На троне твоём

Музыка – это сама суть айнур. Они рождены из музыки, и каждому дана была музыкальная тема. Они пели, и так выражали себя. И дано им слышать музыку там, где не слышат ни старшие, ни младшие Дети Илуватара. Чёрная твердыня на западе Валинора, в которой обитал Намо, тоже звучала. Словно множество хоров низких мужских голосов, мрачная и величественная, ее музыка сплеталась с иными звуками пространства и то затихала тревожно, то взмывала в небеса, раскладываясь на мириады аккордов. Она была выражением сути Намо, владыки Царства умерших. Манвэ, Владыка Арды, чьи чертоги – над вечными снегами, был так не похож на своего брата Намо. Светлые думы Сулимо, будто потоки свежего воздуха, омывали всё живое, дарили надежду и радость, озаряли светом, несли милосердие. Мрачным теням не было места в его сердце. Однако Манвэ нуждался в брате и его суровой, величественной музыке, его советах. Особенно тогда, когда было тяжело. Как сейчас. Мелькор бежал; прекрасные Древа на кургане Эзеллохор, сотворенные (спетые!) Йаванной, были мертвы. Жуткая, почти непроницаемая тьма накрыла Валинор. Конечно, светлый дух Манвэ волею своей постепенно разогнал испарения смерти, а ясные звезды Варды с небес светили всем в ночи. Но было нелегко. А исход нолдор (исход к великой скорби, как знал Сулимо!), братоубийственная резня в Альквалондэ окончательно подкосили Владыку Арды. Он не знал, не предвидел, насколько далеко может зайти мелькорово зло, какую глубокую и страшную яму оно способно вырыть. И не мог предполагать даже, что столь умный, доблестный и искусный Феанор способен пасть так глубоко. ***** Проходя через тёмные залы Чертогов Мандоса, Манвэ Благословенный не сдерживал слез. Боль и скорбь сами изливались из него, серебристыми каплями стекая на пол. Спускаясь по лестницам все ниже, проходя через многочисленные коридоры, вала все ближе подходил к залу, где находился Намо. Там было сердце всей скорбной музыки, звучавшей в Мандосе – его брат, один из Фэантури, его советник, его утешитель. Вот он, мрачный и задумчивый, восседает на своем престоле в центре огромного зала. В Чертогах царит полумрак («он так любит эту темноту!», – мысленно улыбается Манвэ), лишь на дальних стенах тускло горят несколько светильников. Стены увешаны массивными гобеленами, которые сплела Вайрэ, супруга Мандоса. По их полотнам иногда пробегает синее мерцание, и оно тоже звучит, словно придавая новый смысл тем событиям, что изображены на гобеленах. Сулимо приближается к трону своего брата, чьи длинные черные одеяния струятся далеко вниз по ступеням. Валар долго молчат, пытаясь ощутить внутреннее состояние друг друга. Им доступны разговоры без слов. Сапфирово-синие глаза Манвэ поднимаются, его взор касается сурового, но прекрасного лица Владыки мертвых. Братья беззвучно сообщают друг другу о том, что омрачает их думы – а мыслят они сейчас об одном и том же. Произошедшее всем в Валиноре кажется кошмаром; гибель Древ внушает отчаяние, исход нолдор – скорбь. Намо поднимается с престола; они стоят с Манвэ друг напротив друга. В глазах владыки Чертогов нет деления на зрачок и радужку. На Сулимо сейчас устремлены два огромных черных круга, внутри каждого пульсирует алая дуга. Рядом с Мандосом сердце Манвэ бьется спокойнее, скорбь ослабевает, разум проясняется. И так легко делиться своей болью… – Намо, он всё же напал не с севера, а с юга. Смог найти союзников там, во мгле; он не был один. Как знать, кого и что из обитающего там Мелькор смог привлечь на свою сторону?.. В той области непроглядно всё, брат мой. Беззвучные слова Мандоса были ему ответом: – Что ж, невидимым он пробрался туда, во мглу, в которой мы не видели особой опасности. Благословенный край потерял свет; здесь пролилась кровь. Но оставим мысли и сожаления об этом, Владыка, – грустная улыбка