Товарищи по неудобству

После обеда и нескольких тренировочных матчей – и отработанных проигрышей – все тело слегка ломило, бедра ныли, и вообще Цукишима чувствовал себя странновато. Всю ломоту можно было списать на нагрузки – все-таки в первый же день тренировочного лагеря их пустили в такой оборот, что Цукишима теперь чувствовал себя как апельсин после соковыжималки. Ощущения раздражали, собственное тело раздражало, но Цукишима решил отмахнуться от этого и не обращать внимания. Не ныть же. И им теперь каждый день предстоит так выкладываться – если не больше. Нужно привыкать. Просто он не будет задерживаться по вечерам, как другие собирались, и будет вовремя ложиться спать. Точно, соблюдение режима поможет, решил Цукишима, и забыл о странных ощущениях почти до самого вечера. Стало хуже, когда Карасуно ввалилась в предбанник душевой, и все стали раздеваться. Цукишима очень отчетливо слышал запахи пота – у всех разные. Он мог отделить, кажется, все ноты – и вот у Танаки-семпая был слишком резкий и тяжелый запах дезодоранта. Как только раньше не замечал? Цукишима поморщился, снял очки и стал стаскивать футболку через голову. – Хината, я все знаю и очень, очень не рекомендую тебе делать то, что ты собираешься, – пробормотал Цукишима. Хината за его спиной фыркнул и отошел, явно надувшись – шалость не удалась. На самом деле Цукишима понятия не имел, что Хината собирался сделать, просто подумал, что ничего хорошего. Просто очень отчетливо почувствовал его присутствие сзади. Буквально – характерный запах ударил в нос, а по тому, каким горячим он казался, можно было сказать, что Хинату охватил азарт. Цукишима стягивал шорты и вдруг так и замер, спустив их только до середины бедра. С каких пор он так рассуждал про запахи? Откуда вообще взял все эти выводы? И ведь не ошибся, судя по тому, как Хината фыркал секунду назад. Быстро, немного суетливо сбросив оставшуюся одежду, Цукишима первым скрылся в душе, забился в дальний угол, в кабинку у стены. Он быстро выкрутил кран с холодной водой, добавил совсем немного горячей, чтобы совсем не заледенеть, и прислонился лбом к кафелю. Странная ломота, ноющие бедра, острые, такие явные чужие запахи. Жара – Цукишима весь день старался не обращать на это внимания, в конце концов, здесь просто было очень жарко и душно. Но теперь он был уверен, что, если бы измерил свою температуру, она оказалась бы на пару десятых выше нормы. Цукишима закрыл глаза и с силой потер лицо ладонями. Он глубоко вдохнул, медленно выдохнул и встал ровно. Ничего страшного не случилось. Этого нужно было ожидать, это давно должно было случиться. Цукишима просто не рассчитывал, что первая его течка придется на лагерь, вот и все. Если честно, иногда он вообще начинал думать, что это ошибка, он не омега и течки никогда не будет – ее прогнозировали еще год-полтора назад, но ее все не было. Цукишима потер нос, пытаясь чуть приглушить чужие запахи, которые теперь витали в душевой и разносились по воздуху с густым паром. Волнение отступало, а еще становилось совсем холодно, и Цукишима отрегулировал температуру воды до нормальной. Когда он закончил мыться и вышел из кабинки, волнение почти совсем сошло на нет. Цукишима знал теорию, а еще он никогда не считал себя паникером. Все было в норме – учитывая, что течка оказалась поздней, теперь – даже более в норме, чем раньше. Может, Цукишима вообще вспоминал бы о ней, только когда запахи сильнее били в нос, если бы сменить Карасуно в душе не пришла Некома. Едва зайдя в предбанник, их капитан первым делом нашел