стезю Мертвецов, — молвил тогда человек. Заскорузлые пальцы оставляли полумесяцы от ногтей на коже эльфа. Леголас забирал у него свою руку и прятал за спину. — Я бы умер за тебя в пути, но путь наш кончился, быть может, он изначально вел в тупик. Вечерняя Звезда теперь с тобою. Ундомиэль отдала самое дорогое, что у нее было, и ты не вправе отречься от этого. — Я понимаю. Твои обвинения беспочвенны. Я исполню свой долг в отношении Ундомиэль, но не могу дать ей любви. — Твоя женитьба на ней. Почему? — Давление. Политика. Жалость. Прости. — Прощаю. И прощаюсь. Король провел пальцами по лицу возлюбленного, но что-то в глазах эльфа заставило его отвести руку. — Да хранит тебя Сулимо, — дунэдайн отступил в тень длинной башни. В зареве заката белый город становился багровым. * * * Эльф слышит скрип и торопливо смахивает слезу. — Ты задерживаешь народ, Леголас, — доносится из столовой холодный голос короля Лихолесья. Снаружи барабанит дождь. Царевич выходит к Трандуилу и едва узнает его — отец вымок до нитки и теперь похож на своего оленя, мокрого, грязного и растрепанного, как уличная кошка. Лицо, покрытое каплями дождя, искажено недоброй гримасой. — Я всегда задерживал тебя, — произносит Леголас, не поворачивая к нему головы. — Всегда раздражал. Трандуил досадливо морщится, но ничего не отрицает. Король не может спокойно смотреть на того, кто со столь живой ясностью напоминает его избранницу — наружностью, манерами, помыслами... Дух эльфийской королевы давно витает в чертогах Мандоса, портреты истлели от времени, изгладились даже воспоминания, а что же осталось? Лишь сын, который разочаровывает отца изо дня в день... — Едем. Они ждут на границе, — коротко приказывает Трандуил и, не глядя на принца, спускается к своему оленю. Леголас соскальзывает следом. Крупные капли падают за шиворот, вода неприятно холодит кожу, и царевич набрасывает на голову капюшон, затягивает завязки и сквозь шум непогоды почти не слышит раздраженного ворчания, исходящего со стороны отца. Когда белоснежный олень Трандуила ускоряет темп и уходит немного вперед, Леголас резко разворачивает своего, веля ему скакать что есть мочи — в ином направлении. Скорее всего, эльфийский король быстро заметит его отсутствие. Пусть так — все равно. «Я должен видеть его. Хоть раз — до конца, пока мир не переменился и эльфы не стали мимолетным воспоминанием». * * * Белый город все так же прекрасен, башни и башенки кажутся почти золотыми в свете полуденного солнца. На Леголаса оборачиваются на узких улочках. «Что смотрите? Да, эльф. Да, последний в Средиземье. Ради Эру, перестаньте таращиться, пропустите!» Стражники тронного зала провожают его удивленными взглядами. Поначалу Леголас ничего не видит — внутри темно и пусто, какие-то предметы мебели в отдалении, красные драпировки, низко висящее знамя, которое задевает макушку. Потом — все сразу, наваливается в один миг, полыхает яркими цветами, ослепляет, и эльф не сразу замечает, как оказывается в чужом кольце рук, знакомых и незнакомых одновременно. Человек постарел, но не сильно. Волосы отросли, но едва заметно. Седых прядей стало значительно больше, однако это, отмечает Леголас, только придает Элессару мудрый вид, какой и должен иметь всякий порядочный король. Потом человек что-то говорит на гондорском наречии, но эльф не слушает и молча утыкается в его плечо. Слезы не перестают катиться из глаз, и вскоре ткань королевской мантии становится влажной. — Леголас. Эльф молчит — не знает, что сказать. Рука человека ласково перебирает его волосы. Все остальное может подождать.