заиграла на узких губах. – Задумаемся о том, что предстоит. О том, что предпето, о, Манвэ. – Ты, как всегда, прав. Как прав был и в том, что никогда не доверял Мелькору. Но тем более я удивляюсь тебе, дорогой брат, что способен ты столь мужественно глядеть вперёд, – Сулимо провел пальцами по пряди волос Фэантури, ниспадавшей на его лицо. Брови Намо слегка нахмурились, он долго молчал, отведя взор в сторону. – Да нет в этом особого мужества. Кошмары всплывают и в моем разуме. Но что было, то было. Ты же предвидишь рождение нового света и знаешь, что Древа оставят после себя. Музыка в Чертогах была тихой, но в ней явственно слышалась прекрасная мелодия, дополнявшая слова Мандоса. Как же любил Манвэ здравый подход своего брата и красоту его сути, что для многих была просто недоступна… Но, воистину, лучшего Господина Чертогов умерших и найти нельзя было: ничто не могло сломить его волю, затуманить этот ясный ум. И лишь немногим удавалось услышать ту величественную песнь, что лилась из сердца Намо и заполняла собой всё окружавшее его пространство. – Да, – теперь уже Манвэ улыбался, вновь и вновь проводя пальцами по щекам Мандоса, по его высоким скулам, любуясь строгой, но такой родной красотой его лица, длинных пепельных волос, своеобразных черных глаз. – Конечно. И ты снова прав. Мир не навсегда остался во мраке. Уж скоро взойдет над ним новая надежда. Как же мне не знать этого?.. Но рядом с тобой я осознаю всё гораздо лучше. – И это в порядке вещей, мой благословенный брат. Мудрость удваивается, утраивается, когда не замыкается на самой себе. Каждый из нас – лишь часть мысли Единого. Как жаль, что Мелькор бунтует против самой этой идеи… Руки Сулимо осторожно притянули Намо ближе, медленно погладили его стан. – Одиночество, полагаю, сделало нашего брата таким, – шептал Манвэ. – Он ведь долго скитался один по пустынным землям, не внимая другим песням. Но теперь уже не вернуть его, прежнего. Я так скорблю об этом, Намо… Как же много навалилось на нас в одночасье! Как много мы потеряли… Тёплое дыхание валы касалось губ Мандоса, руки сомкнулись за его спиной, крепко прижимая к себе. Манвэ боялся пропустить хотя бы один звук, исходящий от Намо, будь то его слова, будь то беззвучная песнь его сердца. Лишь в океане этой музыки сейчас видел Манвэ своё спасение. Казалось, жизнь остановится, если Мандос станет безмолвным. Тот ответил: – Мы потеряли это давно, не теперь. Произошедшее лишь позволило увидеть то, что и так было. Порадуемся, Владыка, как бы странно это ни звучало. Мы теперь знаем выбор Мелькора и выбор Феанора. И даже знаем… цену дружбы нолдор и тэлери. Мы вышли из мрака, брат. Мандос обнял Владыку Арды за плечи, запустил пальцы левой руки в его серебристые волосы. Музыка Намо зазвучала громче, уносясь под высокие своды потолка его Чертогов. Обнимая брата, Намо коснулся губами его лба и прошептал: – Но ничто не может изменить главного – того, ради чего мы, валар, пришли в Арду. Ради любви мы здесь, ради любви к Детям Единого. …Синие глаза Манвэ были устремлены на Мандоса. Кто мог устоять перед этим взором? Вся высота небес, вся красота свободы была в нём. Намо тонул в этой синеве, что с таким обожанием и с такой благодарностью взирала на него. Он не понимал, что мог Благословенный Владыка найти в его скромном (и мрачном) обществе, но раз за разом убеждался, насколько тесно они связаны друг с другом. Видеть, как проясняется взор Манвэ, как улыбка появляется на его устах, было огромным счастьем для Намо. Иногда они подолгу сидели вдвоём на тронах в Кольце Судьбы после того, как советы валар заканчивались, и их братья и сёстры расходились по своим делам. Манвэ держал руку Мандоса в своей, прозревая будущее, размышляя над прошлым. – Среди бесчисленных звезд мы создали для них дом, – продолжил один из