Цукишиму глазами. Безошибочно угадал – как и сам Цукишима. У капитана Некомы запах был такой знакомый, что Цукишима почти ожидал увидеть своего двойника. Капитан встретился с ним глазами, сразу улыбнулся и отсалютовал двумя пальцами. Цукишима отвернулся и стал одеваться быстрее. На следующий день они столкнулись у умывальников. Цукишима смотрел строго перед собой, пялился на слив, в котором, закручиваясь, исчезала вода, а потом и пена от зубной пасты. Затылком Цукишима буквально чувствовал чужой взгляд. Умывшись и надев очки, Цукишима поднял глаза на зеркало – он был прав, капитан Некомы задумчиво улыбался и смотрел на него, заинтересованно шарил взглядом по отражению. Цукишима коротко тихо пожелал доброго утра и двинулся было к выходу, но замер у двери – черт же его дернул обернуться. Любопытство – его точно выдумал какой-то черт. Капитан Некомы шуршал блистером. Он сунул в рот маленькую белую таблетку, запрокинул голову, глотая, и спрятал блистер в карман шорт. – Что? – конечно, он поймал взгляд Цукишимы. И, конечно, усмехнулся, как иначе-то. Цукишима чуть закатил глаза. – Ничего. – Хочешь узнать фирму? – капитан хлопнул себя по карману. – Ничего я не хочу, – щеки почему-то сразу загорелись. Цукишима даже не соврал: какая ему разница, что за фирма выпускала депрессант капитана, если он сам ни одной не знал. – Не стесняйся, – капитан несильно пихнул Цукишиму плечом, проходя мимо и толкая дверь перед ним. – Нам тут обоим повезло словить течку в лагере, товарищи по неудобству должны держаться вместе, – он хмыкнул и остановился лицом к Цукишиме. Они так и стояли по разные стороны порога: Куроо улыбался, а Цукишима смотрел куда-то поверх его плеча и сжимал края полотенца на своей шее. – Ладно, – капитан вздохнул и протянул руку. – Куроо. – Приятно познакомиться, Куроо-сан, – вежливо отозвался Цукишима, наконец заставил себя перевести на него взгляд. Руку он не пожал, только чуть поклонился. – Цукишима. – Все-таки стесняешься, – резюмировал Куроо и опустил руку. Он первым двинулся по коридору, уверенный, что Цукишима пойдет следом – и был прав, им нужно было в одну сторону, если оба хотели попасть в комнаты своих команд. Цукишима нехотя двинулся следом, держась немного позади. – Окей, я первый начну. Мне вот интересно, какой фирмы у тебя депрессант. Сильный? Только на обоняние или комплексный? У Цукишимы снова запекло щеки, и он промолчал. Куроо подождал немного, но они уже почти дошли до комнат, и он затормозил, чуть повернув голову. – Знаешь, не так много есть омег, особенно среди знакомых, чтобы поболтать и быть понятым, – произнес он тише, и Цукишиме стало неловко: он знал это и знал, что и ему самому не с кем будет об этом говорить, делиться опытом. Кроме врача. Но с врачом тоже не «болтают». – Я не принимаю депрессант, – тихо отозвался Цукишима и снова сжал свое полотенце. Куроо удивленно вскинул брови. – Тебе не надо или ты из тех, которые за полную естественность? Цукишима неопределенно дернул плечом. – Не знаю. Хотя меня не очень заботит естественность. Он остановился у двери в комнату Карасуно, и Куроо остановился тоже. Он секунду смотрел на Цукишиму недоумевающее, а потом его брови поползли вверх. – Оу. – Оу, – согласился Цукишима. Смущение и неловкость быстро отпускали. Куроо такой же, он в любом случае должен понять. И в этом нет ничего такого, это нормальное свойство здорового организма омеги. И вообще это не его дело… – Не знаешь, да. Так у тебя первая течка, – озвучил Куроо, и Цукишима недовольно, громко прицыкнул, взглядом указав на тонкую