Someday

«И все привыкли ничего не замечать… Когда тебя не слышат, для чего кричать?» Никогда не понимал, почему люди, прожив уже не первый год в этом мире, до сих пор не научились слышать людей. Миллионы слов, сказанных когда-то, миллиарды буков — и все впустую. Это действительно так. Говорят, что на свете нет ничего сильнее человеческого слова. Слово — самое мощное оружие, способное ранить тонкую человеческую душу, и вместе с тем самый стойкий спасательный круг, помогающий не утонуть в этом безжалостном омуте отчаяния. Словом можно вселить веру и одновременно забрать её. Словом, сказанным кому-то у края пропасти, можно даже спасти жизнь. Но люди не слышат людей. Или не хотят услышать. Они с головой погрязли в своих предрассудках, внушая себе нереальные вещи, а потом просто потеряли грань между выдумкой и действительностью. Даже обладающее бескрайней силой слово бессильно перед верой людей. Потому что каждый видит то, что хочет видеть. Каждый верит в то, во что хочет верить. И сколько бы я не пытался с этим бороться, мои усилия напрасны — я бессилен перед этой верой. «Thereʼs nobody like you… Iʼve tried goodbye a hundred times, not one of them true.» Кто бы что не думал, но я никогда не лгал, говоря, что в моем сердце есть место каждому, кто мне дорог. Люди априори не могут быть одинаковыми, и каждый человек, появившийся в моей никчемной жизни, был особенным, нераскрытым для меня миром, хранящим в своей душе спокойствие и бунтарство, смелость и страх, преданность и отстранённость, ненависть и любовь. Каждый человек в моей жизни — это полезный опыт с миллионами причиняющих боль ошибок и моментами, до основания пропитанными ощущением безмерного счастья. Каждый человек привнес в мою жизнь какой-то смысл, какой-то урок или полезный вывод, который нельзя просто взять и вычеркнуть. Да, возможно, в памяти постепенно начнут стираться совместные разговоры, шутки и моменты, которые связывали вас, но сердце по-прежнему застучит быстрее, стоит лишь краем уха услышать нотки когда-то родного голоса или прочесть написанные когда-то строки — никто не забыт и ничто не забыто. То, что дорого нам, сложно забыть. Я тоже помню всех: всех, кто находится рядом и держит за руку в моменты, когда это как никогда нужно, и всех, кто когда-то ушел, без капли сожаления сжигая мосты. Я искренне благодарен тем, кто до сих пор со мной, не смотря ни на что, но тех, кто ушел, не имею права осуждать. Единственное, что я могу — это сказать им «спасибо» за то, что прошли эту часть пути со мной. Они не виноваты в том, что я не оправдал их ожиданий — в этом моя вина, да и не только в этом. Не виноваты и в том, что им куда проще сказать «прощай», чем бороться до конца. Что проще отмахнуться банальными словами о том, что «люди, которые захотят остаться — останутся». Это ложь. Они ведь не останутся, потому что их не единожды отталкивали и топили в упрёках, тем самым разрушая веру в счастливое будущее. Они не останутся… И я не останусь. Любое сомнение порождает трещину, твоё сомнение во мне — уже целая пропасть. Я хочу нести счастье людям, хочу перестать причинять боль своими поступками или словами, разрушающими чьи-то ожидания, и если так лучше — я попрощаюсь. Но это не значит, что я правда хотел попрощаться. «Не будет идиотских фраз про любовь до гроба. Здесь только боль, обида, нефильтрованная злоба.» Так странно: люди ведь привыкли прощаться, бросаясь типичными громкими фразами и поливая друг друга тоннами грязи. Привыкли сгоряча делать резкие поступки и даже не думать над тем, сколько боли этим причиняют другим людям. Привыкли выставлять себя несчастными и брошенными всеми, будто пытаясь этим блеснуть перед миром своей силой и выдержкой, но в действительности не чувствуя ровным счетом ни-че-го. Ни капли печали, ни капли сожаления, ни капли боли. Не хочу прощаться так. Я никогда не понимал необходимости таких громких прощаний и актерской игры неумелых актеров, наигранность переживаний которых подтверждается каждым последующим словом и каждым совершенным действием. Возможно, кому-то действительно становится легче, публично разделив свою боль с кем-то ещё, но я больше так не хочу. Не будет показательных выступлений, истерик и моря ненависти, потому что я никогда не видел в этом смысла. Будет только молчание, плавно переходящее в злость и отстранение, а потом, незаметно наступая на пятки всему светлому, придёт не знающая границ пустота, которая