Фэантури, и тихий голос его слегка дрожал, ибо близость Владыки, его бездонный взгляд, прикосновения рук и аромат волос начинали затуманивать разум, казалось бы, всегда бесстрастного Господина мертвых. – Несмотря на битвы с Мелькором, несмотря на все бури прошлого. Наш мятежный брат получил второй шанс, но снова предал нас. Вновь он принес смятение и боль. Но, Манвэ, ты ведь видишь будущее… Манвэ… Оба брата одновременно потянулись друг к другу, и их губы сомкнулись в поцелуе. Все мысли путались у обоих, мир постепенно исчезал, словно в тумане. Где-то на задворках сознания оба владыки слышали музыку друг друга. Два сердца бились в унисон так близко, почти проникая одно в другое. Каждое касание губ братьев дарило им взрыв новых невероятных ощущений, одновременно мучительно-запретных – и ослепительно великолепных. Мандос, обхватив одной рукой плечи Сулимо, сжал пальцами другой волосы на его затылке. Сжал до боли, ибо поцелуи его губ сводили с ума. В голове Намо мелькали образы… Вот они сидят рядом на престолах, рука лежит в руке. Его руке. Тогда Намо не понимал, как хочет сжать кисть Владыки, сплести его пальцы со своими… Вот орлы Манвэ парят в небесах. Намо наблюдает за ними, и тут ласковый порыв ветра налетает на него, откидывает тёмный капюшон, играет с пепельными волосами. Брат, это же ты тогда… Уже тогда?.. Что уже тогда зарождалось между нами? ...Мандос отрывается от сладких тонких губ Короля Арды, пытается взять под контроль свои бешеные мысли и дыхание. Медленно поднимает глаза, какое-то время набирается решимости и… вот, их взгляды снова соединились. Огромные, испуганные черные глаза Намо вновь глядят в эту бездонную синеву, и кажется, что ясный свет, исходящий из ее глубин, сейчас разрушит всё его существо, покарает, затопит, унесёт вдаль то, что осталось. Но Манвэ лишь крепко прижимает брата к сердцу и еще несколько раз целует его в щеки и губы. Улыбается, и любовь сквозит в его взоре. – Ты хотел сказать мне о приходе младших Детей? – нежно спрашивает Сулимо. И снова целует. Теперь уже уверенно, спокойно. Долго. Бесконечно долго. Намо понял, что нет никакого смысла сравнивать это с поцелуями Вайрэ, ибо то были несравнимые вещи. Жена была словно продолжением его самого: тишины его дум, спокойствия его размышлений. Той негой, которой они делились друг с другом в постели, и счастьем, что дарила она в своей тихой песне, каждым звуком переплетавшейся с его собственной музыкой. – Да, да, да, да, Владыка, любимый. О них, о том, что мы всё успеем подготовить к их приходу… …И больше ничего не осталось. Лишь тело, кровь в котором бурлила; лишь восторг, затопивший весь мир от прикосновений Манвэ. Намо снова глядит в эти сапфировые глаза и понимает, что Король видит его насквозь, все мысли и чувства. Словно синее небо склонилось к вале, словно Сам Илуватар ласкает его. ...Слегка прикусив нижнюю губу Мандоса и помедлив, Манвэ вкрадчиво произнес (и странные искорки заплясали в его глазах): – Знаешь, Владыка мертвых… Пожалуй, мне сейчас следует ненадолго присесть на твой трон. Прямо здесь, в этом зале. Ты не против? Намо даже и представить себе не мог, что подобное выражение глаз может быть у Светлейшего Манвэ. Иногда нечто подобное проскальзывало во взгляде Мелькора (а ведь внешне они с Манвэ были так похожи!). Намо мог поклясться, что выражение это было… хищным! Никогда ранее не терявший самообладания, Мандос не смог выдавить из себя ни слова, так велико было его изумление. Сулимо же, насмешливо подняв одну бровь, приблизился к черному, обитому бархатом престолу своего брата. Откинув назад полы белого кафтана, он уселся на трон и некоторое время молчал, задумчиво глядя в сторону. Лицо его вновь стало серьёзным, однако какой-то странный оттенок всё же на нем остался. Намо стоял рядом со своим же троном, вытянувшись