дверь. Может, и шикнул бы, если бы не помнил, что нужно хоть делать вид, что ты вежлив с третьегодкой – незнакомым, в общем-то, третьегодкой. – Необязательно сообщать это всему лагерю, Куроо-сан. Куроо виновато развел руками, хотя улыбка у него виноватой совсем не была. Он пожал плечами: – Просто удивился. Ты уже в старшей школе. – Я в курсе, – Цукишима резко развернулся на пятках и скрылся в комнате Карасуно. Здесь пахло тепло и мирно. Все спали, кто-то уже был на грани сна, даже это теперь улавливалось в запахах. Пряча в сумку щетку и пасту, Цукишима выдохнул и прикрыл глаза. Легкое ноющее ощущение в теле его не беспокоило. Может, комплексный депрессант ему и не был нужен. А вот запахи однозначно отвлекали. Цукишима опасался, что без депрессанта станет хуже, но в целом все оставалось так же, как в первый день. Цукишима быстро привык, хотя и приобрел привычку периодически тереть кончик носа. И еще одну, в которой даже себе признаваться не хотелось – в общих помещениях вроде столовой он сразу искал глазами Куроо, натыкался на него почти сразу. Ловил улыбки и усмешки разной степени наглости и взгляды всегда одной – высокой – степени заинтересованности. Потом Куроо с Бокуто на пару все же затащили его на дополнительные тренировки – план строго соблюдать режим и не напрягаться лишний раз рушился на глазах. Цукишима мысленно цокал языком и – уже не мысленно – закатывал глаза. И упрямо думал обо всем – обо всем этом – как просто о клубе. Ничем большим это не было. Куроо снова завел разговор про депрессанты, когда они перекусывали после дополнительной тренировки. Точнее, не то чтобы даже завел, просто молча подсел к Цукишиме, который сидел на крыльце и тянул сок из коробочки, положил ему на колени дынную булочку и… Цукишима отвернулся, шумно втягивая сок через трубочку. И следом невольно – запах Куроо. Цукишима уже четко отделял его от собственного, хотя сходство и было сильным. Запах одинаковый – но только почти. Это «почти», какая-то мелочь, деталь. Это делало картину «Куроо» одновременно знакомой и совершенно чужой, это заставляло расслабиться и нервировало, и притягивало, и в итоге Цукишима весь внутренне напрягался. Он невольно потер кончик носа, слишком глубоко вдохнув запах Куроо. Тот протянул руку и постучал указательным пальцем по вырезанной из блистера полоске с таблетками, которую положил поверх дынной булочки. – Будешь так тереть нос, он распухнет, станет вздернутым и длинным. Возьми. Мой депрессант слабенький и только для обоняния, хуже тебе в любом случае не станет. – Спасибо, не нужно, – Цукишима постарался звучать спокойно и вежливо. – Раз в день, одну штуку утром. Не будешь? – Не буду. – Тогда и я не буду, – Куроо широко улыбнулся, а Цукишима чуть не поперхнулся своим соком. – Почему? – Хочу узнать, как ты сейчас пахнешь на самом деле. Куроо продолжал улыбаться – нагло и уверенно, и если бы Цукишима был чуть менее внимательным, то за широкой усмешкой точно не заметил бы, как у Куроо покраснели скулы и уши. Стало жарко. Цукишима мысленно помолился всем ками, чтобы самому не покраснеть, но, судя по тому, как горело лицо, ками ему сегодня не благоволили. – Как я пахну? – вдруг спросил Куроо и придвинулся ближе, буквально сунулся к лицу Цукишимы, шаря по нему взглядом, пытаясь что-то найти. Цукишима немного отклонился и поправил очки, инстинктивно отгораживаясь рукой. Он планировал промолчать. Поблагодарить за дынную булочку – потому что вот ее съесть правда хотелось, – и уйти. Цукишима сказал: – Хорошо. Вышло тихо, а потому самому Цукишиме