Эндогенная депрессия

Скалли никогда особенно не интересовалась психиатрией, а вот Малдер наоборот. Он всегда копал глубже, чем положено психологу, и его любознательность помогала ловить серийных убийц. Составленные Малдером профили попадали точно в цель. Он умел вжиться в шкуру, забраться в голову маньяка, и безошибочно предугадывал каждый его шаг. Это Скалли и пугало. «Секретные материалы» стали его якорем. Скалли видела и это, видела, но старалась об этом не думать. Без отдела Малдера бы вынесло в открытое море и в конце концов затянуло бы в шторм. Поначалу в Вирджинии ей удавалось сдерживать натиск волн. Их судно скрипело, но бежало по волнам. Оглядываясь назад, Скалли видела все свои промашки. Не была слишком настойчива, предложив ему поискать работу, согласилась не покупать вторую машину — «Зачем, док? Я теперь домохозяйка», — не настаивала на том, чтобы Малдер выходил из дому. Сначала она решила, что это апатия. В сущности она ощущала то же самое: вся жизнь встала с ног на голову, она не могла даже позвонить маме и братьям. Потом Скалли начала замечать излишнюю забывчивость, никогда раньше Малдеру не свойственную, а следом — заторможенность и вялость. Потом им вернули нормальную жизнь. Расследование, адреналин, «аромат паранормальщины», от которого Скалли тошнило. Зато Малдер, почуяв его, тут же бросил якорь. Она не хотела признаваться самой себе, что то дело спасло их, отсрочило скорый конец. Заряда Малдеру хватило на пять месяцев, потом они вернулись к началу. Газетные вырезки и пыльный кабинет сменились подвалом. Сначала Скалли решила, что Малдеру скучно, вот он и решил заняться ремонтом. Она не придавала значения очередной его причуде, пока не нашла окна в подвале наглухо заколоченными прочными шестидюймовыми досками. — Я просто не хочу, чтобы кто-то проник в наш дом. В подвале безопаснее. От этих слов по спине Скалли пробежали мурашки. Дальше-больше. Малдер перестал вставать с кровати, с трудом соображал, в периоды просветления говорил об Уильяме, о вине перед сыном. Как-то раз Скалли вернулась домой позже, чем обычно — привезли тяжелого мальчика, нужна была срочная операция. Двери дома были открыты, в прихожую намело целую гору снега. Скалли ощутила, как в груди заныло, заболело сердце. Сначала она метнулась за пистолетом — оружие они хранили в гостиной. Пистолета Малдера на месте не было. От этого стало по-настоящему страшно. Кто-то пришел в их дом? Но зачем? Бывшие агенты в опале, теперь они никого не интересовали. — Малдер? — Скалли не узнавала свой голос. Она осмотрела гостиную и кухню, кабинет Малдера и подвал, но нашла его в спальне на втором этаже. Малдер сидел на корточках, обхватив руками голову, а перед ним лежал пистолет. — Малдер? — Скалли опустилась перед ним на колени. — Что происходит? Он вздрогнул и поднял на нее рассеянный взгляд. — Устал. Я так устал. Мне так больно. Скалли разрядила оружие: сначала свое, затем его, потом схватила его за руку и прижала к себе так крепко, как могла. Не думать, не думать об этом. Хотя всё было очевидно: вернись она на полчаса позже, он пустил бы себе пулю в лоб. — Никогда не смей! Никогда! — Она прижимала его к себе и кричала, ругала, отчитывала. Малдер молчал. После этого случая Скалли заставила себя взглянуть проблеме в лицо. Эндогенная депрессия. Без консультации специалиста обойтись было нельзя, но Малдер никому не доверял, потому она сама обратилась за помощью. Знакомый психиатр лишь покачал головой, но задал несколько вопросов. Его интересовало, беспокоят ли таинственного "друга-коллегу" боли, как часто случаются приступы паники, есть ли нарушения либидо и эрективная дисфункция. На последнем вопросе Скалли едва не сломалась. Просто осознание того, что это конец всему, что они так долго строили, накрыло с головой. Вечером она привезла Малдеру антидепрессанты — три желтых флакона с белыми этикетками. Малдер выслушал ее молча. Скалли была готова к любой реакции, но он проглотил таблетки без особенных эмоций. И вернулся в кровать. Эти его пассивность и безразличие Скалли потом пыталась смыть в ванной, вместе с суперстойкой тушью, которая всё равно потекла, и до отвращения горькими слезами. Она не плакала уже несколько лет — и теперь была убеждена, что больше никогда не заплачет. Как бы то ни было, первый шаг был сделан. Вечером Скалли загрузила в машину их сумки — две черные "спортивки", хранящиеся в шкафу у заднего выхода. Лишь самое необходимое: бутылка с водой, две смены белья, теплые вещи, джинсы и пара футболок, моток веревки, навигаторы, бумага и ручки. — Малдер, нам пора. Вопросов он не задавал, лишь молча сел в машину. От него пахло потом и канцелярским клеем — значит, не мылся несколько дней и снова клеил свои вырезки. Форд неспешно покатил по заснеженной дороге. Через три дня Малдер впервые пошутил, через четыре — пожелал помыться в первом же придорожном мотеле. Через неделю он сбрил бороду и взял на себя роль штурмана, а спустя пятнадцать дней и два часа они впервые за три последних месяца занялись любовью. Поездка шла Малдеру на пользу, помогали и лекарства, всё постепенно налаживалось. Только Скалли почему-то становилось всё страшнее за их будущее. Вечно колесить по дорогам они не могли, пора было остановиться. Как-то вечером, когда подошла очередь Малдера вести машину, они развернулись и поехали назад. Какое-то время Скалли боялась спрашивать. Но потом всё же решилась. — Твои пациенты скучают, док. Они же дети... Им не объяснишь такое, — ответил Малдер. Скалли покосилась на телефон, лежащий на приборной панели. Он молчал всю дорогу — она отключила его, как только они выехали за границы Вирджинии. — Ты хотел увидеть Гранд Каньон. — Не в этот раз. Мне пора в Вирджинию, а тебе — искать квартиру поближе к цивилизации. А еще — больницу, где будут заинтересованы в лечении детей, а не в их временном... — он никак не мог подобрать нужное слово. — Это называется паллиативная терапия. Малдер, если я уеду... — Я справлюсь. Пилюли здесь, со мной. — Малдер похлопал себя по нагрудному карману. — Эта штука плохо поддается психотерапии. Главное таблетки... А ты поезжай. Найду чем заняться. Разберу баррикады в подвале. Из досок скамейку сделаю, чтобы сидеть по пятницам у дома и стучать вставной челюстью. Ждать тебя. Скалли промолчала, но в душе понимала, что он прав. Спустя тридцать три мили она наконец смирилась с его решением. — Похоже, навигатор нам больше не помощник, — сказала она, вглядываясь в мерцающую снежинку на мониторе. — Интернет в этой глуши не ловил. — Я думаю, направо. — Малдер остановился на перекрестке. Всюду, насколько хватало глаз, лежали пески Аризоны. — Поезжай налево, — отозвалась Скалли. Малдер улыбался. — Как в старые добрые времена! Машина рванула с места и пролетела перекресток по прямой, поднимая в воздух облако пыли. Пятнадцать дней сюда, тридцать обратно. Скалли устало улыбнулась. Что ж, теперь-то ей действительно понадобится новая работа. Навигатор моргнул и отключился окончательно.