чуть ли не по стойке смирно. Страсти слегка улеглись, и оба владыки смогли прислушаться к музыке, звучавшей вокруг. Глубокая, неспешная мелодия, исходившая сейчас от владельца Чертогов Мертвых, выражала только одно: любовь. Не было смысла что-либо скрывать. Каждая пауза, каждый перелив этой удивительной музыки был признанием. Печальным, трогательным, беззащитным признанием в любви к своему Повелителю. Но не только эта мелодия заполняла своды Чертогов. Была ещё одна, вторящая ей, обрамляющая её, отвечающая ей. Мелодия Манвэ. В той мелодии были раскаты грома, в ней был полет бешеных потоков, великолепие всех дальних миров, что ветры несут в Арду… Многого Мандос даже не понимал в этой песне; недаром ведь его старший брат был гораздо ближе к Эру, чем остальные Стихии. Но одно было ясно: в песне тоже была любовь. А также страсть к суровому вале, Властителю мёртвых. Звуки затихли. Оба брата пытались осмыслить то, что услышали. Оба только что раскрыли свои чувства друг перед другом и, фактически, больше не осталось никаких тайн. Кто бы мог подумать, что катастрофа, вызванная Мелькором, настолько сблизит Сулимо с Мандосом и приведёт к подобным откровениям! – Возлюбленный… – первым прервал молчание Намо. Манвэ жестом остановил его и протянул к нему руку. Когда Намо коснулся его ладони, Король потянул брата к себе, заставив сесть на своё левое колено. Руками ещё больше приблизил Мандоса к себе, и в полной тишине долго смотрел в его черные с алыми дугами глаза. …И снова сердце Манвэ стало биться чаще. Стройный стан сурового валы, обтянутый в черную одежду; его пепельные волосы, рассыпавшиеся по плечам; красивое (и такое любимое!) лицо с высокими скулами; мудрые черные глаза, глядящие сейчас с еле сдерживаемой страстью, и чуть подрагивающие губы, - всё это пробуждало в сердце и в теле Манвэ такую бурю, которую тот даже не надеялся и не собирался останавливать. Сулимо снова впился в губы Мандоса поцелуем. Прильнув к Намо, он распоряжался его ртом как хозяин. И, Великий Эру, Манвэ оказался искусен в поцелуях настолько, что после первых же его прикосновений темные одежды пепельноволосого валы поднялись от его вставшего члена. Владыка отодвинул от себя Мандоса, заставив сесть рядом с собой на троне; затем Манвэ расстегнул свой кафтан и некоторое время снова целовал дрожащие губы брата. Сулимо уже не считал, что свет покинул мир. Несмотря на то, что они с Мандосом находились в темнейших Чертогах, огонь так ярко пылал в сердце Короля Арды, что сжигал там последние мрачные уголки. Ясность удивительным образом соседствовала со страстью и любовью. А также с безумным желанием овладеть Намо, довести его спокойную, уравновешенную суть до исступления. Владыка валар быстрым движением опустился на пол, развёл в стороны ноги Мандоса и, опустившись на колени, сел перед братом. Оба дрожали от желания, глядя друг на друга. Сжав губы, Манвэ ещё немного подождал, ничего не делая, в то время как его партнер принялся кусать пальцы собственной левой руки. Хищное выражение глаз Сулимо возбуждало Намо настолько, что он готов был наброситься на это божественное лицо, схватить эти серебристые волосы несмотря на то, что в данный момент Король не позволял ему этого. Ещё немного полюбовавшись на мучения Намо, Владыка взял его за бедра, рывком потянул вперёд так, что Мандос теперь лишь спиной опирался о трон. Ладони Манвэ приподняли упругий зад Намо, и тому пришлось выгнуть свою талию, дабы раскинутые ноги не опускались вниз. Слегка поддерживая партнера, Манвэ принялся расшнуровывать, а затем сдирать тунику Мандоса с груди, расстёгивать его ремень, отбрасывать в стороны черные сапоги брата, освобождать его от брюк. Вскоре весь обнаженный таз Владыки мертвых оказался в распоряжении Сулимо. Намо умоляюще глядел на него; похоже, любые возможные