показалось, что мягко. Куроо довольно помычал, немного прикрыл глаза, теперь рассматривая Цукишиму из-под ресниц. Скулы у Куроо покраснели еще больше, он быстро облизнулся, посмотрел в сторону и чуть склонил голову набок, открывая шею. Челка качнулась и совсем скрыла его лоб – от этого Куроо стал выглядеть более небрежно и даже развязно. Он молчал, а Цукишима пялился на открытую шею в недоумении. Куроо тихо выдохнул, бросил на Цукишиму быстрый взгляд и чуть качнул головой. Цукишима мог поклясться, что в жизни никогда так туго не соображал. Куроо ведь предлагал, и… очень хотелось принять предложение, согласиться. Цукишиме стало еще жарче, он инстинктивно свел ноги вместе и сжал бедра. И отчетливо почувствовал, как между ягодиц выступила влага. Запах у шеи, а особенно чуть дальше, за ухом, был сильнее, чуть тяжелее и теплее. Цукишима прикрыл глаза, едва не касаясь чужой кожи носом. Когда он вообще успел склониться так близко? Цукишима постарался дышать медленно и глубоко – и не слишком жадно. Чужой запах расцветал в горле и на языке, сразу врезался в память. Цукишима выдохнул, и Куроо над его ухом выдохнул тоже – сбивчиво. Цукишима не сдержал улыбку. Краска сходила с лица, он успокаивался, ему, в конце концов, это нравилось. Не отступал только жар внутри. Цукишима осторожно положил руку на плечо Куроо, мягко сжал и все-таки уткнулся носом, провел кончиком по еще разгоряченной после тренировки коже. Открывать глаза не хотелось. Чужой запах окутывал голову теплым туманом, обволакивал все внутри, попадая в легкие, а потом разносился по крови с кислородом. Цукишима высунул кончик языка, не думая, что делает, тронул кожу, собрал с нее соль и этот особенный вкус, похожий на его собственный. Во рту тут же собралась слюна, пришлось тяжело сглотнуть. И отшатнуться, широко распахнув глаза, когда Куроо тихо, на самом выдохе простонал. – Доброй ночи, Куроо-сан, – выдавил Цукишима и резко поднялся на ноги, одним широким шагом переступил через две ступени и скрылся за дверью. Только в комнате Карасуно он понял, что держит дынную булочку и отрезанную от блистера полоску таблеток. Позже, оставшись в душе последним, Цукишима осторожно провел пальцами между ягодиц, закусил губу. Он долго и тщательно смывал выступившую смазку. Потом вертел в руках таблетки, пятьдесят четыре раза прочитал название фирмы и состав сзади, хотя было видно далеко не все иероглифы – на тонкой полоске они быстро обрывались, чуть неровно обрезанные. Память подбрасывала ощущение рельефа чужой кожи на кончике языка, чужого вкуса. Цукишима спрятал таблетки под пакетом с запасной парой кроссовок в сумке. Не смотреть на Куроо стало невозможно. Его запах как будто въелся в легкие, в корень языка и мозг, и теперь Цукишима постоянно оборачивался на него – даже чаще, чем раньше. Взгляды Куроо стали задумчивыми, и хотя весь следующий день он не подходил, Цукишима все равно видел в этом недоброе предзнаменование. И был прав. После их дополнительной тренировки в третьем спортзале Куроо мягко дружелюбно заулыбался Льву и Хинате, которые хотели привычно взяться за швабры и собрать мячи. – Ладно-ладно, вы сегодня хорошо поработали, быстро дуйте в душ и спать. Мы с Цукки сами пошуршим. Да, Цукки? – он обернулся, и Цукишима проглотил все желчные колкости, которые собирался высказать. У Куроо были совсем темные, черные, ищущие глаза. Цукишима отвернулся и постарался не дышать слишком глубоко. И «шуршать», как выразился Куроо, он все равно не собирался. Пусть тот сам трет полы, если ему так хочется. Цукишима