В комнате цветных перелин

      Алисия сидит в мягком кресле, с тихим шелестом листая полуистлевшие страницы книги. Хрупкие, тонкие пальцы осторожно переворачивают ломкие, полупрозрачные листы. Нежный голос тихо разливался по комнате, выпевая русские слова, приятные и знакомые. Алисия любит русския язык, шелестящий, мягкий и ласковый. Под него приятно пить чай, засыпать, на нем приятно читать и, хоть непривычно, говорить. Мелодия убаюкивает, вместе с голосом успокаивая, расслабляя, утешая?..       Алисии грустно. Алисия все чаще замыкается, запирается в комнате - и в себе, - и все чаще ходит тише, чем обычно. Часто уходит с Рыжей на рассвете и возвращается под вечер, когда нежно-голубое небо, пронзенное бело-золотистыми копьями перистых облаков, окрашивается в рыже-красные тона. Или когда оно становится сиренево-розовым, постепенно темнеет, нехотя открывая взорам сияющие звезды. Или покрывается сеткой облаков, и солнце пытается пробиться сквозь них, угасает, и в этой сетке сверкает взошедшая луна. С бледной кожей, красными от холода пальцами и лицом, Алиса отводит лошадь в стойло и возвращается к себе. Холодный душ и сборник стихотворений, травяной чай и одна и та же песня. Совершенно не раздражает. Очаровывает, притягивает. Подобные вечера стали привычкой, необходимой привычкой. Сколько она так сидит, скользя глазами по строчкам, а разумом находясь далеко от книг, от терпкого имбиря и чабреца, плывя по волнам пленительной мелодии. Сколько раз она приходила в себя только потом, после нескольких часов, на рассвете? Утирая соленые дорожки, откладывая неотпитый ледяной чай, идя в ванную и ополаскивая опухшие, покрасневшие глаза, старательно замазывая темнеющие синяки под глазами. А потом - в конюшню. Потом - брать сонную Рыжу и уходить. Идти куда глаза глядят, надеясь потом найти дорогу домой и одновременно желая потеряться навечно. Жизнь была светлой и легкой, привычной и спокойной, но отдающей резким привкусом имбирного корня. Алисия тонула в ней. Умиротворение и размеренность тяжким камнем привязались к ее шее и тянули на дно. Ал не понимала, что с ней. Алисия хотела быть нормальной. Алисия хотела жить нормальной жизнью.       Но понимала, что это просто невозможно. У нее было тяжелое прошлое, но даже с таким грузом люди живут. Приспособляются. Ходят к психологам, избавляются от своих скелетов в шкафу. А она не могла. Пыталась и не могла, и угасала. И не понимала, зачем нужно это продолжать.       Ненавидела слабость, но старательно прятала запястья под длинными рукавами. Терпеть не могла тех, кто напрашивается на жалость и заботу, но заставляла носиться окружающих вокруг себя. Презирала тех, кто мечется, неспособный принять решение, но сама сидела посреди без действий. Не любила тех, кто не способен своей силой воли справиться с собой, но сама глотала антидепрессанты, словно наркоманка.       Получается, она ненавидела себя? Ненавидела тех, кто имеет черты, принадлежащие ей? Отвлекалась таким образом от себя самой? Боялась, что, переключась на себя, разорвет себя на части от ненависти и бессилия?       Алисия с тяжелым вздохом откладывает книгу, даже с некоторой злобой хлопает ею по столу. Снова вздыхает, скатывается спиной на сиденье, закрывает предплечьем глаза.       -Собаку, что ли, завести...       Большую. Трудную. Отказника. Энергичную, требующую сил, времени, внимания... Бесконечного и неограниченного. Чтобы не думать, чтобы эти чертовы мысли не крутились ураганом, чтобы решать только, каким лакомством поощрять собаку сегодня.       Нет, милая. От себя не уйти. Днем ты будешь свободна и счастлива, а ночью все твои черти накинутся на тебя с двойной силою. И будут нежно, ласково, заботливо и с упоением глодать твои кости, грызть твою душу, разделывая по кусочкам. А потом они восстановятся, и следующей ночью все повторится. Прометей, привязанный к скалам цепями собственных мыслей. Хотя... Прометей пожертвовал собой ради других, а ты?       Алисия сползла на ковер, и сверху на нее упало одеяло. Ворча, переворачиваясь, Алисия закуталась в него, словно в кокон. И почувствовала, как глаза горячеют, и слезы текут по щекам, впитываясь в одеяло.       Все время ноющих она, кстати, тоже не любила.