барьеры гордости были отброшены. Манвэ обеими руками снизу держал брата. Ладони Короля словно обжигали своими ласкающими прикосновениями обнаженную спину, ягодицы Мандоса, а губы и язык Манвэ наконец коснулись головки его члена. В Чертогах было слышно тяжелое, сбивчивое дыхание Намо, а затем и его тихие стоны. Он слегка извивался подо ртом и руками своего Короля, а когда тот с каждым движением стал всё глубже засасывать и даже заглатывать его пенис, вытянул руку и положил её на голову Манвэ. Вскоре и вторая рука присоединилась к ней, то взъерошивая и гладя серебристые пряди Короля, то сильнее надавливая на его макушку. Когда Манвэ стал помогать рукой движениям своего рта; когда он бесстыдно взглянул в глаза Мандосу, овладевая им одной своей энергией, его советник, его брат и любовник взмолился: «Владыка, мне не выдержать так долго, больше не могу. Я скоро достигну пика». Сулимо оторвался от тела брата, отстранился назад, освобождая своё белоснежное тело от одежд. Намо хотел подняться и сесть на трон, но Король ему не позволил. Потянулся вперёд к Владыке Чертогов, опустив его бедра вниз. Теперь Намо сидел на его коленях, всё так же слегка опираясь спиной о трон и разведя ноги. Сверля Мандоса своим синим взглядом, Манвэ принялся ласкать ладонями его плечи и грудь, покручивать соски. Затем снова поцеловал его верхнюю, нижнюю губы, стал играть языком с его языком. Мандос обнял Владыку за плечи, запрокинул голову назад, подставляя под поцелуи свою шею. «Любовь моя, любовь моя, как тяжко и как сладко это всё испытывать, – шептал Намо. – Господин мой, я люблю тебя. И, о Эру, как же я хочу тебя, оказывается...» Дальше он мог лишь стонать, ибо его губы и язык вновь оказались во власти Благословенного. Солоноватый привкус собственной смазки во рту опьянял его, заставляя крепче сжимать возлюбленного и руками, и ногами. – Ты отдохнул немного, брат мой? – кажется, без всякой иронии спросил Манвэ. – Вряд ли… – Не важно. Придется терпеть и держаться, дорогой. Отечески поцеловав Мандоса в лоб, Король снова отстранился и поднял бёдра Намо, вернув того в прежнюю позицию. Однако на этот раз он руками ещё шире развел ноги партнера и нежно коснулся языком тугого колечка его ануса. Несколько раз провел вокруг; пальцы и ладони помогали Королю, разводя ягодицы Фэантури. Губы осторожно целовали его анальное отверстие. Голова Намо металась из стороны в сторону, но, закусив нижнюю губу, он больше не стонал. Закрыв глаза, Владыка Палат мертвых прислушивался к каждому своему ощущению, которое дарил ему возлюбленный. Язык Манвэ осторожно погружался в задний проход Намо, вызывая дрожь во всём его стройном теле. Вскоре к языку присоединился палец Владыки и долго распоряжался тем же коридором. – Я надеюсь, ты догадываешься, чего именно я хочу, Мандос? – беззвучно спросил Сулимо. Его собственное тело тоже было практически на пределе, однако сильная воля валы периодически сбивала напряжение, чтобы растянуть удовольствие надолго. – Я думаю, ты хочешь отыметь меня. И предполагаю, желаешь наказать мою задницу пожестче… Это так? Манвэ оторвался от бедер брата, поднялся и протянул руку, чтобы притянуть пепельноволосого любовника к себе. Вновь страстно целуя его рот, спросил без слов: – Как я хочу это сделать, знаешь? Что заводит меня так сильно? – Владыка, – ответил Намо, опускаясь перед ним на колени. – Я этого не знаю. Но мечтаю, чтобы ты получил удовольствие, дорогой. С этими словами Мандос обхватил пальцами член Манвэ, несколько раз провел по всей его длине, затем позволил себе взять в рот эрегированный орган Господина. Губы Мандоса, сосущие его член, и тонкие пальцы, нежно ласкающие промежность повелителя, стали, возможно, самым тяжким и самым сладким испытанием за всё время существования Манвэ. Сложно было допустить, что в своих помыслах