безвозвратно поглотит в себя всё, что у нас есть. Даже способность чувствовать. Только ведь чувствовать хоть что-то проще, будет то ненависть, злость, отвращение или любовь. Эти чувства наполняют нас, движут нами, не позволяя топтаться на месте, и дают понять, что мы ещё живы. Куда лучше испытывать хоть что-то, чем по уши погрязнуть в этом болоте, не имея возможности выбраться. Внутри ничего нет, но что-то все же предательски колет в груди, едва ли всплывет какая-то картинка из прошлого. Это страшно. «Cause you turned your face and now I canʼt feel you anymore.» Но мне не страшно. Всегда знал, что привязанности, потребности и чувства не вечны, но, как бы там ни было, мне действительно жаль. Жаль бесследно прошедшего времени, жаль сказанных когда-то слов, которые так и остались неуслышанными, жаль надежды и веры, которые я до последнего хранил в своём израненном сердце, лелея мысль о своей нужности в твоей жизни. Мне жаль, что вы отвернулись. Ты отвернулся. Позволил своим предрассудкам, задвинувшим здравый смысл на задворки созвездий, взять верх над верой в наше «однажды». И я бессилен перед твоим мужеством попрощаться. Я, черт возьми, бессилен. «Say something, Iʼm giving up on you.» Но это ничего не значит. Что бы я ни думал, что бы ни чувствовал — это больше не имеет никакого смысла в момент, когда жирная точка эпично завершила создаваемую с таким трудом историю, а огромный крест перечеркнул вмиг всё, что когда-то связывало «нас». Это не я так решил, поэтому молчание — лучшая защита. Только если я молчу, глупо улыбаясь, — это не значит, что мне не больно. «Ведь протянуть руку в пустоту — значит надеяться, что к ней кто-то прикоснётся.» Темнота подобно пучине затягивает резко и быстро, не давая времени опомниться и понять, когда это случилось. Внутри что-то неприятно давит, а душа покорно идёт на дно, полностью поглощённая непроглядной тьмой. Но кто об этом знает? Никто. Поэтому это тоже не имеет никакого смысла, ведь зная, что в этой кромешной темноте есть ты, люди не спасают, а самовольно топят тебя в этом болоте, упрекая в том, что, идя на дно, ты бросаешь их. «Once we were made like towers everything couldʼve been ours.» Но ведь ты бы не бросил, если бы тебя спасли. Я бы не бросил, если бы спасли меня. Если бы поверили в меня, проявили хоть что-то похожее на необходимость, вместо того, чтобы требовать того, чего я не в силах дать. Я отдавал то, что был способен отдать без риска остаться ни с чем в случае потери, не понаслышке зная, что отдавать всего себя — самая грубая ошибка. Наверно, поэтому мне не так больно, как могло быть, — я всего лишь защищался, не подпуская к себе слишком близко и не раскрываясь полностью, чем самовольно породил сомнения окружающих. В этом моя вина, я всегда это признавал, но ведь это не означает ненужность — это всего лишь защита, которую никто не увидел. Знаешь, довольно странно осознавать, что теперь я стал тобой — тем самым Гарри, улыбка которого была словно солнце зимним днём — редкая, но невероятно прекрасная, — тем самым Гарри, который отталкивал от себя людей, стоило им перейти границу его пространства; Гарри, который поможет всем, кроме себя; тем самым Гарри, который просто боится потерять дорогих людей, едва успев обрести их. Я стал Гарри, который просто боится. Понимаешь, Хаз? Я стал тобой, а ты, черт возьми, мной — Луи, который наивно надеется, что сможет кого-то спасти, хотя сам нуждается в спасении. «Will you call me to tell me youʼre alright? Сause I worry about you the whole night» Мы поменялись местами, теперь на своей шкуре чувствуя, как тяжело было каждому из нас, но, увы, все равно разошлись в разные стороны. Сейчас мы сломаны и нам чертовски больно, однако мы никогда в этом не признаемся ни другим, ни тем более себе, предпочитая сваливать тяжелый груз вины на плечи друг друга, несмотря на то, что виноваты здесь оба. Сейчас мы — всего лишь две потухшие мечты, потерявшие веру в то, что наше «однажды» когда-нибудь наступит. А что если оно никогда не наступит? Что если чертова гордость и упрямство разрушит все окончательно, заставив наши образы постепенно исчезнуть из памяти? Забавно, однако, что одно слово может иметь столько смысла, но… Оно обязательно наступит. Ведь несмотря на всю боль, упрёки и скандалы, ты позвонишь мне сказать, что всё хорошо? Потому что всё действительно будет хорошо, верь в это. Я верю, честно-честно-честно. Потому что однажды, Гарри. © Луи.