Она

Она солнце для всех: кому-то яркое до слепоты, кому-то — за сумрачной осенней поволокой. Она музыка, волнующая сердце: кому-то траурный марш, кому-то мелодичная песня, трогательная, как первая любовь. Она песок сквозь пальцы и в ладонях — раненый журавль. — Я никогда не причиню тебе боль, — говорила бессовестно, грела улыбками, взглядами, интимными прикосновениями наедине, касаясь запястий пальцами, трогательно дрожащими. Но каждое слово — в спину ножом. Она боль и первая в сердце весна, промозглая, слякотная и слепящая обманчивым холодным солнцем, далёким, как никогда. — Киоко-чан сказала сегодня, что я милая. И что заколки с ромашками мне очень и очень идут. Ей идут заколки с ромашками и отчаянный всплеск надежды в глазах, когда она пальцами проводит по волосам и бездумно улыбается невпопад. Молчаливо молит: «Скажи, что это и правда что-то значит». — Она любит вас, — констатирует Гокудера, произнося вслух те слова, что ждала его донна. Те слова, что хочется выплюнуть со злостью, сжав за грудки, что царапают изнутри и лежат глубоко в сердце маленькой бомбой. Бум. Она не заметит, какая у него внутри распаляется война и что чувства искрят ярче фейерверков. Те слова он произносит спокойно, и лишь на выходе звучит короткое отчаяние в затухающем «вас». Цуна заливается краской и довольно жмурится. — Что ты, что ты… — всплескивает руками. Ей так идёт неподдельное счастье в ямочках на щеках. Гокудере хочется блевать и сжимать её в объятиях. Она никогда не примет его сердце. Но, возможно, когда-нибудь он будет удостоен чести отдать за неё жизнь.