Эру когда-либо позволил произойти подобному. Но кому ведомы все мысли Создателя? Никакой силы воли больше не хватало Сулимо, чтобы сдерживаться, когда он увидел, как смотрит на него брат, какими огромными стали алые дуги в его странных глазах, и как… слеза стекает по его щеке. Манвэ схватил любимого за голову, стиснул ее, втрахиваясь изо всех сил в его прекрасный рот. Намо лишь сильнее обвил его стан и зад руками. Владыка не выдержал, наслаждение будто накрыло его волной, и рот его любовника заполнила густая солёная жидкость. В Чертоги ворвался бешеный порыв ветра, закрутился вихрем по залу, сорвал со стен несколько гобеленов, сплетенных Вайрэ. Манвэ подхватил брата на руки, отнёс к стене, и они легли на один из гобеленов, мерцавших на полу. Сплелись в объятиях. Король Арды поцелуями осушил слезы на щеках Намо, которому нелегко дался этот глубокий трах по самое горло. – Милый, это не всё, – сказал Манвэ. – Ты ещё не осуществил мою самую сладкую фантазию о тебе, и не испытал всего наслаждения. – Как скажешь, мой свет во тьме, – отозвался Мандос, такой суровый для большинства и такой податливый для своего Владыки. – Я рад служить тебе, – продолжил он, вновь ощущая язык и пальцы Сулимо в своём анусе и сглатывая солоноватую от спермы Короля слюну. Манвэ поднялся и за руку подвел Намо обратно к трону. Развернул Фэантури спиной к себе, заставил встать коленями на сидение, а затем нагнуться. – Я всегда хотел выебать тебя именно на твоем троне, мой суровый Мандос, – зашептал Манвэ ему в ухо. – Прямо на твоём троне. Нагнуть и вставить тебе в твою красивую задницу. – Да… – ответил Мандос, уже мало соображающий, что происходит. – Да, Владыка! Да, пожалуйста! – Прямо в твою наглую дырочку, которую ты так долго скрывал от меня, мой опекун мертвых. Ладони Манвэ прошлись по ягодицам Намо и развели их в стороны, член Владыки уперся в его анус и стал медленно, с нажимом погружаться в него. Фэантури был настолько тих и податлив, что ни одна мышца не сжалась в нём, пропуская пенис Короля. Ни малейшей боли; лишь странные, совсем не знакомые ощущения заполнили тело и разум Намо. Он осторожно выгнул спину и подался назад ещё больше, чтобы сильнее возбудить Владыку. Слова и фантазия Манвэ до исступления понравились Мандосу: быть трахнутым Повелителем, подставив ему задницу на собственном троне в собственных Чертогах… О, это было так сладко! Манвэ сейчас читал все мысли Мандоса. Схватив рукой его прекрасные волосы и сжав на затылке в пучок, он всё быстрее трахал Фэантури, любуясь его точёной спиной, движениями мышц под кожей, а его задница… Вздрагивающая при каждом ударе, она просто лишала Манвэ последних связных мыслей в голове. К тому же, отдававшийся ему на собственном престоле брат стал стонать и кричать, больше не сдерживаясь. – Манвэ! Ты так же трахаешь Варду, да? Скажи! – О нет, любовь моя. Это происходит совершенно по-другому. Ещё движение, ещё… – Лишь тебе я вставляю в зад, причём на твоём троне… О, Эру… И не жди, что это будет последний раз. Кажется, что член Манвэ сейчас разорвёт любовника и выйдет через его спину… Намо резко выпрямляется, заводит одну руку назад, погружаясь пальцами в волосы Манвэ. Тот, взяв Мандоса за талию, под другим углом продолжает терзать его бедра. Второй рукой Владыка Чертогов берет ладонь Сулимо, кладет её себе на член, заставляя двигаться по нему в желаемом Мандосу ритме. Так продолжается еще какое-то время, пока Намо снова не наклоняется вниз и не опирается на локти, закрыв глаза и хрипя что-то… Талия его максимально выгнута, ладони ощущают бархат обивки трона. Манвэ делает еще несколько мощных ритмичных толчков в Мандоса и кончает второй раз. Выходит из ануса любовника, который жалобно, сдавленно вскрикивает, и в тот же момент темный бархат трона заливается белёсой спермой своего хозяина…