только стал нехотя, медленно подбирать мячи, когда Хината со Львом, решившие не испытывать судьбу вопросами, скрылись из спортзала следом за Бокуто и Акааши. Куроо тоже не спешил. Движения у него были плавные, неторопливые. Он честно протер полы, убрал швабры и подошел к Цукишиме, который стоял у дверей, скрестив руки на груди. Они одновременно открыли рты, но Куроо успел первым. – Ты знаешь, я понял. Цукишима запнулся, ему снова пришлось глотать свои язвительные замечания. – Что? – между светлых бровей залегла хмурая складка. – Про запах, – тише пояснил Куроо, и голос у него стал как будто мягче, он слегка вибрировал и пробирался Цукишиме прямо под кожу. Он задержал дыхание и потер предплечья – волоски на них становились дыбом. – Он такой… похожий, да? Цукишима сглотнул и кивнул. – И с этой чужой ноткой. Она все нарушает, и твой запах – это уже совсем другая гармония. И ее хочется себе. Вдохнуть, слизнуть, съесть, присвоить эту нотку, – Цукишима так даже не думал, скорее, ощущал это. И когда Куроо снова склонил голову набок, не мог и не хотел себе отказать. Куроо стоял смирно долгих две минуты, пока Цукишима глубоко вдыхал, уткнувшись носом ему за ухо, проводил по напряженной шее языком. – Цукки, – Куроо чуть повернулся, дотронулся губами до надплечья Цукишимы и медленным плавным движением прижался, вдавливая его в стену рядом с дверью в спортзал. Бедром Цукишима отчетливо ощущал, какой у Куроо горячий пах. – Мы в спортзале! И – черт, Куроо-сан, – Цукишима откинул голову назад, приподнял очки и потер глаза предплечьем. – Ты ругаешься, Цукки? – тихий удивленный смешок. – У меня сейчас есть повод, – недовольно пробормотал Цукишима и нашел в себе силы упереться Куроо в плечи. – Подожди пять минут, потом все уже должны будут выйти из душа. Моих там точно не будет, Лев жаворонок и не станет стоять под водой долго. Могу еще поручиться, что не будет никого из Убугавы и Фукуродани – Акааши с Бокуто быстро моются. Шинзен сегодня умотался больше обычного, так что ставлю на то, что они уже все попадали на футоны. Из ваших последним будет Хината. – Какой, оказывается, просчитанный импульс, – оценил Цукишима и изогнул бровь. – Спонтанности, Цукки, хороши, когда они подкреплены расчетом, – Куроо усмехнулся, и Цукишима отзеркалил его усмешку. Такой подход ему нравился больше. Было гораздо приятнее и спокойнее окунаться в чужой запах и отпускать себя, зная, что это в определенной степени безопасно. Когда они добрались до душа, там и правда никого больше не было, хотя под потолком еще угадывался пар, в воздухе были слышны остатки запахов – чужих тел, шампуней, гелей для душа. Они испарились, когда Куроо стащил футболку рядом с Цукишимой. Тот понимал, что его несет, но останавливаться не собирался. Он думал, что раньше никогда так быстро не раздевался. В душевую кабинку Цукишима шел, крепко держа Куроо за запястье. Правда, вся решительность испарилась, когда за ними закрылась дверь, а на головы полилась теплая вода. Что делать дальше, Цукишима не знал. Точнее, знал, но не понимал, как решиться. Запах Куроо был везде вокруг, мешал сосредоточиться, и то, что Цукишима оставил очки в шкафчике, сбивало с толку еще больше. Куроо немного повернулся в тесной кабинке, и Цукишима быстро вдохнул и на секунду перестал дышать. Куроо случайно задел его пах бедром – член у Цукишимы крепко стоял, и случайное прикосновение отдалось вспышками внизу живота и в голове. – Так. Вот так лучше, – Куроо прислонился затылком к мокрой стене и притянул Цукишиму за плечи. Отличная идея – отцепляться, отлепляться, выходить из кокона смешивающихся общих запахов не хотелось. Ладони легли на спину Куроо, огладили лопатки. Он довольно выдохнул и быстро соскользнул руками по груди Цукишимы вниз. Цукишима опустил голову и сфокусировался: загорелая рука погладила поджавшийся живот, следом легла на головку члена. Цукишима прикусил щеку изнутри, ощущая, как между ягодиц снова становился влажно, как было в тот прошлый раз на крыльце. – Можем просто подрочить друг другу, если… Цукишима отрицательно мотнул головой и подался ближе, расставил ноги. Одной ладонью Куроо слегка потер головку и стал медленно дрочить Цукишиме. Вторую положил ему на задницу, а потом без предупреждения оттянул ягодицу в сторону. Шершавая подушечка пальца надавила на вход – хорошо, но откровенно мало, но не просить же… Цукишима вдруг вскинулся, широко распахнул глаза и замер. Он отчетливо чувствовал, как из заднего прохода вытекает густая капля, за ней еще одна. Первая стекла ниже, тепло ощущалась на бедре, вторую Куроо, наверное, поймал пальцами. Это уже было совсем не то, что в прошлый раз. – Это что… Все время теперь так будет? В каждую течку? – глухо выдавил Цукишима и весь закаменел. К горлу подступил комок паники. Воображение подсунуло картины мокрых пятен на школьных брюках, домашних штанах, спортивных шортах. Вот он, Цукишима, на матче, стоит посреди площадки, прямо под сеткой, приседает, готовый прыгнуть и выставить блок. А сзади на шортах расползается пятно смазки, и она течет из-под них по ногам. Цукишиму замутило. – Нет, конечно, – Куроо же, наоборот, легко засмеялся. Он немного отстранился, прижался спиной к кафелю, чтобы посмотреть Цукишиме в лицо. Тому сейчас было даже плевать, насколько он красный и как выглядит. – Так только когда ты возбужден. Вроде как природа о тебе заботится и дает понять, что вот сейчас ты готов, – Куроо пожал плечами. Цукишима кивнул, сглотнул ком в горле и постарался расслабиться заново. И тут же приподнял плечи, втянул воздух сквозь зубы, чувствуя, как Куроо на пальцы льется еще больше смазки. Тот перестал дрочить Цукишиме, потянул его на себя, пока он не навалился, и как-то слишком уж довольно помычал, водя скользкими пальцами по его ягодицам. – Не уверен, что согласен с природой, – Цукишима выдохнул, потерся лбом о плечо Куроо, сдвигая мокрую короткую челку, да так и остался стоять, склонив голову. Он заворожено смотрел, как их твердые члены чуть покачиваются совсем рядом, еще сантиметр – и соприкоснутся. Мысль обожгла, член Цукишимы дернулся, почти прижался к животу, по внутренней стороне бедра побежала еще капля смазки, а сам Цукишима сглотнул. – Ну, я не совсем правильно выразился. Тело готово, – Куроо вздохнул как-то странно нетерпеливо. Обхватил Цукишиму за пояс одной рукой, а второй, выпачканной в смазке, взял его за запястье. – Ладно, просто сам посмотри, со стороны же проще? – и потянул его руку к себе за спину. Ладонь легла на поясницу Куроо, и у Цукишимы в голове стало пусто. Мокрая кожа под пальцами ощущалась… классно? Он мягко потер подушечками пальцев тонкие мягкие волоски на пояснице Куроо, закрыл глаза и повел руку немного ниже. Цукишима и слышал, и буквально чувствовал, как у Куроо сбивается дыхание. Он шумно сглотнул совсем рядом с ухом, крепче обнял Цукишиму одной рукой. Тот сильнее зажмурился и прижался наконец так, чтобы коснуться кожи Куроо членом. Головка уперлась в низ его живота. Цукишима сдвинулся, и член прошелся по жестким, сильно завившимся от влаги волосам в паху. У Цукишимы сбилось дыхание, под веками вспыхнуло, а пальцы судорожно царапнули поясницу Куроо. – Цукки, – голос у Куроо стал ниже, он не то рычал, не то стонал – почти жалобно. Цукишима быстро облизнулся, зачем-то покивал, снова потершись лбом о плечо Куроо, и опустил руку дальше, скользнул пальцами между ягодиц, немного раздвигая их и нажимая. Нажим получился слишком сильным. Цукишима вздрогнул, когда палец погрузился во влажное тепло сразу почти на две фаланги – смазки было ничуть не меньше, чем у самого Цукишимы. Куроо весь вскинулся, громко шикнул, и Цукишима испуганно отдернул руку. – Извини! – Цукки, пожалуйста, – Куроо постарался вдохнуть глубже, снова сжал запястье Цукишимы и прижал к своим ягодицам. – Никогда не вытаскивай пальцы так резко, вот это правда неприятно, – пробормотал он. – И дай мне кончить. Куроо кончит. Куроо сейчас кончит, потому что Цукишима его трогает. Мысль расплавилась в голове, потекла ниже и добавилась горячим осадком к возбуждению, от которого поджимался живот и приятно ныла поясница. Во второй раз надавить на задний проход Куроо было еще легче, он сам расслабился, чуть раздвинул ноги, раскрываясь, и громко выдохнул. Цукишима скользнул пальцем внутрь сразу до конца, немного подвигал. Куроо быстро закивал, когда Цукишима приставил ко входу второй палец. На ладонь лилась скользкая смазка, капала на пол и утекала – чуть более мутная, чем душевая вода. Наверное, легко вошел бы и третий палец, если бы Куроо вдруг не сжался. Он тяжело дышал, запрокинув голову, обнимал Цукишиму, и кончил, когда тот приподнял руку, проталкивая пальцы до костяшек. Куроо стек на пол и приоткрыл глаза, улыбаясь. Погладил бедра Цукишимы, потянул его ближе, заставляя сделать маленький шаг. Мокрые губы накрыли головку, у Цукишимы в голове и паху снова что-то вспыхнуло. Задний проход запульсировал, и Цукишима рефлекторно завел руку себе за спину. Куроо был быстрее, просунул ладонь между бедер Цукишимы – яички легли на запястье, а подушечки пальцев уперлись в анус, массируя. Цукишима зажмурился и закусил ребро ладони, кончая. Горячий язык толкался в щель на головке, жесткие пальцы ловили и размазывали между ягодиц смазку. Первое, что Цукишима увидел, когда открыл глаза, было то, как у Куроо по подбородку текла сперма. Цукишима застонал и закрыл глаза обратно, уперся предплечьями в стену и лбом в предплечья. Куроо внизу тихо засмеялся, дотронулся теплыми губами до низа живота. Запах вокруг них был острым, терпким, казалось, он лип к коже. Чужие друг другу ноты мешались между собой, теперь отделить их друг от друга было сложно. – Здесь можно проветрить? – пробормотал Цукишима. Ему казалось, в душе теперь любой – даже без течки и даже не омега – легко уловил бы запах секса. Куроо отлепил его от стены, поднимаясь на ноги, подтолкнул немного дальше – так, чтобы они оба оказались прямо под водой. Цукишима потер лицо и разлепил веки. – В дальней стене под потолком должна быть форточка, – Куроо улыбался, стирал сперму с подбородка. Должен был выглядеть наглым, развязным, довольным, но из-за красных ушей все это сходило на нет. Цукишима улыбнулся тоже. – Знаешь, – протянул Куроо, – я теперь понимаю тех, которые за полную естественность. – Хотите отказаться от депрессанта? – Цукишима наконец смог унять послеоргазменную дрожь в бедрах, взялся за мочалку. – Нет, – Куроо посмотрел на него искоса. – Не совсем. Может, когда течка выпадет на время тренировочных лагерей с Карасуно, – поправился он. – Товарищи по неудобству должны держаться вместе, да? – припомнил Цукишима. И встретил поцелуй Куроо на полпути.